«Охота» — Диванные войска в действии
Одна из самых громких интернет-премьер карантинного месяца — трэш-триллер «Охота», кино о том, как либералы пытаются с оружием в руках решить проблему трамповского электората. О фильме и обстоятельствах его выхода рассказывает Павел Пугачев.
Видишь Денниса из ситкома «В Филадельфии всегда солнечно» — жди беды.
Мясная машина
Вот и очнувшийся под шум моторов в частном самолете реднек сразу почуял что-то неладное и тут же встретил свою смерть, пришедшую на высоких каблуках. «Никаких сантиментов: война есть война», — провозглашает восставшая из небытия Хилари Суэнк, карьера которой в свое время сильно пострадала из-за осуждения либеральной прессы. Самолет приземляется где-то в лесах. В кадре — звезда остросоциального треша Эмма Робертс, во рту кляп из bdsm-коллекции. Она и остальные пассажиры чартерного рейса вскоре станут участниками охоты, напоминающей то ли «Хостел», то ли «Охоту на пиранью» (зрители постарше вспомнят и «Трудную мишень»). Сценарий прост: состоятельные и успешные либералы истребляют консерваторов-нищебродов. Сильно привязываться к дичи, пожалуй, не стоит — участники гонки на выживание сходят с дистанции быстрее, чем успеваешь запомнить лица. Был человек — нет человека. А социальный конфликт остался.
«Охота» — порождение кинофабрики Джейсона Блума Blumhouse. Когда-то он был ассистентом Харви Вайнштейна, который кидался в него непотушенными сигаретами1. Сейчас голливудский могул отбывает тюремный срок, а из-под крыла Блума выходят малобюджетные хорроры, часто снятые на горячие темы социо-культурной повестки. Blumhouse продюсировала «Судную ночь», «Убрать из друзей», «Прочь». Только что в кинотеатрах был «Человек-невидимка», в котором сюжет романа Герберта Уэллса перевели на язык твиттера: токсичность, абьюз, газлайтинг, сталкинг и прочее. «Охоте» с прокатом не повезло: прошлогоднюю премьеру перенесли из-за двух страшных перестрелок с десятками жертв. От греха подальше кино положили на полку и хотели тихо выпустить в начале весны, но тут пришел коронавирус. Так лента оказалась в стриминге. Прекрасный подарок для озверевшего от карантина зрителя.
1 Рафтери Б.: Лучший год в истории кино. Как 1999-й изменил все. М.: Individuum, 2019
Жанр кровавой стрелялки-догонялки подходит для злобного рассказа об особенностях американских культурных войн.
«Это, что, *****, за „Аватар“?», — говорит один из персонажей прилетевшей в его сторону стреле. Освещать актуальную повестку в жанровом кино — обычное дело для американского кино. Как и предельное обострение социального конфликта. Рано или поздно он обязательно перейдет в разнузданный треш — жанр обязывает. К чести авторов, они особо не затягивают экспозицию и почти сразу открывают карты. Последнее особенно удивительно в свете фильмографии сценариста Деймона Линделофа, годами тянувшего «Остаться в живых», а недавно выпустившего в формате умеренно злободневного сериала продолжение «Хранителей» Алана Мура.
Режиссер Крейг Зобел работал с Линделофом на этом и других телевизионных проектах, но интереснее тут вспомнить его первую заметную работу — «Эксперимент „Повиновение“», иллюстрировавший околонаучный эксперимент Милгрэма. В этом фильме менеджер забегаловки издевалась над молодой сотрудницей, следуя указаниям человека, представившегося полицейским. Исследовать глубинные корни насилия Зобелу, кажется, не особенно интересно (как и Милгрэму, сводившему все к абстрактной «человеческой природе»), но давить тупыми предметами на болевые точки он умеет. Жанр кровавой стрелялки-догонялки подходит для злобного рассказа об особенностях американских культурных войн: у всех одна американская мечта (и связанные с ней «базовые ценности»), но каждый понимает ее по-разному.
Герои фильма могут драться на ножах, но главный конфликт все-таки порожден риторикой.
Кино и ритуал: Служба исполнения приговора
От других социально-острых триллеров последних лет (например, лент Джордана Пила) «Охоту» отличает редкая мизантропия авторов и принципиальное нежелание занимать чью-либо сторону. Обычно в подобных историях есть номинально положительный герой, носитель «правильных» ценностей, или хотя бы противопоставленных ценностям «врагов». Как, например, в образцовом триллере-догонялке «Игра на выживание» Эрнеста Р. Дикерсона — где бездомный афроамериканец с тяжелым прошлым, желая изменить свою жизнь, становился жертвой богачей под предводительством Рутгера Хауэра. Здесь же героиня демонстрирует навыки искусного убийцы, а затем рассказывает сказку в духе мультсериала Happy Tree Friends и явно что-то недоговаривает о себе. Принципиальное недоверие к людям и миру обыгрывается в одной из самых остроумных сцен фильма: запрыгнув в случайный поезд, герои встречают нелегальных мигрантов. Или актеров? А военные, обыскивающие поезд, настоящие ли? А сотрудник консульства? Может, тут вообще всё — фейк?
Современный вокабулярий — минное поле культурных войн. Герои фильма могут драться на ножах, но главный конфликт все-таки порожден риторикой и сводится к вопросу, что первично: язык, через который мы воспринимаем мир, или факты, недоверие к которым все больше усиливается в мире фейк-ньюс? У приверженцев обеих точек зрения есть свои аргументы, но никогда этот, в сущности, философский выбор не становился основой для предвыборных речей. В общем, следите за словами, берегите голову и будьте осторожны с комментариями в сети.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса