Детский синдром
«Всякая человеческая добродетель в общении есть разменная монета; ребенок — тот, кто принимает ее за настоящее золото.
Но все же лучше иметь в обращении разменную монету, чем ничего; и, в конце концов, можно, хотя и со значительными потерями, обменять ее на чистое золото».
И. Кант
«Взрослый как ребенок» — образ, встроенный в извечный и неразрешимый спор о душе и рассудке, природном и культурном, интуитивном и логическом, то есть о двух принципиально разных способах общения с миром. В европейской культуре этот образ существует чаще всего в режиме реабилитации — как нечто, нуждающееся в оправдании и встраивании в переусложненную рассудочную систему координат. У «взрослых детей» ищут правды, полагаясь на их особую оптику, на способность увидеть связь вещей там, где взрослому сознанию она недоступна. Но каждый раз апологию, произведенную до того множество раз, приходится выстраивать заново. Она может существовать лишь как вспышка: вписать «детское» сознание во взрослый мир нельзя надолго — оно будет стремиться к исчезновению как «не от мира сего». Заново — но никогда не с чистого листа, от предыдущих попыток так или иначе остается
В фильме режиссера Бориса Хлебникова и сценариста Александра Родионова «Сумасшедшая помощь» трое «взрослых детей» — инженер с психиатрическим диагнозом, его дочь и пригретый им белорусский гастарбайтер Женя (Малыш). Инженер, конечно, Дон Кихот, но особый, русский, одержимый любовью ко «всечеловеку». «Назови меня
Сумасшедшая помощь, реж. Б. Хлебников, 2009
Помимо острой жажды деятельного добра, которая может по безрассудству породить и зло, инженера роднит с сумасшедшим рыцарем тоска по Золотому веку: «Жившие тогда люди не знали двух слов: твое и мое. В те благословенные времена все было общее». Эти слова сказаны Дон Кихотом, но вполне могли бы принадлежать инженеру. Он тоже тоскует по прошлому: «Разве раньше Москва была такой? А! Какой был снег! Какие дворники!..» Раз Золотой век был, то были и его герои: инженеры, основатели цивилизации — Завода. И гениталии из теста, приклеенные к колоннам с бюстами героев, — не только стихийный перформанс «наивного» художника, но и восстановление мифологической справедливости: «Гениталии на колонне — знак особого уважения к изображенному», — сообщает инженеру телевизор.
Нередко российское кино, высказываясь на тему борьбы «старых русских» с «новыми», изображало осознанную месть за конкретные преступления, а режиссеры поколенчески были близки к своим героям («Ворошиловский стрелок» С. Говорухина, 1999; «Старые клячи» Э. Рязанова, 2000). Сотканный из мифологем пожилой герой молодого режиссера борется скорее со злом как таковым — его для инженера по особенно характерному для детского мышления принципу «pars pro toto» (часть вместо целого) воплощает участковый милиционер. Участковый будто фокусирует все эманации немотивированной злобы, разлитой в пространстве дворов и помоек хмурого микрорайона.
Инженер еще и «юродивый» — но не просто потому, что это слово с явным смысловым сдвигом вошло в понятийный ряд «ребенок, дурачок, блаженный», а в первоначальном значении сознательного подвижничества, призванного посрамить «нормальность» безумием: «тот будь безумным, чтобы быть мудрым» (1 Кор. 3:18). Нежелание инженера пить таблетки — это упорный отказ от нормальности. Он знает, что после них не захочет никакого добра, и мир утратит сияние наклеенных на стену звезд, тайных знаков и энергичных флюидов, движущих крышкой мусорного бака.
«Санчо» —
Инженер и Малыш, несмотря на всю их разность, узнают друг друга. Читают детские книжки, угадывают третьего лишнего, достают игрушки из автомата. Они оказываются в мире детства — детства как такового, но и конкретного детства дочери инженера. А она, в свою очередь, пусть успешнее их обоих приноравливается к городской жизни и долго старается быть взрослой и правильной, в конце концов тоже признает в странном чужаке «своего». Мир остается отдельным и злым, но герои находят друг друга — теперь они могут быть пусть и далеко, но вместе.
Петя по дороге в Царствие небесное, реж. Н. Досталь, 2009
Еще один «взрослый ребенок» — главный герой фильма Николая Досталя «Петя по дороге в Царствие Небесное». Этот фильм неожиданным образом проясняет посыл «Сумасшедшей помощи», несмотря на то, а может, и благодаря тому, что действие разворачивается в другом хронотопе: накануне смерти Сталина, в заполярном поселке близ Кандалакши, где одни строят электростанцию как свободные люди, другие — как рабы, а третьи их охраняют. Досталю не
впервые удается наивный герой — Коля из фильма начала
Озвученный в фильме «Петя по дороге в Царствие Небесное» диагноз главного героя очень выразителен: «покорная ограниченность, отказ от саморазвития, погашенные оборонительные рефлексы». Простодушный Петя играет в работника автоинспекции, и весь поселок ему в этом подыгрывает, беспрекословно повинуясь
Досталь скрещивает две реальности — современные реконструкции сталинского времени и его саморепрезентацию: мимика героев, жестикуляция, манера разговора явно отсылают к кино
То есть такой взрослый мир, в котором ребенок, как и положено, защищен.
Здесь господствует то, что Дмитрий Быков называет «горизонтальными связями»: «…землячество, одноклассничество, соседство, социальная близость, разветвленное родство, „блат“ и т. д. играют в России роль исключительную, образуя спасительную „подушку“ и не давая государству ни окончательно задушить, ни до конца развалить страну». Только горизонтальные связи, связи общих смыслов (кстати, и того самого смысла: «не знать двух слов — твое и мое»), скрепленных надеждой на лучшее, могут сделать эту страшную, невыносимую жизнь хоть
с напутствием: «Проветрись и подумай. Пора уж из
Если
автономно существующих в пространстве людей.
В этическом учении Шопенгауэра есть гениальная в простоте своей мысль: сострадание, то
есть ощущение страдания, которое «не меня постигает», происходит из отождествления себя с другим. Принимая страдания другого как свои, человек словно предполагает, что на сущностном уровне не отличается от другого, а глубинно совпадает с ним. Умеряя в человеке себялюбие, сострадание способствует сохранению всего рода. Именно это глубинное совпадение пытаются удержать и сохранить, пускаясь в свое безнадежное предприятие, хлебниковские «взрослые дети».
Дон Кихот, иллюстрация Джона Вандербанка
Читайте также
-
SakuraDate Evaluation: Truth, Quality Opportunities for Prospective Matches
-
В поисках утраченного — «Пепел и доломит» Томы Селивановой
-
Призрак в машинке — «Сидони в Японии»
-
Скажи мне, кто твой брат — «Кончится лето» Мункуева и Арбугаева
-
На тот берег — «Вечная зима» Николая Ларионова на «Маяке»
-
Нервные окончания модернизации — «Папа умер в субботу» на «Маяке»