Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
В российских кинотеатрах — венгерская анимационная антиутопия из программы берлинского конкурса Encounters. О мире, где Будапешт — точнее, Пешт — накрыт белым куполом, людях, из которых растут деревья, и этических вопросах, которые порождают эти картины, пишет Юрий Михайлин.
В 2123 году Земля пережила катаклизм, в результате которого погибли все растения и животные, а почва потеряла способность что-либо рождать. Выжило лишь небольшое количество людей (по крайней мере, два города в Венгрии; про остальной мир неизвестно). Продлить дни угасающему человечеству призвана жесткая дисциплина и оригинальное изобретение гениального ученого — через 18000 дней после рождения (это примерно 50 лет) каждому жителю этого мира должны быть имплантированы семена, для которых тело станет питательной средой, породив гибридные деревья — источник пищи.
До пятидесяти твое тело принадлежит тебе и питается чем-то, приготовленным из пожилых сограждан, то есть, общество приучает себя к опосредованному каннибализму. Жители города под пластиковым куполом почти привыкли к сложившемуся положению вещей, тем, кто не привык — помогут психологи. Такие, как главный герой Стефан, который помогает пережить утрату тем, чьи близкие отправились на имплантацию, а затем на плантацию. Он убеждает людей в необходимости жертвы — ведь либо так, либо человечество погибнет. Пока однажды стать деревом не решает его жена Нора — ей за тридцать, еще жить и жить, но после смерти их общего сына сил на это не осталось. Нора уезжает на плантацию, а Стефан отправляется ее спасать.
Если ритуализировать убийство, его перестанут воспринимать как преступление
Режиссеры Тибор Баноцки и Шаролта Сабо рассказывают, что хотели показать нечто провокационное и даже «быть по отношению к зрителю в некотором смысле жестокими», чтобы поговорить о проблемах экологии, месте человека в мире и теме жертвы.
«С самого начала работы нашей основной концепцией был вопрос о смысле жизни на Земле и о том, является ли форма жизни homo sapiens высшей. Что, если в будущем нашей главной целью станет сохранение любого вида жизни на этой планете, из-за чего придется отодвинуть на второй план себя и свое человеческое выживание?»
Баноцки и Сабо предлагают мысленный эксперимент, результат которого для них очевиден: если лишить людей пищи, они будут убивать и есть друг друга. Те, кто задавались вопросами этического характера, в мире фильма уже вымерли.
Нужно ли такому виду продолжать свое существование или будет лучше, если на Земле останутся только деревья?
Смысл метафоры общественного устройства сколь прямолинеен, столь и размыт: то ли это критика мечты о социальном равенстве и справедливости, то ли, наоборот, форм эксплуатации. Разговор об экологии даже не начинается — о причинах катастрофы в фильме ни слова. Более того, оказывается, что и само пластиковое небо, давшее фильму название, не так уж и нужно — за пределами города герои живут, дышат, мокнут под дождем без особого вреда.
Люди в этом мире абсолютно покорны, и, кажется, в этом есть своя социальная правда: если рутинизировать, ритуализировать убийство, придать ему цивилизованный вид, объясняя необходимостью самопожертвования, его перестанут воспринимать как преступление.
Из описанного вытекает вопрос: нужно ли такому виду продолжать свое существование или будет лучше, если на Земле останутся только деревья? Для Баноцки и Сабо ответ кажется предрешенным.
Но история Норы и Стефана — о другом. Главное в ней — тяжелая депрессия, в которой пребывает Нора и которую отказывается замечать Стефан. Если смотреть на «Белое пластиковое небо» под этим углом, социально-экологический фон отойдет на второй план. Главным окажется личный апокалипсис: смерть ребенка и распад семьи от невозможности пережить горе. Антиутопия здесь — условная декорация, в которой разыгрывается семейная драма, а нарисованный мир посткатастрофы — Земля, где вымерло все живое, — проекция внутреннего ландшафта героев.
Их нет, а мы есть
Происходящее действительно похоже на сон или какой-то трип. Около трети фильма Нора, в чье сердце новая технология заронила семена новой жизни, пребывает в забытьи, пограничном состоянии сознания. Сновидческим кажется и несколько условный сюжет, где второстепенные герои появляются как бы из ниоткуда, чтобы тут же навсегда исчезнуть. Детально проработанные трехмерные фоны и фактуры делают мерцающих ротоскопированных героев как бы не до конца существующими. Персонажи отделены от пространства, как голограммы.
Самая впечатляющая часть этого сна — путешествие по пустынному, мертвому городу. Любование картинами разрушения порождает странную эмоцию, но это именно эмоция, она противостоит апатии, пробуждает в героях чувства и делает почти невозможное: возвращает Норе желание жить. Обнявшиеся на кровати скелет и дерево, детские игрушки на песке, тени умерших заставляют сердце Норы снова биться и рождают острое переживание: их нет, а мы есть.
В финале личная и социальная истории снова переплетаются. Вернувшееся желание жить оказывается несовместимым с существованием остальных. Мы не знаем, почему человечество в фильме оказалось на грани выживания. Но знаем, что любовь этот мир уже точно не спасет.
Читайте также
-
Молчание вещей — «Пришелец» Ивана Соснина
-
Мой друг Фридрих Эрмлер — «Улыбнись!» Марианны Киреевой
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли