Вестерн и Одзу — Ли Айзек Чун о «Минари»
Продолжаем говорить о «Минари». О своем детстве, любви к вестернам, работе с актерами и сделанных во время съемок открытиях о своей семье, «Сеансу» рассказывает режиссер фильма Ли Айзек Чун.
Насколько мы понимаем, фильм получился очень личным как для вас, так и для других актеров и членов съемочной группы. Как родилась идея «Минари»?
Моя семья переехала в Арканзас в начале 1980-х. Отец пару лет работал на птицефабрике: у него была мечта начать новую жизнь на просторах Америки. Думаю, на него в известной степени повлияли фильмы, действие которых разворачивается в Техасе или Оклахоме. Я вырос в этих условиях — тот период жизни был для меня во многом определяющим. Естественно, что, решив стать режиссером, я хотел вернуться к своему детскому опыту.
Пару лет назад, когда моей дочери было примерно столько же, сколько было мне, когда я стал жить на ферме, я стал видеть мир ее глазами. Я вспоминал не только себя в этом возрасте, но и своего папу. В то время он был моего возраста и пытался преуспеть на поприще фермера. Эти воспоминания навели меня на мысль рассказать семейную историю, показав ее с точки зрения маленького мальчика и отца. Я прочитал роман Уиллы Кэсер «Моя Антония» про мальчика, который переехал жить на ферму в штат Небраска. В интервью писательница сказала что-то вроде:
«Перестав восхищаться чужим и начав вспоминать свое, я начала жить по-настоящему».
Все это показалось мне очень близким. Меня восхищали другие режиссеры и их картины, но я не забывал о своем собственном опыте и хотел вплести эти воспоминания в канву фильма.
Я не собирался буквально воплощать на экране свои воспоминания.
Сценарий начался со зрительных образов, запомнившихся мне в том возрасте. Потихоньку стал проявляться контур истории, которая начинается с переезда семьи в Арканзас, а заканчивается в какой-то мере крахом их хозяйства. Но это не единственный итог: возле ручья вырос богатый урожай минари. Эта зелень растет повсюду в Азии, ее семена привезли с собой в Штаты иммигранты. В первый год минари погибает, на второй ― цветет, очищая почву и воду вокруг себя. Моя бабушка привезла из Кореи семена, которые были посажены возле ручья. Именно минари прижилась лучше всего и дала богатый урожай, в отличие от остальных растений на нашей ферме.
Тем не менее, собираясь снимать фильм, я меньше всего хотел увязнуть в подробностях, если вы понимаете, о чем я. Я не собирался буквально воплощать на экране свои воспоминания. Такая мемуарность в духе «Вот кто я такой» вызвала бы только отчуждение. Я хотел этого избежать.
Я думал о своем отце, о его стремлениях, когда он оказался в США, а также о судьбе других иммигрантов и фермеров, о том, что носит общечеловеческий характер. Вот в чем суть того, что я хотел достичь своим фильмом ― понять, что делает нас людьми, нащупать те самые связи.
Во время работы над сценарием я старался погрузиться в изучение всего, что казалось мне источником вдохновения.
Расскажите, чьей стилистикой вы вдохновлялись, придавая своим воспоминаниям кинематографическую форму?
Это своего рода коллаж из жизненного опыта, воспоминаний, книг и фильмов. Все это с трудом перерабатывалось мной, пока я работал над сценарием. В первую очередь, я добавил в фильм щепотку своих воспоминаний. С самого начала я понимал, что они станут важной частью проекта. Также я много читал Чехова. Мне нравится, как сюжет в его рассказах вновь и вновь возвращает читателя к элементу повествования, показанному в начале, важному не с точки зрения символики, а смысла истории.
Что касается фильмов, то главным режиссером для меня был Росселлини, чьи картины затрагивают тему духовных исканий. В то же время его герои твердо стоят на земле: пример тому ― «Стромболи, земля Божья» и «Путешествие в Италию». Во время работы над сценарием я старался погрузиться в изучение всего, что казалось мне источником вдохновения. Неудивительно, что так или иначе все это отразилось в фильме.
И в том числе в вестерны, которые смотрел ваш папа?
Да, я вложил в сценарий свою страсть к некоторым из американских вестернов.
«К востоку от рая» — потрясающая работа, которую я смотрел множество раз. Картины Джона Форда, фильмы вроде «Большой страны» и «Гиганта». Отец смотрел их еще в Корее, благодаря им он начал мечтать о переезде в США, поэтому я решил отдать им дань уважения.
Что касается визуального ряда картины, то мы с оператором Лакланом Милном стремились получить классическое широкоэкранное изображение пейзажей и героев фильма. Мы часто использовали название «американский („второй средний“) план». А во время интерьерных съемок мы ориентировались на семейные драмы вроде фильмов Ясудзиро Одзу, где больше уединенного пространства.
Как вы собирали съемочную группу, свой творческий коллектив?
Сначала я общался с продюсером Кристиной О. Мы созвонились по Skype — она в тот момент была в США, а я — в Южной Корее — но, несмотря на разницу во времени, работа шла быстро. В феврале 2019-го она присоединилась к проекту, который планировалось запустить в производство к июлю.
Сначала мы прошлись по сценарию. Будучи американкой корейского происхождения, выросшей в Аризоне, она прекрасно его поняла. С ней было легко. Я знал, что могу ей довериться, что она поймет, чего я хочу, рассказывая эту историю. Она познакомился меня с разными людьми, как монтажер Гарри Юн и художник-постановщик Ли Ён-ок. С кем-то из них она была знакома, с кем-то просто сотрудничала. Все оказались на своем месте во время работы над проектом.
Обстановка была не совсем такой, как в моем детстве, но что-то в ней удивительно напоминало мне о прошлом.
Ли Ён-ок совершила настоящее чудо, проведя работу над интерьером жилища героев фильма и найдя нужные вещи для него. В нашем распоряжении был дом на колесах с хранилища. Обычно их обдирают догола, выкидывая все старье, чтобы затем осовременить интерьер. Она прошлась по хранилищу, находя то тут, то там нужные ей вещи. Продавец не мог поверить, что ей может понадобиться чей-то старый ворсистый ковер и тому подобное.
Когда Ли подготовила съемочную площадку, я в первый же день прогулялся по ней. Открыв заднюю дверь, я ожидал увидеть внутри всех жителей нашей фермы. Ей удалось поймать дух среды, в которой я вырос. Обстановка была не совсем такой, как в моем детстве, но что-то в ней удивительно напоминало мне о прошлом.
Разумеется, фильм не удался бы без участия Лаклана Милна. В нашем распоряжении было всего 25 съемочных дней, и столь сжатый график нас во многом ограничивал. Так что Лаклану пришлось многое придумывать на ходу и импровизировать. То, что он успешно справился со всем, учитывая наши возможности — это просто чудо. Он помог мне обрести пространство для работы с актерами: я полностью ему доверился.
Музыка в фильме просто великолепна. Расскажите, как вам работалось с Эмилем Моссери.
Часть композиций Эмиль написал еще до начала съемок, что происходит нечасто. За пять дней до того, как начался съемочный процесс, он отправил мне письмо по электронной почте: «Вот пара набросков для тебя».
Я слушал их по дороге на съемочную площадку и не мог поверить, что это всего лишь наброски. Музыка была замечательной: я едва ли не ощутил себя посреди другой вселенной, слушая ее. В то же время мне показалось, что звучит саундтрек моей жизни. Это то самое чувство, когда ты слышишь музыку, которую всегда будешь мысленно связывать с собой. Именно его я и ощутил, и музыка была прекрасна. Тогда я понял, что она должна появиться в моем фильме.
Перед съемками я иногда включал ее для Лаклана. Она помогала найти нужный ритм и подход к съемке некоторых сцен. Можно считать, что фильмы был пронизан этой музыкой с самого начала.
Я впервые понял, как нелегко пришлось моему и его отцу в то время, когда мы были детьми.
Вам удалось собрать великолепный актерский состав. А Стивен Ян даже выступил в роли исполнительного продюсера.
Переговоры со Стивеном начались где-то в феврале 2019 года. С самого начала он продемонстрировал глубокое понимание главного героя, Джейкоба. Потребовалось некоторое время, чтобы переписать сценарий под актера.
Мы с самого начала были на одной волне друг с другом. К тому моменту, когда начался съемочный процесс, он уже вошел в роль Джейкоба: в нем была усталость от бытия и вместе с тем желание изменить этот уклад. Даже по тому, как он играет, чувствуется нелегкий удел его героя. Стивен передал эту подлинность другим актерам, особенно младшим. Он смог воплотить свой образ столь достоверно, что дети-актеры во многом обязаны ему своей великолепной игрой.
В фильме есть момент, где мы видим курящего сигарету Стивена и участок перед ним. Я впервые понял, как нелегко пришлось моему и его отцу в то время, когда мы были детьми. Все благодаря актерской игре Стивена.
Отношения между его героем и Моникой (Хан Е-ри) очень близкие, но в то же время напряженные — понятно почему.
С Е-ри я познакомился благодаря своему другу-продюсеру. Мы встретились с ней в Корее. Я сразу почувствовал, что роль ей подойдет. Она уникальная в своем роде актриса у себя на родине. Ею не движет тщеславие, она не работает ради славы, почестей и прочих искушений, которые предлагает киноиндустрия. Она настоящий артист.
Мы быстро наладили контакт. Ее неподдельная искренность и глубина хорошо передают характер Моники: снаружи она мила и нежна, насколько это возможно, но при этом ощущает ярость и расстройство, которые ищут выхода на протяжении фильма.
Я видел, как рождается нечто новое, незапланированное, то, чего я и представить себе не мог.
Бабушка Сунджа в исполнении Юн Ё-чжун, приехав из Кореи, усложняет семейные отношения еще больше.
Юн Ё-чжун просила меня не называть ее легендарной актрисой, ведь это подразумевает, что она старая, но я все-таки не могу сдержаться. Она потрясающая. Начиная со своего первого фильма, она задала новые стандарты актерской игры в Корее. Ее талант исключителен. Именно это и требовалось для роли Сунджи: исключительность, несоответствие представлениям о том, какой должна быть обычная иммигрантка, кореянка и бабушка. Она хотела быть самой собой, не укладываясь ни в какие рамки; в реальной жизни она точно такая же.
У нее было полно замечательных идей, которые я ждал с нетерпением, чтобы использовать в своем фильме. Смотреть на их с Дэвидом (Алан Ким) совместные сцены и актерское взаимодействие — одно из самых волнующих впечатлений для меня как для режиссера. Я видел, как рождается нечто новое, незапланированное, то, чего я и представить себе не мог. И это ее заслуга.
Съемки длились всего 25 дней, поэтому права на ошибку у нас не было.
Что насчет детей?
Ноэль и Алан… На прослушивании Ноэль вела себя очень естественно. Связавшись с ней и с ее мамой, я первым делом спросил, есть ли у нее младший брат. Она ответила «да». Я сказал ей, что сразу так и подумал, судя по ее манере общения. Похожим образом со мной разговаривала моя сестра, когда я был маленьким.
Меня потрясла одна из сцен с ее участием. В ней Энн обнаруживает, что бабушка Сунджа очнулась и что случилась какая-то беда. Это буквально написано на лице у Ноэль. Я смотрел за ее актерской игрой и думал о том, какой она выдающийся ребенок. Я обратился к ее матери:
«Не знаю, видели ли вы, как она только что сыграла, но это было потрясающе».
Несмотря на недостаточную подготовку, порой ей ничего не стоило показать нужные эмоции. Она сыграла замечательно, честно и достоверно.
Долгая счастливая жизнь — «Минари» Ли Айзека Чуна
Алан был самым младшим среди тех, кто записался на прослушивание. Я уже упоминал мою дочь, которой сейчас семь. Я подумал: «Алану семь лет. Мне и со своей-то дочерью тяжело справляться. Как же я буду снимать фильм с участием семилетнего ребенка?». Но, каждый раз возвращаясь к записи с прослушивания, я видел в нем Дэвида. Время от времени ― например, во время чистки зубов ― моя жена просила меня включить эту запись. Посмотрев, посмеявшись и сказав «здорово», она снова уходила в ванную.
Я понял, что этот парень особенный. В нем есть нечто столь притягательное, что заставляет смотреть на него. Мы пригласили его на прослушивание, и все сомнения насчет того, смогу ли я работать с семилетним актером, расселись. Он с самого начала показал себя профессионалом. Достаточно было «задать параметры» сцены и рассказать ему, что в ней происходит, как он тут же вживался в роль так, что любой актер мог бы ему позавидовать. И так каждый раз. Из-за возраста его рабочее время было ограничено шестью часами в день. Съемки длились всего 25 дней, поэтому права на ошибку у нас не было. И он нас не подвел. Чудо, а не ребенок.
Перевод Руслана Ахметова
Читайте также
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»
-
«Нужен был нереальный реализм» — Тина Баркалая о «Сказках Гофмана»
-
Сесиль де Франс: «Сниматься — настоящий подарок судьбы»
-
«Я хотел понять свое поколение» — Иван Власов о фильме «Дивный мир»
-
«Одинокий Джокер на Голливудском бульваре» — Влад Козлов о фильме «Немая жизнь»