Без волшебства, без вдохновения


Привет, дуралеи!. Реж. Эльдар Рязанов, 1996

Эльдар Рязанов разучился снимать кино с волшебством. Волшебство — вещество летучее, на ощупь и на запах неуловимое. Когда Георгий Товстоногов собрал актеров на читку пьесы Александра Володина «Пять вечеров», он сказал: «Будем делать спектакль с волшебством». Что имел в виду — не объяснял. Сценарий Алексея Тимма «Привет, дуралеи!» предполагал в качестве одного из действующих лиц неопознанный летающий объект, который бы вмешивался в действие. На объект денег не хватило. Хорошо, что не хватило. Волшебства присутствие объекта не добавило бы — загубило бы дело окончательно.

Дебютные (сценарные) идеи фильма могут показаться плодотворными только самому благожелательному зрителю. Допустим, чаплинскую тень — в связи с романом недотепы и слепой уличной торговки — мы тревожить понапрасну не будем. Но главный сюжетный толчок — сон нашего рядового современника с прозрением своего титулованного прошлого — позаимствован из не столь давнего фильма Карена Шахназарова и Александра Бородянского «Сны». С той лишь разницей, что в «Снах» все происходило с точностью до наоборот: графине снилась она сама, подвизающаяся посудомойкой в советской забегаловке. А история с катавасией вокруг выборов востребована и вовсе на днях — Еленой Райской в фильме «Президент и его женщина». Одновременно режиссер не чужд рефлексии и по отношению к собственной режиссерской деятельности: еще ни разу он не отсылал с такой настойчивостью к своим прошлым фильмам — от «Иронии судьбы» до «Забытой мелодии для флейты». Новый фильм мог бы называться так же, как и книга воспоминаний — «Неподведенные итоги». Но название это не самое веселое, а в планы режиссера, как я понимаю, входило снять смешную комедию. В эксцентрике Рязанов никогда не был силен — на этом игровом поле победа оставалась за Леонидом Гайдаем (в лучшие его времена). Занятно, что в «Дуралеях» наиболее органичен Вячеслав Полунин, который не прибегает к фирменным клоунским приемчикам и внакладе не остается: яркая пластика и выразительная мимика — при нем. Голос Андрея Мягкова дружит с этой пластикой и этой мимикой. Если за Полунина режиссеру — отдельное спасибо, то за Татьяну Друбич — отдельное увольте. Наверное, это занятная для режиссера задача — выявить характерность и эксцентричность в актрисе, которая ни к тому, ни к другому не располагает. Что поделаешь, не дано ей падать в фонтан и ударяться головой о дерево — не ее это хлеб. Рязанов взялся доказать обратное — не доказал. С Друбич вышла осечка: в наследницу бабушки-француженки веришь, а в дуралейку — нет. С появлением потуг на эксцентрику юмор утратил былую окраску. Освободившись от пут сотрудничества с Эмилем Брагинским, режиссер и драматург освободился и от изящества шутки. Хоть убейте, я не вспомню ни одного диалога из позднего Рязанова, который можно было бы цитировать так, как цитируют, скажем, диалог Георгия Буркова с Александром Белявским в ресторане аэровокзала «Шереметьево» из «Иронии судьбы». А уж в «Дуралеях» дело доходит до неловкости, право. Мне, например, не смешно, что киллер, укокошивший несколько десятков человек, раскаялся в содеянном и теперь хочет исправить свою ошибку путем оплодотворения необходимого количества особей женского пола. Нет, с Анатолия Эйрамджана или Александра Полынникова взятки гладки, но речь-то не о них. Рязанов просчитал ситуацию, когда следует сменить краски на палитре. Когда бросить в корзину с обрезками кадры с панорамой по грязной помойке и врезать в фильм кадры с панорамой по умытой Москве, снятые Павлом Лебешевым в аппетитной интуристовской эстетике. Забавно, что в поле зрения камеры непременно попадает величественная громада восстающего из пепла храма Христа Спасителя. Не хватает только газмановского голоса за кадром: «Москва! Звонят колокола…» Но дело не в этом. Дело в природе объединительного пафоса, которым проникся Рязанов, крикнув всем нам скопом: привет! И тебе привет, недотепа-филолог. И тебе, неумеха-продавщица. И тебе, бывший киллер, мечтающий реабилитироваться. И тебе, кандидат в президенты от социал-социалистической партии. И тебе, жлобина-охранник. И всем нам, соответственно. Все мы одним дуралейским миром мазаны. Как всё просто, оказывается. Не сочтите за привередливость, но этот объединительный пафос мне чужд, и браться за руки со всеми подряд мне не хочется. И не потому, что мне не мил призыв возлюбить ближнего своего — просто не люблю проповедей на стадионах. Особенно когда она маскируется под задушевную беседу.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: