«Ёлки последние»: Ели
Вот вам бы всё ныть, а посидите-ка 31 декабря в привокзальном киоске в Воронеже, как продавщица (Екатерина Агеева) из новеллы Анны Пармас «Вокзал на троих». По ларьку гуляют сквозняки. Ей целых 26. Дома никто не ждет. Единственный, да и то платонический амурный интерес — знойный брюнет Комаровский (Марк Богатырев), но он недосягаем. Девушка — в ларьке, а Комаровский — артист в сериалах.
Всё идет наперекосяк, и не справляетесь даже с пустяками? Расскажите об искусстве провала дяде Юре (Дмитрий Нагиев) из «Сосен» Тимура Бекмамбетова. Вроде бы брутальный и поживший мужчина, больше того, из МЧС, а не в состоянии ни сделать предложение стабильной сожительнице (Елена Яковлева), ни нормально повеситься в глухом тюменском лесу под Высоцкого.
Задолжали по ипотеке, а вместо будильника что ни день — звонок коллектора? Да с вами бы махнулся, не глядя, дед из новеллы, собственно, «Дед» (режиссер — Александр Котт). Мир не замечает пенсионера настолько в упор, что у него не принимают деньги в госбанке (хотя ну, казалось бы), и не звонит никто вообще, даже собственный сын (Антон Богданов).
Сына можно понять. Это сейчас Евгений Валентинович такой трогательный (недаром сыгран почти незаменимым в подобных случаях ветераном Юрием Кузнецовым). Во-первых, возлюбленное ныне чадо папа бросил ребенком. Во-вторых, мальчонка успел подрасти, и теперь у него взрослые проблемы. Жена Галина (Валентина Мазунина), потомственный милиционер, снова взялась за штатные наручники: зафиксировала в машине певицу Веру Брежневу и зрелищно уходит с ней от погони, посильно обеспечивая картине динамику.
Кстати, о динамике и вообще о хорошем, благо его немного. Сцена безумного чаепития, где пожилой бобыль психоделически вечеряет за обстоятельно накрытым на несколько персон праздничным столом с воображаемыми домочадцами — конечно, мрачноватая, но и по-своему самая небезнадежная в фильме, жанрово не разнообразном. Прошлогодние «Елки новые» и впрямь не были лишены новизны на радость киноведам. Тогда делегированный командовать парадом Жора Крыжовников пусть и не привнес в проект труп из своей искрометной новогодней короткометражки «Нечаянно», однако выступил для хиреющей франшизы бодрящим хвойным освежителем. Но повыветрилось.
В названии «Елки последние» много всего. Оттенок присыпанной серпантином предмогильной грусти. Коммерческий расчет, мотивирующий публику броситься напоследок взглянуть на полюбившихся героев. Наконец, махровая разводка, а куда без нее.
В России вообще не заведено выполнять предновогодние обещания, публично данные с экрана. Не обманул только Ельцин: сказал, что устал и уходит — устал и ушел. А «Елки» не уходят, а наоборот, переезжают на собственный полноценный телеканал. Хотя и со всей очевидностью устали. Вопреки святочному пиар-поверью (гласящему, что сюжеты отчасти вдохновлены мемуарами из писем неких зрителей), «Елки» всегда были искусственными и не особо правдоподобными — но никогда такими уставшими и без грудничковой творческой жадности высосанными из мизинца.
Особенно это заметно по новелле со Светлаковым и Ургантом. Женя решает-таки вернуться на родной Север осваивать подаренные правительством гектары, а Боря грустит. Ну и, собственно, все. Психологический саспенс достигает пика, когда Борис остервенело, пускай и рачительно обматывает баулы Евгения скотчем (раньше между персонажами искрило ярче всех, и если что, выскакивал настоящий пингвин). А обмотав, отчаивается и поет вослед улетающему вполне любовный романс. Российская посконно-ментальная гомофобия, как известно, гомофобией, но новогоднее шоу без гей-изюминки — не праздник.
«Елкам» было, от чего утомиться. Главное продюсерское детище Тимура Бекмабетова долго и целенаправленно пыталось нести нам то, в чем мы, в общем, и впрямь нуждаемся. А именно — добро. «Елки» несли как умели, талантливее, например, чем соседки по сегменту «Мамы», чьи лучики доброты выжигали в радиоактивный пепел. Да, на пути к нравственному капремонту герои кидали друзей и жен, торговали старухами и разлучали детей с отцами и даже с животными. Но что за радость стать порядочным человеком, хорошенько перед этим не посвинячив, покаяться, не согрешив, и съесть, не поваляв.
К следующей серии постоянные персонажи, как будто позабывши урок (а на самом деле, конечно, из драматургических соображений) откатывались на базовые скотские позиции, чтобы грешить и, прорастая из сора, каяться опять. Так и подзаряженные гуманизмом аккумуляторы зрителей недолго держали заряд. Примерно до выхода из кинотеатра в мир-реагент.
Причины переезда «Елок» на ТВ наверняка вполне деловые, но в канун Нового года во всём по старинке хочется видеть романтический аспект. Так вот. Наблюдая динамику сборов и нравов публики (а наши «десятые» не назовет эрой милосердия и самый дерзновенный ум), авторы, как разочарованные, но влиятельные волшебники, поняли: точечных лучей добра маловато будет, и потребна ковровая, регулярная бомбардировка добром. Добрый телеканал.
Где, провоцируя у аудитории запои, круглыми сутками год напролет люмпен Женя и мент Галя, как при эффекте мультиэкспозиции, будут вглядываться в ремастированных тезок из «Иронии судьбы» (рязановская классика в теликах героев «Елок» нон-стоп), строгаться «оливье» и выступать Брежнева — вечно прекрасная, будто певунья Зирка Нечипоренко в «2042» Войновича.
«Елки» из праздника обратятся бытом и будут мерцать, пока в рамках русского апокалипсиса не сгинут спонсоры (в новой картине Сбербанк м «макдак» — самодостаточные и единственные общественные скрепы) повсеместно не вырубится электричество и не иссякнет зеленый, как надежда, горошек. В конце времен продюсеры, как скрипачи «Титаника», уходя под лед гламурных катков, выстрелят в тлеющих мультиплексах радикальным гастрономически-ностальгическим финальным аккордом — фильмом «Ели». В названии, привычно креативном, будет подразумеваться глагол.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса