Рецензии

«Феникс»: Холокост в красном платье

Speak low, darling, speak low — пела в мюзикле Курта Вайля ожившая статуя перед тем, как вернуться на постамент и снова окаменеть, отказываясь от земной любви, которая не оправдала ее ожиданий, но вспоминая о ней как о чем-то прекрасном и навсегда утраченном. Speak low, darling, speak low — периодически звучит в новом фильме Петцольда то просто мотивом, то записью на пластинке, то финальной песней из уст героини, которая сама похожа на безжизненную статую до последнего момента, пока не раскрывается ее тайна, превращающая в застывшие истуканы уже всех вокруг. Потерянное прошлое, человеческое омертвление, отмирание естественных реакций после нацистских упражнений в расчеловечевании людей и (не)возможность их возродить — основные мотивы, с которыми работает Петцольд в своем «Фениксе».

«Феникс». Реж. Кристиан Петцольд. 2014

Германия, «час ноль». Война недавно закончилась. Немцы уже начали выплату компенсаций семьям погибших евреев, но коллективное сознание еще не готово взять на себя вину. Берлин полностью разрушен, но жаждет жить — петь, танцевать, веселиться. А для того, чтобы жить, ему нужно не помнить. Именно такой город застает Нелли — бывшая заключенная концлагеря для евреев: ей удалось выжить, но в мире «мертвецов и призраков» она оставила опыт, которым ни с кем не сможет поделиться, и изуродованное лицо, которое пластический хирург пытается воссоздать заново, насколько это возможно. Она могла бы, как ей советует подруга, сотрудница Еврейского агентства Лене, изменить внешность, уехать в Палестину и на деньги, которые ей полагаются за убитую семью, помочь построить государство для евреев. Но Нелли не мыслит категориями национальности — она не считает себя еврейкой, а значит, не хочет ни мести, ни восстановления справедливости. Единственное, что ей нужно — отыскать свое прошлое, найти саму себя до лагеря. Врача она просит вернуть ей прежнее лицо, неважно — красивое или с изъянами. По нему ее должен опознать муж Джонни, и жизнь сразу вернется на круги своя. Но Джонни, который за это время успел стать Йоханнесом, превратившись из музыканта в официанта кабаре, видит в Нелли лишь женщину, похожую на его «покойную» жену, и надеется, воспользовавшись этим сходством, получить ее наследство. В подвальной комнатушке, где он селится с Нелли, Джонни-Йоханнес пытается реконструировать образ своей жены, а Нелли-Эстер, вынужденно играя саму себя, старается добиться сходства с собой прежней, чтобы наконец-то увидеть в глазах мужа узнавание.

Спросить значит вернуться к причинам, попросить прощения за молчание, косые взгляды, за то, что переходили на другую улицу, за то, что предали.

На самом деле, мы до конца так и не понимаем, насколько новое лицо Нелли действительно отличается от прежнего. Нам ни разу не показывают ее фотографии до лагеря. Ее подруга не комментирует новую внешность Нелли. Сама Нелли ужасается, увидев свое отражение в осколках зеркала, но, возможно, лишь потому, что после лагеря не видит в нем признаков жизни. Зритель оказывается в странном положении: он знает, что главную роль играет Нина Хосс, немецкая дива, которая снялась уже в нескольких фильмах Петцольда, и поэтому после операции он видит ровно такое лицо, какое предполагает увидеть — лицо Нины. Но эти сомнения в различии и тождестве позволяют гадать о причинах реакции ее мужа, который то ли действительно не узнает жену, то ли просто не хочет узнать, или даже — хочет не узнать, вытесняет ее реальный образ, заменяя его воображаемым, чтобы не возвращаться вместе с Нелли туда, где он, возможно, просто не смог ей помочь, возможно, выдал нацистам.

Придумав себе новое имя, Джонни-Йоханнес пытается забыть и жить дальше. Нелли-Эстер, надеясь услышать от него ее собственное, прежнее имя, хочет остаться в вечном воспоминании, вечном повторении. И потому их восприятие времени так не похоже: Джонни существует в линейном времени, а Нелли — в мифологическом. Но в этой мифологии мифы деконструированы. Из пепла могут восстать птицы, но не люди, между «пигмалионом» и «галатеей» любовь уже не осуществима, нет ни вечного обновления, ни вечных историй. И только столкнувшись лицом к лицу с закрытым порталом в прошлое, осознав и приняв новую реальность на руинах личной и культурной памяти, Нелли возвращает себе возможность жить.

«Феникс». Реж. Кристиан Петцольд. 2014

Петцольд когда-то задумывал сделать две трилогии — трилогию о любви при репрессивной системе и трилогию о привидениях. «Феникс» можно включить в обе. Мотив призрачности, характерный вообще для всей «берлинской школы» (которую иногда называют «призрачным реализмом»), в «Фениксе» подкрепляется реальными воспоминаниями бывших заключенных концлагерей, которые, вернувшись, сравнивали самих себя с привидениями, блуждавшими и никем не замечаемыми, как будто невидимыми на улицах Европы. Точно так же и Нелли. Неузнанная мужем, потерявшая свою идентичность, она похожа на тень и часто становится ею в прямом смысле — просит не включать при ней свет, проступает лишь силуэтом сквозь стекло, скользит темным пятном по тротуарам. Готовя инсценировку возвращения жены, Джонни приносит ей красное платье и туфли из Парижа, в которых она должна торжественно сойти с поезда к бывшим друзьям. «Ты думаешь, так возвращаются из концлагеря?» — спрашивает Нелли. Но правдоподобие не играет здесь никакой роли. Для него, для привидений и их памяти нет места. Она не должна никому рассказывать о своих страданиях, напоминать своим видом немцам о содеянном. Главное, что Нелли жива, подробности никому знать не нужно. Никто не станет расспрашивать о лагерном опыте. Спросить значит вернуться к причинам, попросить прощения за молчание, косые взгляды, за то, что переходили на другую улицу, за то, что предали.

Следуя завету Клода Ланцмана, считавшего запретным любое прямое отображение Холокоста, Петцольд не пытается найти образ и слово для того и тех, что стерты и уничтожены.

Тема вернувшихся из концлагерей давно заняла свое место во французской литературе и кинематографе, чего не скажешь о немецкой культуре. Петцольд подчеркивает эту лакуну, рассказывая, что идея пришла ему в голову еще в 80-е, когда его соавтор Харун Фароки принес роман француза Юбера Монтейе «Возвращение из пепла» о еврейской женщине, пережившей Холокост и вернувшейся во Францию. Тогда же Петцольд, заинтересовавшись романом, столкнулся с замалчиванием этой темы в Германии, не отошедшей на безопасную дистанцию, чтобы критически вопрошать. Но и сам Петцольд отказался тогда браться за экранизацию, не чувствуя в себе готовность говорить об Истории, предпочтя маленькие повседневные истории, которые сформировались на обломках больших нарративов и идеологий. Коллективные травмы и общая вина в них едва проступали. И только после «Барбары», действие которой перенесено в 80-е, Петцольд решил уйти в историю еще глубже, вернулся к своей старой идее.

«Феникс». Реж. Кристиан Петцольд. 2014

Но эту идею он воплотил в такой форме, будто попытался задним числом встроиться в ряды послевоенных фильмов, заполнить тот самый пробел. Петцольд не только использовал для съемок целлулоид, но и заимствовал выразительный арсенал голливудских фильмов 50-х — 60-х годов, фильмов-нуаров в частности. Но, выбирая оптику взгляда жанрового кино, он одновременно пытается научиться снимать «после Освенцима». Петцольд не показывает то, что нерепрезентативно: изуродованное лицо Нелли, ее страдания, воспоминания о пережитом, отказывается от первоначальной идеи сделать сцену с массовкой из концлагеря и нацистами в униформе. Следуя завету Клода Ланцмана, считавшего запретным любое прямое отображение Холокоста, Петцольд не пытается найти образ и слово для того и тех, что стерты и уничтожены. Но в сочетании с техниколорным изображением, «нуарными» мизансценами, слишком контрастной мимикой актеров это производит странный эффект, к которому, вполне возможно, он стремился намеренно.

Когда Джонни продумывает приезд Нелли и описывает, как будет выглядеть их встреча, кажется, будто он подсмотрел это в каких-то фильмах, где героини возвращались из дальних путешествий, возможно, из отпуска, с моря, и после долгой разлуки воссоединялись с любимым. Используя приемы Дугласа Сирка и Жака Турнера, Петцольд, подобно его герою, переносит жанровые коды одной территории в культурный контекст другой и будто бы сам одевает измученную, исстрадавшуюся тему своего фильма в яркое «красное платье». И потому иногда кажется, что вопрос Нелли задает не мужу, а самому режиссеру: «Думаешь, из лагеря возвращались так? Нам никто не поверит». А он ей отвечает: «На тех, кто возвращается, никто не смотрит. А тебя должны увидеть».


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: