«Ты не знаешь, что там дальше» — О фильме «Клетка ищет птицу»
В берлинской программе Encounters состоялась мировая премьера картины «Клетка ищет птицу», полнометражного дебюта Малики Мусаевой, ученицы Александра Сокурова. С Маликой и оператором Дмитрием Наговским поговорила Ирина Марголина.
Когда появилась задумка фильма? Из чего выросла история?
Малика Мусаева: Когда я училась в мастерской Александра Николаевича, я сняла короткометражку про женщину, которая хочет развестись. А потом появилась возможность сделать полнометражный фильм, и все двинулось. Но не сразу.
Был коронавирус, потом я поехала в Нальчик, мы должны были приступать к поискам локации. Где снимать, — это был самый большой вопрос. Логично было бы в Чечне, но это невозможно. Так что мы ездили, искали, где можно создать Чечню на Северном Кавказе.
Хотелось воздушности, чтобы изображение не было слишком бытовым
И как в итоге нашли?
М.М.: Совершенно случайно. Где мы только не были с Николаем Янкиным [директор фонда «Пример интонации», продюсер — примеч.ред.], с моим однокурсником Бесланом Закуреевым, который тоже был на площадке. Объездили какое-то неимоверное количество маленьких селений горных. Искали в Дагестане. Уже отчаялись. Заехали в село Аршты, находящееся прямо на границе Ингушетии, там живут чеченцы — мелхий [этногруппа в составе чеченского народа — примеч.ред.]. Честно признаться, село это выглядело не очень. В нем много заброшенных домов, но для нас это оказалось то самое место — можно было найти интересные ракурсы.
Пейзаж в фильме очень сдержанный по цветовой гамме.
М.М.: Мы пробовали делать более насыщенную картинку, но история отвергала ее. Хотелось воздушности, чтобы изображение не было слишком бытовым. Чтобы была возможность концентрироваться на том, что происходит с героинями, видеть их внутренние изменения.
Расскажите про формат кадра. Он довольно нестандартный.
М.М.: Какой формат у нас, Дима?
Дмитрий Наговский: У нас соотношение 16:10.
М.М.: Вот такой новый формат.
Д.Н.: Вообще, я потом понял, что это близко к соотношению сторон фотографии. Малика говорила, что изображение должно напоминать воспоминание. И такое соотношение сторон, оно как фотографии на холодильнике или в альбоме.
Как вы нашли Хадижу Батаеву, исполнительницу главной роли?
М.М.: Нашли Хадижу через ее матушку. Она директор Дома культуры Аршты, Джалиля Дзейтова. Естественно, когда мы приехали в Аршты, первым делом пошли в Дом культуры и попросили Джалилю собрать всех детишек. И вот среди них была ее дочь Хадижа с подругой Мадиной.
Не было никаких завуалированных философских штук
Она в фильме совсем молодая… Еще девочка. История могла бы быть про мать, про старшую сестру. А в центре девочка.
М.М.: Это интересный возраст, когда начинаешь осознавать себя. Какой-то внутренний процесс начинает в тебе происходить. В возрасте постарше характер уже состоялся, и вызвать ощущение внутренней работы в героине было бы сложнее, если бы это была более взрослая женщина.
Но при том она помогает своей старшей сестре принять решение.
М.М.: Да.
Хадижа — непрофессиональная актриса, но она меняется в течение фильма. Каким образом вы достигали этого изменения?
М.М.: Она очень быстро все схватывала. В процессе съемок она уже так вжилась, стала с нами единым организмом, что очень быстро понимала, чего от нее хотят. Да и внутри у нее какой-то процесс происходил. Не было никаких завуалированных философских штук. Простые человеческие способы [работы с актрисой]: подольше на что-то посмотреть, что-то вспомнить, задержаться, пройти. Что-то, что понятно для нее, какие-то простые вещи.
А сколько шли съемки?
Д.Н.: 23 дня.
И успели схватить даже разные времена года, снег!
Д.Н.: Со снегом вышло просто волшебное совпадение. Мы же сначала сняли эту сцену в хлеву, где Яха плачет с первым снегом. И не ожидали, что у нас дальше будет еще какой-то снег — думали, что это будет такая весна, в которой внезапно, один раз, выпал снег, когда ей было грустно. А потом, прямо перед выходным, мы смотрим прогноз — и там четыре дня снега, вместе с выходным. И мы понимаем, что это классно, потому что у нас как раз с этой сцены в хлеву начинается зима, и получается уложить натурные сцены в эти четыре дня. Но только если без выходного. А работа без выходного — гигантские переработки. Решили не снимать. А потом приезжает Александр Николаевич и говорит: «Конечно, нужно делать зиму, это же такая возможность!»
Было снято больше, чем попало в фильм. У нас вообще было очень-очень много материала. Первая монтажная сборка — четыре часа. Можно сделать из нее отдельную операторскую версию.
Мне казалось, можно передать через эту бескрайность юность, свободу, и в то же время какой-то страх
М.М.: Да, но в какой-то момент было слишком много героя. Да и когда долго снимали, сама Хадижа играла какую-то уже заученную штуку, выдыхалась. Она ведь непрофессиональная актриса, у нее нет специальных навыков.
Какую роль для вас играет природа в фильме?
М.М.: Бескрайние поля, ощущение природы — это то, в чем живут местные. Взаимодействуют с ней. Грех был бы этим не воспользоваться. Мне казалось, можно передать через эту бескрайность юность, свободу, и в то же время какой-то страх, волнение, потому что ты не знаешь, что там дальше, что там за этим горизонтом.
А стилистика съемки?
М.М.: Изначально хотелось дыхания и ручной камеры. Нам хотели дать огромную Arri Alexa, но мы понимали, что с ней невозможно передать дыхание, добиться естественных, почти документальных съемок. Ориентировались на стилистику Андреа Арнольд, ее «Грозового перевала».
В фильме есть очень интимные моменты, когда нас допускают максимально близко к героиням. Что вы можете рассказать про крупность изображения?
М.М.: Я следовала за своим ощущением. Тут важно, что они ведь не могут свои эмоции выражать открыто, это все очень интимно выражается, взглядами, минимальными жестами. Тем важнее, что мы находимся вместе с героинями, практически чувствуем их дыхание.
Есть какие-то планы и задумки?
М.М.: Задумки есть, да, что-то вырисовывается. И это точно будет в Германии, в Гамбурге, где я живу.
А в Германии комфортно?
М.М.: Здесь тяжелее. Нужно, чтобы была история, понятная для немецкого зрителя, нужно объяснять, зачем фильм, зачем история про чеченцев. Но немецкие истории могут рассказать многие здесь, а за чеченскую тематику мало кто возьмется.
Читайте также
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»
-
«Нужен был нереальный реализм» — Тина Баркалая о «Сказках Гофмана»
-
Сесиль де Франс: «Сниматься — настоящий подарок судьбы»
-
«Я хотел понять свое поколение» — Иван Власов о фильме «Дивный мир»
-
«Одинокий Джокер на Голливудском бульваре» — Влад Козлов о фильме «Немая жизнь»