Увидеть Париж и выжить


Сюжет фильма Юрия Мамина заставляет вспомнить детские мечты: закрыть глаза, досчитать до трех и оказаться — в Париже. В городе, с которым, несмотря на усилия великого комбинатора, не может соперничать Рио-де-Жанейро. В городе, где все соткано из эфира и хрусталя, ибо все принадлежит хрустальной мечте русского человека. В городе, в котором, как говорит герой фильма, «вы никогда не были и вряд ли когда-нибудь будете». Так просто. Распахнуть окно — и из занюханной питерской коммуналки выбраться прямо на парижскую крышу, ту самую le toit, под которой… О ля-ля… увидеть Париж и умереть. В этой захлебывающейся формуле, быть может, и нет никакого преувеличения. Увидеть. И умереть.

Что мы видим — в Париже? Эйфелеву башню, зеленую травку, слепящее солнце, изысканных француженок, мифических лягушек, разноцветные шарики мороженого, Сену, где клюют огромные рыбы…

Что мы видим — в России? Зловещий и огромный памятник Ленину у Финляндского вокзала, канал Грибоедова, в котором вместо рыб плавают презервативы, слово из трех букв, крупно написанное на стене, слово из пяти букв, еще раз из трех, тупых и жадных ментов, маньяков, остервенело громящих телефонные будки, заплеванные подворотни, угрей, пахнущих дерьмом, жизнь, пахнущую тем же самым… В Париже светло, тепло и весело. В России темно, холодно и страшно. Один из героев фильма — музыкант-эмигрант, играющий в парижском кабаке на скрипке виртуозно-непристойным способом («А кому здесь Моцарт нужен в штанах?»), ругает французов на чем свет стоит и, смахивая слезы, мечтает вернуться на «мой Невский, мой Финляндский…» А оказавшись благодаря чудесному окну аккурат под памятником вождю, бухается на колени и на все готов, лишь бы убежать из вонючего мрачного ада в потерянный (к счастью, не навсегда) рай. Вернуться под крыши Парижа. Конечно, Моцарт в штанах там как бы никому не нужен. Моцарт — без штанов. Но в Париже. А если в штанах? Тогда у нас. Зато в штанах. Но не в Париже. Замкнутый круг.

Свою картину Мамин населяет не характерами, а условными социальными типами. Тип русского интеллигента — музыкант не от мира сего с помятым и умным лицом Сергея Дрейдена. Учитель. Поводырь, под дудочку которого послушно пляшут школьники. Настройщик музыкальных инструментов и детских душ. Этот герой — в структуре фильма носитель духовности и надежда русской культуры -существует меж двух огней. С одной стороны — гримасы надвигающегося капитализма: бизнес-лицеи, компьютеры, гигантские «портреты» конвертируемых денежных купюр. С другой — «народ», соседи героя по таинственной коммуналке: хапуги и рвачи, толстые, наглые, крикливые, для которых хрустальный Париж — место, где все плохо лежит. Надо успеть наворовать, пока окно не закрылось, а между делом посушить белье на просторных парижских крышах.

Юные ученики героя, плененные Парижем, отказываются возвращаться Назад. Да и кто бы добровольно захотел вернуться в ту Россию, образ которой конструирует Мамин? Впрочем, главный герой «Окна в Париж» — Учитель с большой буквы. В финале картины актер, no-брехтовски выйдя из роли, обращается — через головы детей, через парижские крыши, через целлулоид пленки — к нам. Дескать, Россия — это наша страна, и от нас зависит ее изменить. Превратить в Париж. «Вы же и не пробовали…» Прекрасный актер Дрейден не виноват, что получается это вовсе не убедительно. Ему не переиграть режиссера, пытающегося обмануть нас, а может быть, и самого себя. Визуальный образ обладает собственным значением, и как ни верти, там — рай, а здесь — ад, там — свет, а здесь — тьма. И я опять хочу в Париж. Пускай даже — увидеть и умереть.

«Окно в Париж» еще раз подтверждает, что дарование Мамина не лирическое, а сатирическое. Лирические эпизоды, например едва намеченная любовная линия, сделаны торопливо и невнятно. Как ни странно, даже Париж снят без особого куража, как набор глянцевых открыток. Самыми узнаваемыми, колоритными и симпатичными оказываются в конечном итоге шайка Гороховых (Виктор Михайлов — Нина Усатова — Кира Петрова) и циничный скрипач (Андрей Ургант).

Двусмысленное ощущение от «Окна в Париж» усугубляется тем, что делалась картина на французские деньги, с французской актрисой и для французского (отчасти) зрителя. Не хочу сказать, что Мамин уподобляется своим героям Гороховым, стремящимся ухватить все, пока окно не закрылось. Но позволю себе напомнить непревзойденную по внутреннему достоинству пушкинскую фразу: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног, — но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство».


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: