Режиссер представляет проект — «В субботу»
История
СЕАНС – 37/38
26-ое апреля 1986-го года — первый день после аварии на Чернобыльской АЭС.
Суббота «незнания».
История молодого партийного функционера, инструктора горкома, оказавшегося на АЭС сразу после взрыва: ошеломленный встречей со смертью, единственный знающий о фатальности случившегося, он в ужасе бросается в город — люди ни о чем не подозревают, отдыхают, гуляют, играют свадьбы.
Это картина — о неожиданной силе мелочей, внезапно завораживающей обыденности, ярких красках жизни, проступающих в минуту смертельной опасности.
В этой истории среда придвинута вплотную к герою.
«В субботу». Фрагмент сценария
Герой пытается сбежать из города вместе с любимой женщиной и друзьями-музыкантами, но жизнь не отпускает. Невидимые ее путы не разорвать — не одно, так другое: то женщина каблук сломала на перроне прямо перед поездом, то друзья не могут уйти со свадьбы, не закончив выступление, то сам он вдруг уже не помышляет о побеге, загипнотизированный чередой смешных и грустных ситуаций.
И получается — не уйти из города, не бросить людей, не спуститься со сцены вместе с друзьями-оркестрантами, как с палубы тонущего «Титаника». Наоборот, увлекаясь все больше, они продолжают играть и сами счастливы в эти минуты.
При всех узнаваемых реалиях катастрофы, это все-таки ее образ, не прямой пересказ событий. Исследование внутреннего состояния людей, их характеров, психологии, парадоксальных поступков в критические минуты жизни.
Стилистика
С одной стороны, эту историю нужно снимать естественно, почти документально. А с другой — это подиум жизни. Отсюда сочетание внутрикадрового движения, субъективной камеры с неподвижной, объективной. В точности этого сочетания — ключ к решению фильма. Нужно, чтобы консервативное изображение схлестнулось с современным — объективный показ ситуации с движением героя.
В отличие от моей предыдущей картины «Отрыв», между героями этой истории и ее зрителями дистанция гораздо больше. Герои фильма не знают того, что знаем мы, отнесенные временем на двадцать лет вперед. По темподействию этого сценария можно догадаться, что мы смотрим на события 1986-го года из сегодняшнего дня, что говорим не только об аварии на реакторе, не только о распаде времен, но и о разломе внутри людей.
В «Отрыве» среда не столь важна. Важен герой, а вокруг него все несколько размыто. В этой истории среда придвинута вплотную к герою. И тут не обойдешься съемкой с рук: есть среда, есть сама жизнь, и они должны быть обозначены.
Мы должны разглядеть и поверить.
Актеры
Чернобыль, который всегда с тобой
Лица 1986-го года — их уже нет. Родились люди с другой ментальностью, с другим выражением лица. Дети другой страны, другой эпохи. А те лица, которые я ищу, по-своему неповторимы. Найти людей той породы трудно. Ситуация осложняется еще и тем, что героев несколько и, помимо актерского таланта, они должны уметь играть на музыкальных инструментах.
Массовка тоже не может быть случайной. Ее нужно тщательно подбирать по принципу достоверности.
Но самое сложное — найти главного героя. Грубо говоря, мне нужен молодой Збигнев Цыбульский. В очках, с простоватой физиономией, но вместе с тем с каким-то внутренним оборотом. Или молодой Маковецкий, времен «Патриотической комедии». Человек и закрытый, и открытый одновременно.
Почему герой не бросит это вино, эту бабу?
И еще, очень важную роль играет женщина, единственная в мужском ансамбле. С виду простая, девушка из общежития, с полотенцем на голове — такой она входит в кадр. Но постепенно в ней должны проявиться какие-то, может быть, даже инфернальные черты — ведь это она тормозит героя, держит его, провоцирует и не дает сбежать. Она и реактор — два полюса, тиски, которые сжимают героя. Она — главный спутник катастрофы. И то, как она меряет туфли, — также непреодолимо и непостижимо, как взрыв реактора. Он не может ничего с этим поделать и, главное, не может бежать.
В финале в катере он видит в двадцати метрах от себя дымящийся реактор — грозит ему кулаком, а она наклоняется и целует его, загораживая смерть.
Время
Там, где нас нет
И хотя сценарий писался как парафраз Чернобыля, 1986-ой год — дата принципиальная. Герои стоят на разломе времен, но не могут этого осознать — так же как им нельзя помыслить о том, что мирный атом, этот гарантированный, вечный реактор может в одночасье взорваться и дальше — смерть.
И когда инструктор уже рассказал свою страшную тайну, и вкус поцелуя во рту свинцовый, когда ясно, что все — смерть, нужно бежать, люди цепляются за жизнь, которая уже не жизнь на самом деле — оборотка жизни.
Смерть пришла, но жизнь еще не знает об этом.
Не могут герои понять масштаба катастрофы, и потому не бегут, остаются на своих местах. Да и реактор не отпускает, притягивает к себе.
Почему герой не бросит это вино, эту бабу? Найдет еще тысячу, если прыгнет в поезд.
Он был бы дедушкой сегодня и вспоминал бы, как удачно слинял. Но — остался.
И хотел бежать, но — каблук сломался; но — руки, сжимавшие драгоценные бутылки 1986-го года, не разжались. Не разжались руки, хотя разумом понимал — смерть.
И в 1986-ом, и в 2009-ом мы все также живем, под собою не чуя страны: пьем кофе, ходим на работу, гуляем свадьбы, плачем на похоронах. И счастье по-прежнему ходит со смертью в обнимку.
