Канны-2022 — «Алые паруса» Пьетро Марчелло
«Алые паруса» уже в российских кинотеатрах. О новом фильме Пьетро Марчелло, прежде известном под названиями «Полет» и «Скарлет», пишет Вероника Хлебникова.
Я не могу допустить, чтобы при мне торчали из рук гвозди и текла кровь. Я этого не хочу.
Александр Грин. «Алые паруса»
Пьетро Марчелло сделал невозможное. В сущности весь характер сочинений Грина выражен в словах Ассоль, сказанных угольщику: «Ты, верно, когда наваливаешь углем корзину, то думаешь, что она зацветет». «Полет», вольный пересказ «Алых парусов», насколько это реально, переносит на экран чувство процветшего угля, самой возможности такого поворота. Он груб и тонок одновременно. Он нелеп и чудесен. Это суть поэтики фильма Марчелло. Пение в пруду, сверкание лягушки, ракушки для умершей матери, дырявые на просвет листья, летучий зонтик тополиного пуха, снятый, как неопознанный летающий объект, горчичное зерно 16 миллиметровой пленки и особенная интенсивность оттенков цвета, то густого, как киноварь, то рассеянного и пустынного, как высохшие после долгих слез глаза.
Фильм Марчелло жалит и лелеет, он родился с живой душой.
Теперь все начинается в те же годы, когда Грин писал «Алые паруса», в годы Первой Мировой войны и после. Это эра воздухоплавания, и Лонгрен, которого теперь зовут Рафаэлем, не успевает за эволюцией игрушек. Дети нового века внимают электричеству.
На полях фильма идут солдаты Первой мировой, в подкрашенной хронике к своим делам возвращаются люди, возвращаются птицы. Всем так долго не хватало мира, что его полнота вдруг просияет с особенной силой. Пустота, которую пережила земля, снова заполняется, рана еще может зарасти. Рафаэль потерял жену, но растет дочка Жюльетта. Чувство утраты для них обоих только подчеркивает силу и реальность того, что вызывает боль потери. Красота вездесуща, поскольку ее остро не хватает. Любовь рулит, раз уж мы так тоскуем по ней. А потом настанет время возвращения «Ласточки» Луизы Мишель, поэта, носившей мужские костюмы, и тоски по другим берегам, по непознанному и недостижимому, то есть самому могущественному, что может ранить отсутствием.
Écoute, je voudrais m’en aller avec toi,
Bien loin, bien loin d’ici, vers d’immenses rivages,
Vers de grands rochers nus, des grèves, des déserts,
Dans l’inconnu muet, ou bien vers d’autres âges,
Vers les astres errants qui roulent dans les airs.
Ассоль, ставшей в фильме Жюльеттой, неймется, ей бы в небо, далеко, далече и еще дальше, к голым скалам, пустыням, в иные века. В сущности, ей нужен не Грэй (он теперь не капитан «Секрета», но хлебниковский летчик), а его самолет. На мгновение летательный аппарат в высокой траве под ее управлением оживет, задвигает подкрылками, вздрогнет, зашевелится, не как функциональный аппарат, а как живое существо, металлический кузнечик, обэриутский оркестр неизведанных ощущений.
На последней странице «Алых парусов» счастливо женившийся на Ассоль капитан Грэй спрашивает Летику, как ему пришлось вино на свадьбе. И тот говорит: «Как улей и сад». Фильм Марчелло жалит и лелеет, он родился с живой душой. Значимость грубой и бедной красоты мира, так изумительно пойманной в «Мартине Идене» между игровой съемкой и архивной коллекцией, переходит в новое качество.
