Смотри фильм — читай книгу — «Евангелие от Матфея»
Новый номер «Сеанса», посвященный Пьеру Паоло Пазолини, уже в продаже. Публикуем на сайте текст Павла Пугачева о «Евангелии от Матфея» и Христе-революционере.
He sold scrolls, lo and behold
Know who’s the illest ever like the greatest story told
Keep your glory, gold and glitter
For half, half of his ni**as I’ll take him out the picture
The other half is rich and it don’t mean shit-ta
Madvillain (MF Doom) — Accordion
Вначале был скандал.
СЕАНС – 82
1963 год. Пьер Паоло Пазолини вместе с Роберто Росселлини, Жан-Люком Годаром и Уго Грегоретти участвует в создании комедийного киноальманаха «РоГоПаГ». Самая нашумевшая новелла — его «Овечий сыр», сатирический рассказ об одном дне съемок фильма про Христа. Режиссер (Орсон Уэллс) раздает пространные интервью с цитатами из самого Пазолини, добрая часть группы слоняется без дела, а едва ли не единственный действительно занятый делом человек на площадке — рабочий, заодно играющий одного из распятых вместе с Христом преступников, — все никак не может поесть и терпит насмешки от окружающих. И когда ему наконец удается отъесться вдоволь, он умирает, вися на кресте.
Чувство юмора Пазолини было оценено правоохранительными органами и судебными властями — режиссер получил условный срок. Чувства верующих наверняка были оскорблены, но анафемы от церковных властей не последовало. Вместо этого папа Иоанн XXIII провел с ним разъяснительную беседу, обернувшуюся тесным сотрудничеством. Вскоре убежденный марксист вовсю снимал посвященный папе фильм про жизнь и приключения Христа, аргументируя это следующим образом: «Возможно, я и неверующий, но неверующий, тоскующий по вере». А уже в 1964-м, на Венецианском кинофестивале, где состоялась премьера «Евангелия от Матфея», помимо специальной награды жюри фильм получил приз Международной Католической организации.
Этот Спаситель пришел не только с миром и благой вестью, но и с мечом.
Можно ли считать Евангелие литературой? Да, считает Пазолини. И в этом главный радикализм его подхода. Это именно что экранизация литературного произведения, дотошно следующая букве текста, но не исключающая при этом авторской интерпретации. Он не стоит перед святыней, которая непознаваема, он стоит перед артефактом культуры, который можно исследовать. Неслучайно и вступительные титры — с черными буквами на белом фоне — похожи на книжные страницы.
Интересно, что он взял именно Евангелие от Матфея — самый ранний и «народный» евангелический текст, адресованный не к греческой интеллигенции, а к иудейскому народу. И единственный, апеллирующий к ветхозаветным событиям и ветхозаветной же этике. Иисус в версии Матфея — революционер, руководитель подпольной организации, ведущий за собой народ и ставящий своей целью свержение власти. Этот Спаситель пришел не только с миром и благой вестью, но и с мечом. Разумеется, метафорическим. Хотя мог бы захватить оружие и помощнее. Непрофессиональный актер Энрике Ирасоки, сыгравший Христа, внешне похож на Эрнесто Че Гевару. (Чего не скажешь о Евгении Евтушенко, которого режиссер пробовал на эту роль, вероятно, раздумывая о концепции Христа-поэта.)
В фильме о Создателе не может быть диалога. Когда один проповедует, а другой внимает, разговора на равных не получится.
Если Евангелие от Марка ставит целью максимально кратко и емко рассказать о личности Христа, Лука и Иоанн углубляются в богословские вопросы, то Матфей показывает политическую программу проповедника-революционера, главная цель которой — создание новой Церкви. Чем не политическая платформа? Тут даже ничего присочинять не надо.
Пазолини не только берет все реплики из исходного текста (разумеется, в переводе на итальянский), ничего почти не дописывая, но и воспроизводит его ритмику. Очередность событий в Евангелии от Матфея разнится с другими источниками и подчинена скорее тематическому принципу, нежели хронологии: в частности, эпизоды чудес идут прямо друг за другом, как и споры с противящимися вере. Идеальный зритель «Евангелия от Матфея» Пазолини — человек, знакомый с основной событийной канвой, а еще лучше перечитавший текст накануне просмотра.
Пазолини снимает не конкретную эпоху, а вечность, разворачивающуюся здесь и сейчас.
Ритмика воспроизводится монтажом. Пазолини строит фильм на чередовании сверхкрупных планов со сверхобщими, то и дело смещает оси съемки. У него не найти классической «восьмерки», когда две камеры снимают собеседников через их плечи. Скорее, один будет смотреть прямо в камеру, а другой — куда-то в сторону, их взгляды не пересекутся. В фильме о Создателе не может быть диалога. Когда один проповедует, а другой внимает, разговора на равных не получится.
Иерархию подчеркивает и композиция кадра. Выстраивая глубинные мизансцены, Пазолини всегда обособляет Христа, возвышая его или отстраняя от других. Он либо выше, либо в стороне. В сценах, где вокруг Христа никого нет (пустыня, море), он преимущественно занимает центральную часть кадра, его голова возвышается над линией горизонта. Его фигура не растворяется в пространстве, а организует пространство.
Проповеди сняты в нарушение любых «законов» монтажа. Крупные планы могут идти друг за другом, день — вдруг сменять ночь. Пазолини снимает не конкретную эпоху, а вечность, разворачивающуюся здесь и сейчас. Его Христос не из прошлого, а из нынешнего дня. Это не реконструкция земной жизни Сына Божьего, а, скорее, репортаж о ней. «Евангелие от Матфея» — тот случай, когда выражение «живая камера» не кажется преувеличением. Камера здесь следует за героями по пятам, продирается сквозь толпу, а если вдруг отстает — настигает с помощью длиннофокусной оптики с трансфокатора. Зритель становится если не участником, то непосредственным свидетелем происходившего. Тем, кто был рядом и может все подтвердить.
Но о какой-либо достоверности речи не идет. Съемки велись не на Святой земле, а на Сицилии и в других итальянских областях. Поиски натуры были задокументированы в фильме Пазолини «Выбор натуры в Палестине для „Евангелия от Матфея“» (1965), где режиссер посещает знаковые места Израиля и Палестины, не находя ни подходящей ему природы, ни подходящих лиц. Ожидания были другими, местные пейзажи оказались «не столь величественными, как представлялось при чтении Евангелия», а лица «не несли ту печать скорби, которую наложило христианство на человечество».
«Евангелие от Матфея» — фильм, который настойчиво напоминает, что это фильм.
Все это нашлось в Италии. Большая часть ролей в итоге была сыграна местными жителями и знакомыми режиссера. Например, роль Девы Марии в старости исполнила мать постановщика, Сузанна Пазолини, а двадцатидвухлетний Джорджо Агамбен значится в титрах как апостол Филипп. Работая с непрофессиональными актерами, Пазолини делает акцент на типажности и естественной пластике. Они, в общем-то, натурщики, интересные режиссеру в первую очередь обаянием или отсутствием оного. Не стоит искать психологической глубины, мы не знаем мотивов, но видим поступки людей и их последствия.
В итальянском кино 1960-х реплики актеров перезаписывались в студии, порой совершенно другими исполнителями. Так было принято. Но здесь этот дубляж производит страннейший эффект: голоса будто отделяются от говорящих, речь существует отдельно от ее носителей, текст ведет героев. Последнее — принципиальный момент. Пазолини снимает не только экранизацию Евангелия, но и последующую жизнь текста. Сам режиссер говорил: «Я не хотел реконструировать жизнь Христа, какой она была, я хотел создать историю Христа вместе с двумя тысячами лет христианского сказительства о жизни Христа, ибо две тысячи лет христианской истории мифологизировали эту биографию, которая, взятая как таковая, была бы почти незначительной. Мой фильм — это жизнь Христа после двух тысяч лет историй о жизни Христа».
Может, и скептически относясь к чудотворчеству, Пазолини верит в силу слова.
Пазолини смешивает разные эпохи и культуры посредством музыки. В фильме звучат американский блюз и госпел, музыка Сергея Прокофьева к «Александру Невскому», русская народная песня «Ах ты степь широкая» в исполнении Хора Красной армии, «Масонскую траурную музыку» Моцарта, фрагменты «Страстей по Матфею» Баха, а также специально написанная для фильма неоклассическая киномузыка Луиса Энрикеса Бакалова. По мнению режиссера, вся эта музыка «имеет священный характер». Но не менее важный ее аспект в том, что она «выбивает» из повествования, работает контрапунктом, ни на минуту не кажется аутентичной. «Евангелие от Матфея» — фильм, который настойчиво напоминает, что это фильм.
Диегетическое пространство тут то и дело разрушается. Вряд ли даже у самого доверчивого зрителя возникнет вера, что Иисус ходит здесь по воде, а не стоит на мелководье, что в сцене избиения младенцев были не тряпичные куклы, и так далее. Пазолини и не хочет, чтобы зритель верил в простейшие кинематографические трюки.
Самое здесь главное — вера в текст. Может, и скептически относясь к чудотворчеству, Пазолини верит в силу слова. Недаром среди своих учителей он называл Христа, Маркса и Фрейда, чьи слова привели к тектоническим сдвигам мировой культуры. Иисус для него не только революционер, святой и деятель, но в первую очередь автор, которому удалось создать нарратив, продолжающий жить и усложняться на протяжении двух тысячелетий. В самых разных формах: литературных, живописных, музыкальных, да хоть в рэпе. И фильм Пазолини — одна из важных частей величайшей истории, когда-либо рассказанной на Земле.