Дух озорства — Голос и роли Надежды Румянцевой
Сегодня мы отмечаем 90-летие со дня рождения Надежды Румянцевой. О присущем актрисе духе озорства, ее работе в дубляже и на телевидении рассказывает Алексей Васильев.
Веселым духом детской непосредственности — вот кем была Надежда Румянцева в советском медиапространстве. Причем, именно — духом. И так крохотная, как эльф, в телеэфире она часто становилась вовсе бесплотной, одалживая свой голос мультяшным героям и заграничным кинодивам. Когда именно ее голосом начинали говорить то резиновая Мартышка, то обученная танцевать на канате грубиянка Гита из Бомбея, то миниатюрная японка, столкнувшаяся в озере Тан с кровожадным динозавром, или пошедшая грабить музей Одри Хепберн, в наших глазах они становились словно одержимыми. Дух Румянцевой плясал в этих кинообразах сильнее, чем, собственно, дух игравших те роли знаменитых актрис. Дух озорства и страшного любопытства — в язычках пламени интонаций то изумленных, то азартных, то ехидно насмешливых, задиристых, а то откровенно озадаченных, ребяческих.
Она не просто дарила русский голос артисткам со всего света — она была нашим проводником в их незнакомый мир.
«Кроликовые коньки?!» Не будь этих кроликовых коньков, вряд ли старейший наш дубляжный цех киностудии имени Горького получил рекордный и небывалый за всю свою на тот момент четвертьвековую практику поток зрительских писем — после выхода «Зиты и Гиты»: об этом рассказал режиссер дубляжа этой картины Георгий Шепотинник своему сыну, замечательному киноведу, а тот уже — нам. И письма были под стать Румянцевой: они тоже выспрашивали, допытывались и изумлялись.
Не случайно эти три таких разных фильма — «Зиту и Гиту», «Легенду о динозавре» и «Как украсть миллион» — у нас обожали дети, и они вошли в такую же детскую классику проката и телеэфира, как и мультики из серии «38 попугаев», над которыми тоже трудилась Румянцева. Она не просто дарила русский голос артисткам со всего света — она была нашим проводником в их незнакомый мир, вместе с нами выпытывала у них и у всех, кто попадался их героиням на пути, о жутких тайнах Японии, пестром укладе Индии, артистичной атмосфере Парижа.
Быть проводником в 1970-80-х годах было и ее прямой профессиональной задачей: ее главной и постоянной работой была работа ведущей детской телепередачи «Будильник», ради которой хронически не высыпающиеся школьники и в воскресенье подрывались к телевизору в 9.30 утра. Она не только доставала из барабана своего мультлото персонажей, с которыми мы так и остались неразлучны, вроде Пластилиновой вороны. В гости к ней приходили звезды первой величины: от Рины Зеленой, которой весьма почтенный возраст как будто позволял уже манкировать встречами с детьми, до Аллы Пугачевой, когда та была на пике своей формы и во взрослых-то программах объявлялась с великой неохотой.
Румянцева прекрасно знала, что чудеса заразительности в актерской работе, в кино, в представлении — это именно чудеса, а не идеи.
Некоторые устраивали в передаче у Румянцевой целый бенефис, совсем как у взрослых, соразмерный мюзиклам вроде «Оливер!» — как это сделала Ирина Муравьева именно в тот свой период, когда после «Москва слезам не верит» и «Карнавала» круче нее кинодивы не было. Звезды знали: только у Румянцевой они столкнутся с неподдельным любопытством по отношению к своей персоне. И ее восторг и жажда узнать — «Как вы это делаете?» — имеет куда больше общего с эфемерной, неуловимой и праздничной сутью творчества, чем дежурные расспросы «Кинопанорамы» про «как вам пришла эта идея?» и творческую кухню.
Румянцева прекрасно знала, что чудеса заразительности в актерской работе, в кино, в представлении — это именно чудеса, а не идеи, потому что до прихода на телевидение 8 лет сама была кинозвездой, чьи фильмы собирали поразительно стабильную аудиторию: их сборы совпадают с погрешностью на миллион, каждый собирал порядка 35 миллионов зрителей. Травести были и до нее: хотя бы Янина Жеймо, да и играя свою первую главную роль в комедии «Неподдающиеся» (1959) она параллельно дублировала почти идентичный образ эдакой заводной кнопки-заводской девчонки, созданный венгеркой Мари Тёрёчик в фильме «Сорванец». Но в «Неподдающихся» Румянцева принесла свою особую тему — тему повышенной отвлекаемости, так характерной именно для детей — или очень, бездонно счастливых людей. Там есть сцена в городском парке, где ее героиню угораздило назначить свидание сразу обоим лоботрясам, над которыми она взяла шефство с целью перевоспитания, так еще и пообещала в этот же час быть у бассейна, где соревнуется в прыжках в воду ее ухажер. День безнадежно испорчен, ухажер обижен, и любовь, и комсомольское задание — насмарку, она плетется меж двух лоботрясов, а те заводят симпатичную песенку про дружбу, и песенка настолько хороша и приставуча, что ко второму припеву на лице Румянцевой буквально вспыхивает солнце — и она подпевает друзьям, берет их под руки, в одночасье забыв обо всех бедах.
Этот детский дух во взрослом существе помогает горы свернуть — или, во-всяком случае, превратить запущенную украинскую бензоколонку в цветущий сад культуры и отдыха.
Этот талант мгновенно переключаться, в зависимости от того, что подкидывает жизнь здесь и сейчас — именно румянцевский талант, ее ноу-хау, оказавшееся таким незаменимым в качестве телеведущей и артистки дубляжа, где интонациями нужно управлять зрительским интересом к диалогу. В «Девчатах» (1961) она показала, как по-ребячески может приходить восторг любви: от любви она пляшет лезгинку и прыгает на кровати, так что совершенно уместен вопрос: «Пятерку, что ль, получила?» Разумеется, этот детский дух во взрослом существе помогает горы свернуть — или, во-всяком случае, превратить запущенную украинскую бензоколонку в цветущий сад культуры и отдыха — как в фильме «Королева бензоколонки» (1962). Наверное, именно проезд ее героини по трассе на «кроликовых коньках» надоумил Шепотинника взять ее на голос Гиты-Хемы Малини. Тем более, что в аварии там участвует автобус-кинопередвижка с рекламой знаменитого индийского фильма «Бродяга».
В 1960-х такие автобусы курсировали по неоснащенным стационарной киноустановкой хуторам, аулам и чабанским стойбищам. На борту был 16-миллиметровый киноаппарат и одна-единственная копия, которую пару недель водитель развозил по кругу. Потом копию меняли. «Ха-ха-ха, и это вы называете искусством?» — издевается над водителем Румянцева, тыча в рекламу «Бродяги». Водитель в нее влюбляется и возвращается в отмытом автобусе, уже с фильмом «Очарован тобой». Была у Отто Премингера такая музыкальная мелодрама в 1936 году, весьма у нас популярная. Выхолощенная, стерильно-чистоплотная «фоксовская» картинка этой ленты была авторам нарядной и ускользающей от всякого жизнеподобия украинской комедии явно милее «Бродяги», где мелодрама была помещена в совершенно неорелистический, узнаваемый мир бомбейских трущоб и злачных мест. За это они получили от критиков, и на место начинавшей превращаться в штамповку добродушной комедии об энтузиастке, облагораживающей советскую действительность, в репертуар Румянцевой встала сатира, — классическая («Женитьба Бальзаминова», 1964) и современная, из жизни химчисток, спекулянток и мещан Садового кольца («Легкая жизнь», 1964). Но и та, после первых успехов, скоро выродилась в унылый штамп вроде «Черта с портфелем» (1966), и в 1967 году Румянцева исполняет свою последнюю главную кинороль в «Крепком орешке».
Она стала голосом, бесплотным духом, который так любила детвора эпохи застоя.
Это была уже не сатира, а комедия абсурда, в том дерганом, выпукло-трюковом стиле, который в те годы сделал блюдом дня Ричард Лестер, снимавший ленты с «Битлз». На фильм пришли все те же 35 миллионов зрителей, но пресса неистовствовала куда больше, чем после «Бензоколонки» — дело в том, что абсурдный дурдом разыгрывался на материале Великой Отечественной войны. Был фактор и более роковой для дальнейшей травести-карьеры Румянцевой: в фильме она была наряжена в кепку постреленка и играла какие-то перевернутые секс-шарады с Виталием Соломиным (тот был наряжен в старуху), но уже было очень видно, что постреленку годков будет где-то под 40.
И тогда дубляж, прежде бывший для Румянцевой случайным приработком, становится ее постоянной статьей дохода. После работы над образом похожей на нее по энергетике Джулии Эндрюс в трехчасовом мюзикле «Звуки музыки» Румянцева обретает ту самую автономность своего удивительного голоса, которая прежде не была так выражена. Первой ролью, где можно насладиться этим богатством интонирования, стал белорусский телемюзикл «Факир на час» (1971). Все эти тогдашние пальтишки-мини и короткие пышные морковные волосы — стиль, послом которого стала в тогдашнем кино Марлен Жобер — страшно шли Румянцевой. Но все же, когда ее героиня бродила в роще под песню о том, что лучшая пора нашей жизни — это та, что мы проводим в ожидании любви, с ее внешним обликом резонировали не слова, а бордовые листья поздней осени. Тогда она и стала голосом, бесплотным духом, который так любила детвора эпохи застоя.
Уж на излете застоя она вернулась в роли из репертуара прежних лет. В «Женатом холостяке» она сыграла председательницу месткома автобазы, которой дано задание искоренить холостячество шоферов. В итоге ее предприимчивость приводят к тому, что холостяцкая жизнь кончается для нее самой — она знакомится с шофером швейной фабрики, на девчонках которой она задумала переженить своих водителей. В пору, когда застой стал зябким, дефицит сковал радость жизни, и генсеки мерли как мухи, режиссер Владимир Роговой решил просто дать зрителю забыться с соской старого-привычного в губах. Само название и сюжетный лейтмотив были позаимствованы из норвежской кинокомедии, с большим успехом шедшей у нас в начале 1960-х.
Фильм был наполнен пройденным советской комедии: в автобусе распевала песни старуха Мурзаева — привет от послевоенной комедии, а Румянцева была делегирована в этот винегрет из лучших времен от хрущевских комедий лирического энтузиазма. И Роговой не прогадал. Фильм вышел в 1983 году, когда акции советского кино бешено упали, но — вот загадка! — он и в те времена прошел все с тем же «румянцевским» результатом в 35 миллионов зрителей. Похоже, как ни менялись времена, у этого непосредственного эльфа всегда сохранялась своя зрительская квота. И если в любые времена в нашей стране насчитывается 35 миллионов человек с душою ребенка, значит, есть надежда, что, видимо, с нами и впрямь, как пели в «Двух бойцах», «ничего не случится».
