Сочной календулы гроздья душистые


Называть ноготки «цветами календулы» — все равно что называть деньги «кредитными билетами Госбанка»: это красиво, аристократично и, наверное, свидетельствует о привычке щедро транжирить время. Времени у ничем не занятых героев фильма действительно много.

Как всякое перенаселенное женщинами эстетическое пространство, фильм Сергея Снежкина томителен, нервозен, наполнен готовыми в любой момент прорваться слезами и криками.
В этом душном, как парилка, женском мире мужчинам, тем не менее, зябко и неуютно.
В первых же кадрах существо мужского пола трусит в утреннем полумраке по сонному дачному пейзажу в поисках согревающего алкоголя. Это Билли Бонс — приживал в доме Протасовых
и сожитель Серафимы, согреться в постели у которой этим рассветом ему не удастся: он будет сварливо изгнан, и скандальчик в спальне станет репетицией утреннего скандала в столовой с участием всех главных персонажей.

Обозначенные в заглавии цветы материализуются, когда Билли Бонс преподносит
их хозяйке дома в день ее рождения, во время неудачной попытки позавтракать дружной семьей. Вполне логично было бы услышать от него при этом монолог вроде: «В прежнее время, лет сорок-пятьдесят назад, календулу сушили, мочили, мариновали, настойки варили и, бывало, сушеную календулу возами отправляли в Москву и в Харьков. Денег было! Способ тогда знали…» Теперь денег нет. Способов заготовлять календулу и добывать средства к существованию дачные жительницы не знают, отчего все время пребывают в несколько взвинченном состоянии. Хотя нет никакой уверенности, что это главная
и единствен­ная причина. И совсем не носталь­гией и не проблемой экзистенциального выбора — меняться вместе с временами или стоять насмерть — движется сюжет. Женщины вообще меняться не способны, и не их это дело — такой вывод подразумевают «Цветы календулы».

Женщины берут не количеством.
Это только кажется поначалу, что их в коммунальном будуаре больше. Мужчины постепенно прибывают по ходу дела,
и количественно в итоге выходит поровну.
К двум приживалам-наложникам прибав­ляются двое покупателей дачи — наложников потенциальных. Как легко засосет это болото и уверенный в себе пришелец из мужского, денежного, сытого мира превратится
в зависимого и жалкого сожителя, Снежкин не показывает, очевидно, просто чтобы
не пристраивать к сюжету ненужный мезонин. Ведь и так ясно, что любой, задержавшийся здесь дольше некоего критического срока, обречен — достаточно услышать русалочий хохот обитательниц дачи, собак на сене,
которые обсуждают гипотетическое расставание со своей конурой как проблему сугубо теоретическую.

Мужчины, даже во плоти и крови, разобщены и разрознены, их не связывают ни родственные узы, ни общие цели, ни соперничество — они приходят и уходят. Женщины остаются и пребывают вовеки, они одно целое, одна семья, да в сущности — реинкарнации
одной идеи.

Пытаясь рассмотреть проблему «женщина и ее недвижимость» с разных сторон, Снежкин словно бы клонировал Раневскую в пяти экземплярах разного возраста и масти, зато одного истерично-эгоистического темперамента. В бане, истопленной крадеными дровами, Раневская-4 подговаривает Раневскую-3 и Раневскую-5 избавиться от Раневской-1 и поделить барыши
от продажи дома. Раневская-2 недолюбливает Раневскую-3 за то, что к ней ушел ее бывший любовник. Четыре младших клона совершают периодически дружные облавы на Раневскую-1, порывающуюся доехать до города и оформить злополучную дарственную на дом. А поймав, наряжаются в драгоценные костюмы музейной красоты и устраивают для бабушки представление, неизбежно кончающееся ссорами, истериками, инсультами.

Финал фильма совершенно чеховский: «Если в первом акте у кого-то в кармане мобильник, то в третьем он должен зазвонить». Нежданные гости-покупатели, оказывается, ошиблись дачей, их весь день ждут в другом месте, и, стало быть, они спасены.

Последует еще и эпилог, в котором младшенькая красотка выйдет на крылечко в валенках и тонком платье и присядет с книжкой на коленях. А с облупленной стены дома будут свисать три засохших венка, в которых сестры репетировали свои «инсталляции». И станет совсем ясно, что девушки в цвету обречены превратиться в сморщенный гербарий, что никуда они не уедут, ничего не продадут, никого не погубят.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: