Призывная комиссия


В детстве я мечтал стать танкистом; суровым и молчаливым мужиком, в черном шлеме и комбинезоне, с непроницаемым лицом в пятнах мазута на лбу и щеках. Это превратилось в навязчивую идею. Я уже представлял, как погибну в каком-нибудь военном походе на Америку, и это было фантастически здорово. Я даже написал об этом рассказ, полный военной романтики.

А в восемнадцать лет я пришел в призывную комиссию, и красноносый майор сказал мне:

— Я вас, гадов, насквозь вижу! Вот ты! Только, наверно, и думаешь, как бы откосить?

От него за километр разило перегаром, а я неожиданно подумал, что идея очень хорошая. Это было настоящим откровением. Весь мой военный романтизм как ветром сдуло. Этот пьяный кретин в мятом кителе не усек одного — я тоже видел его насквозь. Он мечтал сгноить меня (и не меня одного) в каком-нибудь гарнизоне на краю света, где ночь длится полгода, а письма привозят на собаках. Такие дела мне сильно не нравились.

Я сел заполнять анкету. Точнее, анкету заполняла симпатичная женщина. Она задавала вопросы, а я отвечал. Имя, адрес, интересы: вся эта бессмысленная хрень. Потом она спросила:

— Хотите служить?

— Нет, — ответил я.

— А если подумать?

Я чуток подумал.

— Нет.

Тем временем помещение призывной комиссии заполнялось испуганными тощими юнцами. Все они были похожи на глупых цыплят, которых забрали у матери-наседки и вывезли в лес. Одного парня привели в наручниках менты с автоматами. Я подумал: «А в атаку он тоже пошел бы в наручниках и под конвоем?»

Закончив с анкетой, я отправился проходить медкомиссию. Все сидячие места в коридоре оказались заняты. Я встал напротив кабинета зубного врача. Было холодно и совсем тихо. Пару раз по коридору прошел майор в облаке алкогольной вони. От его вида стало совсем тоскливо.

Нас вызывали по очереди в разные кабинеты. Папки с личными делами перемещались туда-сюда, в первый кабинет, потом в четвертый, потом во второй, потом часть папок опять в первый… Если кто-то не верит в судьбу, то я в тот момент четко понял, что наши дальнейшие судьбы в этих папках.

Освободилось несколько мест, и я сел с краю. Рядом со мной оказался парень, который выглядел явно старше других. Он тронул меня за руку.

— Смотри.

Я посмотрел.

Он поднял правую штанину. Вместо ноги там был
пластмассовый протез.

— Чечня? — спросил я шепотом.

— Какая Чечня?! Это я в двенадцать лет попал под
трамвай. Но эти придурки каждый год меня вызывают на новую медкомиссию. Вдруг вырастет? Ха-ха. Слава богу, что в этом году последний раз. На следующий год должны снять с учета.

Я не знал, что сказать. Потом меня вызвали к стоматологу. Я зашел в кабинет. Здесь воняло мочой. Тощая девица указала мне на кресло. Я сел. Открыл рот. Она что-то писала. Я посидел немного и закрыл рот. Она закончила и подошла ко мне, с маленьким приспособлением для проверки зубов.

— Открывай рот.

Я открыл и вдруг подумал, что эта штуковина, наверно, побывала уже в двадцати тысячах ртов, но вряд ли эта девица хоть раз ее вымыла. Я закрыл.

— Вымойте ее, — сказал я.

— Что вымыть? — спросила она.

— Вот эту фигню.

— Это не фигня. Перебьешься, барин. Открывай рот.

Я слез с кресла.

— Тогда можете написать, что зубы у меня на месте.

— Да ради бога!

Она записала, и я вышел в коридор.

Одноногий парень сидел на своем месте.

— Хорошо, что мне не надо всех проходить. Только хирурга. Хотя я бы не удивился такому идиотизму.

— Да, — сказал я. — Да.

Спустя несколько минут я почувствовал желание помочиться. Я встал и пошел искать сортир. Навстречу попалась женщина, которая заполняла мою анкету.

— Где здесь туалет? — спросил я.

— Там, — ответила она и показала рукой.

— Спасибо, — сказал я.

— Пожалуйста. Но туалет закрыт, только для сотрудников.

Я вернулся на свое место.

Назвали мою фамилию. Я встал и зашел в кабинет. Здесь сидели двое в белых халатах. Один проверял уши, другой глаза. Старые, помятые дядьки. Может, братья?

— Хорошо видишь? — спросил один.

— Не жалуюсь, — ответил я.

Он молча записал что-то в мое личное дело и потерял
ко мне интерес. Папку взял второй.

— Как с ушами? Моешь?

— Мою.

— Садись, — сказал он.

Я сел рядом. Он наклонился к моему уху и прошептал:

— Нет ничего лучше молока «Домик в деревне»…

Я на него уставился и медленно повторил этот бред.

— Отлично. Давай-ка другое ухо проверим.

В другое ухо он прошептал:

— Свечи от геморроя «Релиф». Забудь о боли…

Боже, подумал я и повторил за ним.

— Замечательно, — сказал он. — Еще один отличный
солдат.

Я вышел в коридор. В паху появились невыносимые
рези. Я почувствовал, что уже совсем скоро не смогу терпеть.

— Скучно, правда? — сказал одноногий. — Хочешь пощупать?

— Что?

Он кивнул на протез.

— Нет, спасибо.

— Странно, когда я учился в школе, мне проходу не
давали. Всем хотелось пощупать. Даже сейчас некоторые просят. С чего бы это?

Через пару минут его вызвали в кабинет хирурга, а меня к невропатологу. Он сидел, закинув ногу на ногу, и что-то чертил в блокнотике.

— Садись, — сказал он.

Я сел.

— Встань.

Я встал.

— Хм. Вполне недурно. Можешь сесть.

Я заметил, что он нарисовал в своем блокнотике чертика с кривым членом, а рядом написал: «Игорь Николаевич Нестеренко».

Он взял небольшой молоточек, постучал мне по ногам и рукам. Потом посмотрел в глаза и спросил:

— Хочешь, по башке стукну?

— Не хочу, — ответил я.

— Вот и молодец. Тогда годен. Иди.

Парня с протезом не было. Возможно, хирург все
еще измерял линейкой его культю и прикидывал, хватит ли того, что отросло за год, чтобы отправить его хотя бы в стройбат. А я дико хотел ссать и молился, чтобы все это поскорее закончилось.

Следующим врачом оказался терапевт. Это была вполне милая женщина лет пятидесяти. Она меня быстро осмотрела. Потом долго слушала холодным фонендоскопом и что-то записывала.

— На учете у кардиолога состоишь?

— Нет, — ответил я.

— Куришь?

— Да.

— Пьешь?

— Ну, не очень много.

— Дай руку.

Она подержала мою руку в своей мягкой ладошке.

— Иди.

Я вышел.

Народу осталось совсем мало. Те, кто прошел медкомиссию, толпились у кабинета призывной комиссии. Одноногий парень снова сидел на своем месте.

— Ну, всё, — сказал он. — Осталось теперь дождаться, когда эта бодяга закончится. И я свободен как птица. Даже если у меня завтра вырастет нога. Ха-ха-ха.

Я сел рядом и стал ждать. Прошло немного времени. Меня вызвали к психиатру. Пожилая дама с огромными титьками и небольшими усиками внимательно меня рассмотрела и разрешила сесть.

— Служить хочешь? — спросила она.

— Я хочу в туалет, — сказал я.

— А кто твой любимый писатель?

Я назвал первую фамилию, которая пришла в голову.
Почему-то это оказался Тургенев, которого я никогда не читал.

— А кто еще нравится?

— Селин, — сказал я, подумав.

— А ты знаешь, что он был фашист?

— Да, я слышал.

— Ты тоже фашист?

— Не думаю.

— Ты бы хотел меня убить?

— С чего вдруг?

— Я еврейка.

— Мне-то какое дело?

— Твой любимый цвет?

— Желтый.

— Тебе нравятся мужчины?

— Нет. Мне вообще люди не нравятся.

— Ты когда-нибудь хотел секса с животными?

— Нет, конечно!

— Свободен.

— Пока еще нет, — пробормотал я и вышел.

Последним был хирург. Тоже женщина. Старая и сухая,
как мумия. И перед ней мне пришлось раздеться догола.

— Подойди и встань передо мной, — сказала она.

Я сложил одежду на стул и подошел. Она слегка сжала холодными пальцами мои яйца.

— Покашляй.

Я начал кашлять и подумал: интересно, сколько за свою жизнь она повидала членов? А потом в голове промелькнула отвратная картинка, как она наклоняется и начинает вылизывать мне причиндалы. Кошмар, кошмар!!!

— Повернись спиной. Наклонись. Раздвинь ягодицы. Раздвинь, не бойся. Так, выпрямись.

Я делал все, что она говорила. Осмотр не занял много времени. Я оделся и вышел из кабинета. Я оказался, последним, кто подошел к кабинету призывной комиссии, но меня вызвали почти сразу. Видимо, папка с моим личным делом оказалась на самом верху.

В кабинете сидел все тот же майор, некая красивая девушка и врач-терапевт. Майор болтал с кем-то

Красивая девушка назвала мою фамилию.

— Да, — сказал я.

— У вас проблемы с сердцем, — сказала врач-терапевт. —Вам нужно лечь в больницу и пройти обследование. Я выписала вам направление.

Я протянул руку и взял направление.

— Потом приедете сюда со справкой из больницы. Комиссия объявит решение о вашей негодности, и начнете оформлять военный билет. Вам все понятно?

— Все понятно, — сказал я.

Рисунок Анастасии Лушиной

Я вышел в коридор, потом на улицу. Не сказать, что я был безумно рад. Ощущение счастья появилось только после того, как я зашел в кусты и от души выссался на стену призывной комиссии.

После этого я почти неделю пролежал на обследовании, потом съездил последний раз в призывную комиссию и вскоре получил военный билет. В больнице, где я лежал, мне выписали еще одно направление в какой-то кардиоцентр, чтобы подлечиться, но я так никуда и не поехал. Так что и проблемы с сердцем никуда, наверно, не исчезли. Правда, я надеюсь дожить до издания своего полного собрания сочинений, но умереть чуть раньше, чем этот мир взорвется к чертовой матери.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: