«Камера видит любую фальшь» — Светлана Филиппова о фильме «Лиссабон»
Недавно в конкурсе фестиваля «Новое движение» показали «Лиссабон» Светланы Филипповой — один из самых причудливых и ярких российских дебютов последнего времени. Ждем очередных специальных показов фильма и публикуем интервью с режиссером — о цветовом решении, переходе из анимационного кино в игровое, и, конечно, о названии.
Анна и Михаил (Мария Смольникова и Олег Ягодин) разводятся после долгих лет брака: каждый из них пытается строить новые отношения, каждый живет призраками прошлого, каждый делает вид, что все складывается само собой. За распадом семьи наблюдают 17-летний Ваня (Степан Харченко) и его старшая сестра Вера (Евгения Бурмака). Каждый герой этой истории чувствует невыразимую горечь утраты, но не может ничего изменить. Хроники распада одной семьи сняла Светлана Филиппова, уже состоявшийся автор анимационного кино. Но в игровом это ее дебют.
Вы рассказывали, что сценарий сложился в том числе из наблюдений, которые вы собирали на протяжении семи лет. Помните, какой была ваша первая заметка?
Сейчас сложно сказать, с чего все началось. Это постоянная привычка — зарисовывать, записывать то, что, как мне кажется, может стать частью хорошего фильма. Как правило, диалог, услышанный где-то в дороге, в поезде, например, не получается вставить в сценарий без изменений. Что-то нужно придумать, обострить. Записи разных лет пытаешься собрать в сюжет, а потом постепенно избавляешься от ранних диалогов, сюжет диктует что-то свое. Получается, что отталкиваешься от документального и начинаешь придумывать.
Есть ситуации, когда невозможно решить, что важнее, человечность или правильность
Записывая эти истории, вы уже знали, какой фильм будете снимать?
Это не истории, а фрагменты диалогов. Мне интересно несоответствие внешнего внутреннему. Внешнего спокойствия и сильных эмоций, которые никто не показывает.
А сюжет придумывался потом. Кто-то сказал Марии Смольниковой [исполнительница роли Анны — примеч.] после показа нашего фильма, что это Чехов в кино. Люди занимаются обычными делами и разговорами, а между тем рушатся миры. Это состояние хотелось зафиксировать. Когда вижу такое в жизни, невольно запоминаю.
Вы сами делали раскадровки для фильма. Есть ли сцена, которая больше всего попала в ваше идеальное представление о снятом материала?
Мне нравится, когда результат оказывается неожиданным, несмотря на долгую подготовку. Актеры и оператор Андрей Найденов добавляли что-то свое в процессе работы. Появление Бориса в доме Анны, когда сын Анны Иван спускает на него собаку, ссора Миши и Анны в машине, разговор Анны и Ивана «я такой не поеду», прогулка Бориса и Анны на набережной — там есть смешное и грустное, как я люблю. Мне кажется, они получились. Я уже не думала о том, как представляла сцену до съемок, а наблюдала, как получается во время репетиций.
Фильм показывает глубокую боль расставания. Почему в своем игровом дебюте вам захотелось поговорить об этом?
Мы сталкиваемся с ситуацией, когда у каждого своя правда, и никто не в состоянии ее высказать, потому что боится ранить другого. От этого всем еще больнее. Мне интересно было снять фильм, в котором нет виноватых, и события роковым образом складываются так, что людям приходится расстаться. Тема грустная, но фильм мне не хотелось делать грустным, там есть юмор.
У Анны появляется новая любовь. Ясно, что и в новых отношениях опять все испытывают неловкость и робость, неспособность высказать все до конца, но грусть разрыва семейных связей разрешается полнотой жизни, которую все начинают принимать.
Никакого символизма в фильме нет. Этого я не люблю
Важнее здесь для меня не боль расставания, а способность человека расширяться, выходить за рамки представления о себе — я такой, поэтому буду поступать так. А есть ситуации, когда невозможно решить, что важнее, человечность или правильность.
Герои смогут быть счастливыми и любимыми там, куда они уходят, — в Лиссабоне, новых отношениях, новых увлечениях?
Да. В момент разрыва ситуация кажется безвыходной, неразрешимой. Дальше — хуже. Особенно для Ивана. Но стоит выйти за пределы привычных и болезненных отношений, не продолжать их, и появляется возможность найти в себе и других людях что-то новое. Мне кажется, к финалу фильма Анна и Иван учатся видеть и слышать друг друга. Скоро будет возможен разговор, которого все так боятся.
Какое будущее у ваших героев?
Мы видим, как проявляется любовь (или попытка понять) в конце фильма. Она пока в незначительных поступках, в «тоскливой ясности» понимания другого человека. Иван начинает видеть и жалеть мать. Анна выходит из своей скорлупы и начинает разговаривать с сыном. Борис возвращается. Варя уезжает в Лиссабон. Значит, для каждого возможно дальше что-то еще.
Как появилось название фильма?
Мы выбирали из разных названий — «Блюз для мамы», «Открытое окно», «С шумом и яростью», «Своя комната». В самом конце работы над фильмом Алексей Федорченко [продюсер картины. — примеч.] предложил «Лиссабон». Это было название, которое понравилось всем. На нем и остановились.
Почему «Лиссабон» черно-белый?
Это такие интуитивные решения, которые сложно объяснить. Просто я увидела этот фильм таким в своем воображении. И это совпало с видением оператора Андрея Найденова. Цветная версия существует, но она не доведена до цветокоррекции. В цвете все неплохо сложилось. Но, думаю, что этот фильм лучше оставить черно-белым. А следующий мне бы хотелось сделать в цвете.
То, что хорошо выглядит в анимации, может не получиться с живыми актерами
В фильме очень много, скажем так, произведений мировой культуры: музыка Баха, картина «Похищение Европы», гамлетовский сюжет…
В фильме есть отсылки к произведениям мировой культуры, но скорее в ироническом ключе. Дочь Анны Варя шутит над ее любовью к «возвышенному»: Анна говорит, что не любит музыку без развития, а сама не может узнать Баха, когда Варя ставит ей шестую сонату. Про гамлетовский сюжет… Анна оказывается в каком-то смысле в роли Гертруды, когда приводит в дом Бориса, а Иван — в роли Гамлета, к которому является призрак отца. Не в буквальном смысле разыгрывается вечный сюжет. Никакого символизма в фильме нет. Этого я не люблю.
Что оказалось для вас самым сложным в работе?
Во время подготовки и съемок вокруг было много людей, для каждого эта история казалась историей про него, поэтому сложно было держать свою линию. Я прислушиваюсь к другим, но у меня обычно есть время, чтобы подумать и отказаться от того, что не получается. А здесь все нужно было решать быстро и сразу. В какой-то момент я поняла, что не я снимаю фильм, а он снимается сам, и я уже ничего не могу сделать. Вообще сложно держать в голове большую форму.
Вы опытный режиссер анимационного кино. Как это помогало при съемках «Лиссабона»?
В анимации важна деталь, пластическое решение, хореография, ритм. Для каждого кадра хочется придумать что-то особенное. Но в каком-то смысле такой подход начинает мешать. То, что хорошо выглядит в анимации, может не получиться с живыми актерами. Камера видит любую фальшь. Важнее на площадке довести актеров и оператора до нужного состояния, когда актеры не повторяют придуманные жесты, а живут в кадре, и жесты, реакции приходят к ним сами. Когда движение камеры продумано, но все может измениться по ходу действия, если актеру захочется прожить этот эпизод по-другому.
В самом начале фильма Анна режет арбуз. Они ждут, когда придет отец [его играет Олег Ягодин — примеч.]. Анна волнуется и режет неровными кусками, одна долька получается совсем тонкая. Когда Иван выбирает, какой кусок арбуза отдать ей, он оставляет себе большой, а ей дает маленький, Анна смеется. Эта деталь не была прописана в сценарии, а возникла во время съемок и трагическую сцену сделала смешной. Мне нравится, когда появляются такие неожиданные реакции.
С чем вам хотелось бы поработать дальше?
Мне бы хотелось работать в игровом кино. Уже есть один новый проект и пишется следующий сценарий. Пока не хочу рассказывать об этом подробно.
Читайте также
-
«Один фильм помогает понять другой» — Говорим о любительском кино
-
«Это разрушит хрестоматийное восприятие» — Даниил Воробьев о сериале «Чистые»
-
«Стаканчик должен быть полон, причем кипятка» — Станислав Фомичев и Анна Далингер про «Угол наклона»
-
Аличе Рорвахер: «Нужно понять, что ты не уникален»
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»