Роттердам-2020: «Бабай» Артема Айсагалиева
В Роттердамской программе Bright Future показали фильм «Бабай» москвича Артема Айсагалиева, выпускника режиссерского курса Калифорнийского института искусств. О плюсах и минусах этой дебютной картины про детские травмы пишет Ксения Ильина.
В начале были звуки: чавкание, шебуршание, окрики на фоне темного экрана. Потом — слова: на экране высвечивается словарное определение «Бабая». Затем появятся будто вырванные из ниоткуда плечи, кисти, подбородок; послышится частое всхлипывание, эти вроде как фоновые, но на самом деле смыслообразующие звуки будут со зрителем до конца фильма. Дебютная лента Артема Айсагалиева «Бабай» — формально про героя страшилки из детства, а шире — про все детские страхи и ту неопределенность, которую дети принимают как должное, за чистую монету.
Происходящее на экране не получается собрать в цельную историю, но постепенно оно вызывает сосущее, клаустрафобское по своему ощущению беспокойство.
Герои фильма — мальчики Марк и Геша и их отец-стоматолог, в одиночку воспитывающий сыновей. Камера выхватывает отдельные сцены ничем не примечательной жизни трех мужчин: рутинная работа старшего в стоматологическом кабинете, одинокие прогулки мальчиков, поездки к дедушке и бабушке, которая причитает и советует младшему выпить успокоительных травок. Если бы не бабушка, мир «Бабая» был бы герметично мужским: Марк и Геша живут в постоянном страхе сделать что-то не так и получить нагоняй от строгого отца, чья строгость — не что иное, как следствие неспособности решить свои собственные проблемы. Зрителю эту закономерность, может, и легко вычислить, но не героям.
Интересно, но события, действительно заслуживающие внимания — например, несчастный случай, произошедший прямо у их подъезда — занимают отца и детей не сильнее, чем какая-нибудь передача по телевизору. Столкнувшись с несчастьем, камера аккуратно его обходит и, робко оглянув свидетелей, пробирается домой. Такие события не должны входить в жизни Марка и Геши — так безопаснее. «Бабай» избегает примечательного, камера предпочитает цепляться за пальцы и спины.
Прорабатывать собственные детские травмы на территории игрового кино все же удобнее — важен вопрос безопасности и дистанции.
Саша Кулак и «Хроники ртути»
О чем этот фильм? Если попытаться определить жанр, «Бабай» выглядит своего рода экзистенциальным coming-of-age фильмом. Мир «Бабая» — это мир рамки. Оператор фильма Айсагалиева — Саша Кулак. Ее работа в «Бабае» напоминает о документальной манере выпускников Разбежкиной: камера всегда рядом, сопровождает героев в их блужданиях по дворам, во время непритязательных игр, она всегда сбоку или за спиной, никогда не смотрит в лицо. Но Кулак все же не ученица Разбежкиной. Ее решения обусловлены поиском узнаваемой эстетики: камера не чурается расфокусировки и поворотов на 90 градусов. В кадр, кажется, может попасть что угодно: ноги, товары на прилавках местного рынка, тележка из супермаркета. Все работает на создание атмосферы незнания. Незнания мальчиками своего будущего, соседей по подъезду, очередного решения отца. Это незнание — как пузырь, который хочется лопнуть, но никак не получается. Потому и шеи, затылки и спины героев не могут собраться в одно целое — так и обречены существовать во фрагментарном, зачаточном состоянии, как и их полностью подчиненная отцу воля.
Происходящее на экране не получается собрать в цельную историю, но постепенно оно вызывает сосущее, клаустрафобское по своему ощущению беспокойство. Возможно, так его переживают дети. На создание этого ощущения тотальной покорности работает и условность локаций в первой половине фильма — так может выглядеть любая российская глубинка. Позднее — опять через звуки — реальность становится конкретнее: на улице слышатся звуки намаза, один из друзей деда режет овцу; становится понятно, что действие происходит или хотя бы частично происходило в Казахстане — слышится казахская речь.
Айсагалиев говорит, что сценарий фильма для съемок был сделан лишь в набросках и не скрывает, что в фильме принимали участие его родственники, но документальным фильм называть не хочет. Что ж, прорабатывать собственные детские травмы на территории игрового кино все же удобнее — важен вопрос безопасности и дистанции. С другой стороны, именно излишняя аккуратность первых шагов не дают фильму выйти за рамки фестивальной повестки.
Читайте также
-
«Адрес — время, а не место» — Новая жизнь Канского видеофестиваля
-
Близкие контакты — Итоги XXII «Духа огня»
-
Айаал Адамов: «Наш мир — это вихри ветра или треск костра»
-
«Идите в задницу» — Кураторы и режиссеры о петербургском независимом кино
-
«Сначала неудачник, потом куратор» — О фестивале невидимого кино
-
Высшие формы-2023 — Зрительское голосование