«Патерсон» o muerte
В Каннах 2016 года новый фильм Джима Джармуша по большей части хвалили, отмечая человечную интонацию и прозрачную простоту поэтического высказывания — какое-то примиряющее с фестивальной действительностью ощущение надмирного покоя. Теперь, когда фильм появился в широком прокате, многие, очевидно, будут его ругать за ванильно-шоколадную наивность. Фестивали заканчиваются, жизнь бежит вперед, мнения меняются. А Джармуш плавно катит на автобусе ровно по расписанию. Что называется, сам виноват. В «Патерсоне», который рассказывает о стихотворце Патерсоне, проживающем в городе Патерсон — материал скорее для лимерика, чем для фильма, — режиссер принципиально открыт всем ветрам критики, беззащитен перед любыми упреками.
Смеется Джармуш над собой или плачет?
Канны-2016: Джармуш и искусство поэзии
Сложенный, как стихи — а поэзия, мы помним, должна быть глуповата — этот фильм полон грошовых открытий, умилительного сора и на раз считываемых рифм. Созвучия, вообще, коронный номер Джармуша. Прошлый фильм «Выживут только любовники» был довольно подробным каталогом «джармушизмов». «Патерсон» эту линию усугубляет: Wu-Tang в прачечной, пес-призрак в гостиной, турист-японец в парке, история литературы в коробке для ланча. Черно-белые занавески, черно-белые коврики, черно-белые стены. Царит в этих нанизанных на ритмическую основу перечислениях феерически красивая и совершенно невыносимая девушка-tumblr Лора (или Лаура, если угодно). Это спутница главного героя, от которой он прячется в баре, а иногда и в стенном шкафу. Там, в кабинете поэта, Патерсон еще может тайком назвать ее pumpkin и даже записать это слово в свою тетрадку. Кажется, эту артистическую натуру, ведущую свой диалог со Вселенной черными кружочками и белыми полосками, можно счесть своеобразным аватаром режиссера, для которого последние 15 лет остро стоит вопрос — что важнее: играть на красивой гитаре или прикармливать зрителей капкейками? Смеется Джармуш над собой или плачет?
Stranger than death
Монтажно-звуковые коллажи, под которые Патерсон творит свою поэзию, как будто утверждают первое. Джармуш смеется — его кино сгущается в видеопоток для медитаций и релаксаций. Не может же он это всерьез? Водопад, мостик, зеленая лужайка, грустные глаза Адама Драйвера. И всё полупрозрачными слоями. Под дребезжащий эмбиент поэтические простоты набухают в самоочевидной красоте мира. Красив ветеран Патерсон, красива его собака, красивы его прогулки на работу и в бар, красивы остановки рутинных маршрутов той жизни, которой живут герои. Шахматный турнир для бармена, субботние показы черно-белых хорроров в ближайшем кинотеатре, романтические разборки с применением игрушечного пистолета.
Раньше, выводя на экран поэтов, Джармуш был к ним добрее — он давал им поговорить на языке боевого оружия, который в отличие от слов, не вызывает сомнений. Уильяму Блейку было достаточно сделать первый выстрел, Псу — пройти до конца свой путь самурая. В XXI веке пульки пластиковые. Патерсону (в одноименном городе, кстати, был выпущен первый револьвер Сэмюэла Кольта) нечего противопоставить окутывающей его ласковой визуальной стихии нового времени. Только буковки, но они мертвы и больше ничего не значат.
Виной ли тому операторская работа снимавшего «Синий бархат» Фредерика Элмса или те простецкие рифмы, которые подсовывает Патерсону экранная реальность, но только кажется, что-то здесь не так, и белый лирический заборчик благоустроенности вот-вот рухнет. Пожалуй, это ощущение подкравшейся, но все-таки еще не случившейся катастрофы могло бы спасти фильм, если бы главный герой, в котором зреет вопрос «а не подделка ли я?», — все-таки решился и задал его. Но Патерсон, храня молчание, заходит на новый круг своего существования. Финальная реплика фильма: Would you rather be a fish? — Здесь, действительно, лучше быть существом без голоса.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса