#Cannes2019 — Пьянство, Тарантино и полиция
«Двухнедельник режиссеров»: там показали единственный фильм с логотипом Netflix. Из зала даже послышался крик «буу!» и смех. Пост-мета-критика в действии. Бабака Анвари после псевдоиранского хоррора «В тени» назначили перспективным, и вот его захватил стриминг-гигант. Это очень грустно. «Раны» вроде должен были быть дельным фильмом — в конце концов, это история про ночного бармена, для которого каждый день — праздник с риском для жизни — но, увы, этого не случилось. Бармена играет Арми Хаммер, а его девушку-миллениала Дакота Джонсон. По дому этой условно счастливой (порно)пары разбросаны пророчества грядущей катастрофы: на столе томик Кафки, на стенах плакат «Фотоувеличения» и картины с тараканами, в ноутбуке Дакоты — дипломная работа про «Полых людей» Т.С. Элиота. (Эпиграф у Анвари из Джозефа Конрада — такой вот получается «Апокалипсис» в баре). От самого фильма разит телевизором: слишком громко, слишком недвусмысленно и мягко говоря тупо — хорошо бы смотреть после трудового дня, отрубаясь в кресле с банкой пива в руке.
Оригинал пропадает и находится: Кино между музеем и Netflix
Как и от большинства хоррор-фильмов Netflix (они реально ползут как тараканы) — ощущение такое, будто тебя хотят захватить в плен пришельцы, но что-то пока не учились толком писать диалоги, так что просто снимут с карточки десять евро. Наверно, был шанс превратить «Раны» в производственную драму о буднях бара или в фильм про кошмары алкоголизма — от него, и правда, несёт липким запойным потом — но Анвари этот шанс доблестно проигнорировал. Может, все-таки Фремо прав в своем отчаянном противостоянии со стримингом?
Невозможно переоценить просмотр с пленки: благородное мерцание проектора на скорости 24 кадра в секунду, мягкий фокус.
Сегодня после еще одного часа в очереди с чувством глубокого удовлетворения я опустил свой зад в кресло Гранд Театр Люмьер, чтобы подождать Квентина Тарантино последние полчаса. Господи, на что уходит жизнь? Смогут ли Терренс Малик и Любецки когда-нибудь объяснить нам это? Спустя три часа могу констатировать: все было не напрасно. Все слова уже сказаны, и если коротко, то Тарантино очень славный, ощутимо постаревший, скрипящий, как кожаное седло под Д’Артаньяном. Чистая аналоговая радость. Как письмо перьевой ручкой. В «Однажды… в Голливуде» представлены все тарантиновские обсессии и увлечения: есть женские ступни, каскадеры, вестерны и прочее. Иногда маэстро мельчит, грязнет в подробностях и деталях, как настоящий стопроцентный гик. Но есть ощущение, что этот фильм можно будет пересматривать и пересматривать. Невозможно переоценить так же просмотр с пленки: благородное мерцание проектора на скорости 24 кадра в секунду, мягкий фокус. Для Тарантино как человека из видеопроката кино всегда было утопическим пространством, миром, где всё возможно, и вот после «Однажды… в Голливуде» кинореальность окончательно и безнадежно превратилась в чистую сказку. Собственно так сказки по-английски и начинаются: Once upon a time…
Вместо конкурсного Ксавье Долана свернул на «Особый взгляд» — там было «Лето в Чанша» (Summer Of Changsha), детективный дебют про депрессивных китайцев (главного героя убедительно играет сам режиссер Тцу Фень). Довольно терпимая картина первые полтора часа, пока печальные работники уголовного розыска ищут убийцу-расчленителя, и довольно невыносимая после того, как преступника находят, а закончить режиссер никак не может. И зритель страдает вместе с героями. Впрочем, бытовой детектив вносит приятное разнообразие в жанровую палитру фестиваля. Незаметно для себя картина работает на продвижение позитивного облика Китайской Народной республики, несмотря на драматическую тематику. Все герои без исключения ездят на автомобилях представительского класса и живут в неброских, но благоустроенных квартирах.
И, наконец, Арно Деплешен, который много обещает, но мало дает. Реальная история хладнокровного убийства пожилой соседки двумя пролетарскими барышнями в депрессивном Рубе могла бы стать для режиссера шансом подумать о природе зла, и он подумал — в тех категориях, к которым привык. Фильм «Рубе, свет» — двухчасовой допрос подозреваемых (Лея Сейду и Сара Форсетье) отличником боевой и политической капитаном Даудом. Плюс, конечно, пространный пролог и эпилог — не ладно что-то во Французской республике. Международное название картины — Oh, mercy! «Пощады!» — так, с мольбой, она обращается к англоязычной критике. Сам режиссер при этом пленных не берет: он устилает весь фильм тошнотворной музыкальной дорожкой, обильно монтирует (в основном восьмерками, отчего не по-детски укачивает), и обрекает своего положительного детектива нести такое, что уши сворачиваются в тальятелле. Его аналитика оскорбительна не только для ума, но и для сердца: одной подследственной он говорит, что она стала преступницей, потому что была слишком красива в детстве и привыкла, что все ей потакают, а —мир— другой; второй — что она уродлива, и потому ей просто не хватало любви. Образ полицейского эта монументальная банальщина психологических трактовок едва ли улучшает. Закрыв дело, комиссар отправляется просаживать жалованье на ипподром.
