Красный нуар Голливуда: Роберт Таскер
Заметка о Таскере в New York Post от 18 января 1939 года.
Первую ячейку Компартии создали в Голливуде — не ранее 1934 года — три мужчины и одна женщина. Поскольку женщина сумела ускользнуть от черных списков, мужчины считали своим долгом хранить ее имя в тайне. Мужчинами же были сценаристы Джон Брайт, Сэмюэл Орниц и Роберт Таскер. Биография каждого из них замечательна, но история Таскера слишком невероятна, чтобы быть вымыслом.
Внук проповедника и сын банкира-пуританина порвал со своей семьей и своим классом после самоубийства матери. Работая коридорным в сан-францисском отеле, оказался (сентябрь 1921) свидетелем вечеринки, устроенной звездным комиком Роско «Фатти» Арбаклем и завершившейся гибелью актрисы Вирджинии Рапп: в убийстве обвинили Фатти.
В 1924-м, в день Святого Валентина, 20-летний Таскер сам стал звездой криминальной хроники, получив срок «от 5 до 25 лет» за налет на ночной клуб, в наши дни, несомненно, объявленный бы хеппенингом. Взойдя на сцену заведения, Таскер, надевший по случаю смокинг, поигрывая незаряженным револьвером, предложил клиентам сложить ценности в узел из скатерти. Добычу он отдал негритянскому джаз-банду: «Цветных и так обижают все, кому не лень».
Полицию он поджидал, безмятежно покуривая на ступенях клуба.
Есть мнение, что в тюрьму он стремился, чтобы досадить отцу. А, может быть, он просто нуждался в свободном времени для литературных занятий. Срок он тянул в Сан-Квентине. «Сан-Квентин» — называется его самый знаменитый сценарий (1937). Оттуда он отправил великому ловцу талантов Менкену, миновав — не спрашивайте, как — пенитенциарную цензуру, свои первые рассказы. «Не стесняйтесь называть меня, как угодно: вором, головорезом, разбойником. Мне все равно». Менкен опубликовал в 1927 году рассказы в The American Mercury. Чек, выписанный издателем, Таскер отослал отцу.
Хамфри Богарт в фильме «Сан-Квентин» по сценарию Таскера. Его персонажа зовут Красный.
Он издавал в тюрьме газету и затеял литературный конкурс. Вскоре казенный дом трясло в творческой лихорадке: 400 товарищей по несчастью возомнили себя писателями. Дело кончилось тем, что в 1930-м начальник тюрьмы запретил заключенным отсылать рукописи в издательства и редакции: «Мы не ваши литературные агенты».
В 1929-ом Менкен помог освобождению Таскера под честное слово. Самая знаменитая и опытная сценаристка Голливуда, бывший фронтовой корреспондент Фрэнсис Мэрион взяла его в любовники, ученики и «негры»: за их совместный труд — тюремную драму «Казенный дом» (1930), поставленную ее мужем Джорджем Хиллом — Мэрион получила «Оскар».
Вскоре студии оценили и самого Таскера: в 1932-1942 годах он работал на 15 фильмах. Его друзьями и соавторами стали Орниц и Брайт, с которым Таскера объединила ненависть к правопорядку, страсть к игре и всему мексиканскому: прежде всего, к мексиканкам.
Самый знаменитый фильм дуэта Таскер-Орниц — «Адское шоссе» (Роулэнд Браун, 1932) по мотивам реальной трагедии — гибели заключенного, задохнувшегося в карцере флоридской тюрьмы. Но «Шоссе» стушевалось в тени вышедшего двумя месяцами позже фильма «Я — беглый каторжник», заметно уступавшего «Шоссе» в реалистичности и пессимизме.
Однажды продюсер Бен Шульберг поручил Таскеру и Брайту написать сценарий во славу агентства Пинкертона. Создателя частной машины террора на службе фабрикантов Брайт ненавидел как коммунист, а Таскер — вдвойне: как коммунист и уголовник. Ни переступать через себя, ни рвать контракт не пришлось. Шульберг получил письмо от некой женщины: дескать, агенты Пинкертона убили ее невинного мужа; если фильм выйдет, кровь несчастного падет на голову Шульберга. Богобоязненный Бен аннулировал проект. Письмо сочинили, естественно, Брайт и Таскер.
Тюремный опыт иногда диссонировал с красной идеей. В 1939-ом губернатором Калифорнии стал демократ Олсон. В обмен на поддержку профсоюзов, он помиловал легендарного профсоюзника Тома Муни, отсидевшего 23 года по обвинению в организации кровавого взрыва на патриотическом параде в Сан-Франциско. Перед тюрьмой Муни поджидали шоферы-волонтеры — Брайт и Таскер, сосед Муни по Сан-Квентину. Брайт вспоминал: «Мы все время ругались из-за Муни. Для меня он был таким же символом, как Сакко и Ванцетти. А Боб говорил: „Он сукин сын, гребаная примадонна, полуобразованная знаменитость, нахватался марксистских фраз и относится к себе как к реальному мученику. Братва ненавидит его“. Они ненавидели Муни не потому, что он — политический. Политические были аристократией Сан-Квентина, но Муни преподносил себя как кинозвезду. Все, что Боб говорил, оказалось правдой. Муни был натуральным гондоном. Он всех оскорблял. Когда он встречал какую-нибудь кинозвезду, он говорил: „Ты кто, вообще, такой? Я не хожу в кино. Это все кусок говна“. Мы с Бобом написали секретный рапорт в нью-йоркскую штаб-квартиру [партии], предложив держать Муни туго спеленутым, и они так и сделали. А совсем скоро он умер».
Том Муни, также известный как «заключенный номер 31921».
Вскоре Шульберг выгнал обоих. По скучной версии, они пали жертвой малой «красной паники». По легендарной, принесли Шульбергу сценарий о старческой страсти, перипетии которого копировали роман Бена и актрисы Сильвии Сидни. Поступок восхитительно бессмысленный, но в духе соавторов.
Таскер уехал в 1942-м в Мексику, кажется, с помощью Нельсона Рокфеллера, «культурного посла» Рузвельта в Латинской Америке. Местные студии были ему счастливы, он начал сценарий о гибели танкера «Порфирио Ларедо», торпедированного нацистами. Но перед отъездом произнес пророческие слова: «Я должен был покончить с собой в Сан-Квентине».
В Мексике он сполна оправдал характеристику, данную ему Джимом Тьюлли, модным писателем с тюремным прошлым: «шейх в представлении девушек из высшего общества и стенографисток». Вскоре Таскер уже жил в особняке в фешенебельном столичном районе Чапультепек с внучкой экс-президента Коста-Рики. Но узнал, что жена изменяет ему с сыном шефа полиции, и тут взыграла паранойя старого зека, помноженная на воображение: он вообразил, что любовники готовят провокацию, чтобы сгноить его в тюрьме. 7 декабря 1944-го Таскер запил текилой смертельную дозу секонала.
