Не верьте Википедии — сегодня, 9 октября 2019-го, исполняется 100 лет со дня рождения блистательной звезды «Грека Зорбы», очаровательной эпизодницы в хичкоковском «Разорванном занавесе», мадам Гадерян в «Жильце» Поланского — Лили Кедровой. В честь этой знаменательной даты читайте статью Кристины Танис.
1964 год. Сотрудники кинокомпании «Двадцатый век Фокс» заняты подготовкой пресс-материалов к премьере нового фильма «Грек Зорба». Досье для журналистов содержит пресс-релиз, информацию о создателях фильма, биографии актеров. В атмосфере хаоса, свойственной премьере, работу осложняет одна актриса — она не может назвать дату своего рождения. Она ее не помнит.
«Каждый год я говорю своему мужу: „В этот раз, мы должны не забыть отпраздновать годовщину нашей свадьбы, так делают все наши друзья“, — объясняет актриса интервьюеру. — Разумеется, он всегда соглашается, но, когда подходит время, мы оба понимаем, что забыли день нашей свадьбы, и откладываем до следующего года. Так что понимаете, даты и я…»
«Разорванный занавес». Реж. Альфред Хичкок. 1966
С трудом добившись хоть какого-то ответа, журналист дописывает биографию и отдает материалы в печать. Вскоре этот пресс-релиз облетит редакции всего мира. Как написано в обнаруженной во Французской синематеке копии: «9 октября 1919 года в Петрограде родилась великая актриса Лиля Кедрова».
Она родилась в России, но прославилась как французская актриса, не мыслила себя вне театра, но получила самую желанную награду всех кинематографистов — «Оскар», по ее карьере можно изучать историю кино: первую роль ей дал Роберт Вине, а одну из последних — Коста-Гаврас.
Среди дат рождения Елизаветы Николаевны Кедровой фигурируют 1909-й и 1918-й, но мы поверим ей на слово.
Садясь за биографию Лили Кедровой можно обнаружить, что после нее не осталось ни дневников, ни мемуаров, ни документов. Последние были утеряны в ходе эмиграции во Францию, что предоставило ей возможность выбирать возраст по собственному усмотрению. В многочисленных интервью, в основном 1960-х годов, она на разные лады пересказывает историю своего успеха — съемки в фильме «Грек Зорба». Лиле Кедровой было сорок пять, когда Михалис Какояннис позвонил ей и пригласил на роль мадам Гортензии. Он уточнил, говорит ли актриса по-английски, «oui» — соврала Кедрова и вылетела на Крит, где шли съемки фильма. По прибытии, она притворилась больной и, лежа в постели, заучила все фразы на английском языке. Трогательная роль состарившейся проститутки принесла ей «Оскар» за лучшую женскую роль второго плана и предложения от киностудий по всему миру. Тем удивительнее сейчас обнаружить, что исследований по Лиле Кедровой практически не написано, однако ее биография странным образом собирается по текстам других.
«Грек Зорба». Реж. Михалис Какоянис. 1964
5 марта 1910, Павловск: великий князь Константин Романов в своей резиденции встречает государя с женой. Кроме Его Величества, гостей немного, «всего человек 160». Когда пришедшие занимают места в зрительном зале, начинается представление. Николай Кедров и его жена Софья Гладкая исполняют оперу Перголези «Служанка-госпожа» под фортепианный аккомпанемент профессора Миклашевского. «Премило исполнили», — пишет Константин Романов в дневнике о родителях Лили в этот вечер.
Ее мать — певица Мариинского театра, отец — композитор духовной музыки, основатель знаменитого Петербургского Русского вокального квартета. В 1910-е годы квартет участвует в «Русских сезонах» С. Дягилева, в доме Кедровых на Канонерской улице бывают С. Прокофьев, Ф. Шаляпин, А. Бенуа. Последний тщательно фиксировал в своем дневнике разруху, зыбкость и нестабильность существования в послереволюционном Петрограде.
Софья Гладкая (Кедрова) — мать Лили Кедровой
«По средам обыкновенно приезжает Агранов [сотрудник ВЧК-НКВД], и тогда начинается „чистка“, — пишет Бенуа 6 октября 1921 года. — Одну даму, игравшую в театре, вызвали во время репетиции, и она очень весело прощалась с режиссерами, считая, что вернется через несколько дней, однако ее потащили на расстрел. <…> В комнате у Купера был оптант. Он рассказывает ужас о своем пребывании на юге и в Москве, и в восторге, что вернулся в „Европу“. В таких же настроениях только что вернувшийся Кедров, разыскивающий свою библиотеку, часть которой спас театр».
Николаю Кедрову удается избежать расстрела по чистой случайности. Столкнувшись на улице с дальним знакомым, он вдруг узнает, что его кандидатура внесена в расстрельные списки. Семья эмигрирует в Берлин, затем в Париж, где в скором времени Николай Кедров создаст Русскую консерваторию и станет одной из ключевых фигур культуры русского зарубежья. В 1920-х годах знаменитый квартет Кедрова даже сыграет концерт для короля Великобритании Георга V. А пока, 5 ноября 1924 года, юный сын Николая Кедрова, Коленька Кедров-младший рассказывает Сергею Прокофьеву про новую, советскую жизнь Петербургской консерватории, откуда семья только что уехала.
Вокальный квартет Николая Кедрова. Слева направо: В.И. Касторский, Н.М. Сафонов, Н.Н. Кедров, М.М. Чупрынников. 1909
«Он говорит, что здание ни снаружи, ни изнутри не изменилось, только рояли стали хуже, — пишет Прокофьев 5 ноября 1924 года. — Ученики часто одеты в кожаные куртки, иногда даже в валенках. Ученицы больше следят за своей одеждой, поэтому выглядят почти так же, как раньше. Но есть среди них коммунистки, очень в себе уверенные. А жизнь течёт своим чередом и затягивает, так и Коле не хотелось расставаться с Консерваторией, когда пришла пора уезжать, хотя сейчас он и рад, что заграницей».
Лиля должна была стать пианисткой, но в восемь лет сбегает с цирком, притворившись сиротой. Когда полиция возвращает ее к родителям, говорит, что хочет выспаться, ведь она весь день водила на цепочке циркового медведя.
В четырнадцать лет она начинает брать уроки у эмигрировавших в Париж студийцев МХТ, а в конце 1930-х годов уже играет в Русском театре Парижа. В одном из писем жене Владимир Набоков рассказывает, что Кедрова, «очень глазастая актрисочка, которую Алданов считает новой Комиссаржевской, бесстыдно клянчила у него роль». И получила — в спектакле по пьесе Набокова «Событие», премьера которого состоялась в Париже в 1938 году.
Кедрова училась у лучших. В конце 1930-х ее связывает бурный роман с Григорием Хмарой. Студиец МХТ по легенде прошел пешком всю Польшу, чтобы жениться на диве немного кино Асте Нильсен. Кинокарьера Хмары закончилась с распространением звука, в 1930-е годы он живет в Париже, зарабатывает на жизнь пением романсов и участием в спектаклях русских театров. На современников союз Кедровой и Хмары производит дикое впечатление. «Когда они пели „Две гитары“, — вспоминает певица кабаре Людмила Лопато. — Хмара вдруг хватал Лилю за волосы, она вырывалась — и начинала танцевать».
В 1937 году Серж Лифарь устраивает в Париже выставку «Пушкин и его эпоха» к столетию смерти поэта. В это время в Выборге обнаруживается неизвестный автограф Пушкина — две строфы шестой главы «Евгения Онегина». Уникальную находку успевают доставить в Париж после закрытия выставки. Автограф, как пишет Лифарь, «помимо того, что он устанавливает единственное верное чтение XXXVI строфы шестой главы, такого значительнейшего произведения, как „Евгений Онегин“; помимо того, что он дает несколько новых стихов — вариантов к XXXVI и XXXVII строфам шестой главы и говорит о творческих колебаниях Пушкина, о его творческом, процессе, этот автограф расширяет наши весьма скудные знания о том, как создавалась шестая глава „Евгения Онегина“». Поэт и пушкинист Модест Гофман готовит новую публикацию «Евгения Онегина», которая включает найденный автограф и комментарий к нему. В 1937 году Серж Лифарь издает эту книгу нумерованным тиражом в 100 экземпляров, один из которых до сих пор хранится в квартире Лили Кедровой на бульваре Монпарнас с подписью «Дорогому Хмарушке. Серж Лифарь».
Количество больших контекстов, которые как круги по воде начинают расходиться, стоит лишь затронуть биографию Лили Кедровой, не может не удивлять. Здесь и начало большевистского террора, и русский Монпарнас, и отчаянная, одержимая надежда Белой эмиграции на возвращение, и Вторая мировая война. «Дома узнал очень грустную весть, — пишет религиозный мыслитель Петр Ковалевский в 1942 году. — Жених Лили Кедровой, очень милый, образованный, чрезвычайно культурный австриец, офицер, погиб на русском фронте».
Лингвист Владимир Топоров когда-то писал о мерцающем коде языка кузминской прозы. Анализируя творчество Михаила Кузмина, он заметил, что писатель изображая, загадывает ребусы из современности. Особенность Лили Кедровой не в том, что ее жизнь затрагивает большие исторические нарративы, подобный взгляд, в принципе, возможен на любую биографию XX века — история прошлого столетия дает достаточно пространства для таких интерпретаций
В связи с Кедровой интересно другое — существующая на периферии исторических событий, она очень точно сумела передать это пограничное состояние в кинематографе, сплетая через второстепенные роли узор большого мира, преображенного в творчестве.
И если, пользуясь термином Топорова, говорить о мерцающем коде языка Лили Кедровой как киноактрисы, то в траекториях судеб ее персонажей мерцают целые эпохи — эпоха «великого немого», русского Монпарнаса и Белой эмиграции, Второй мировой войны, крушений всех надежд послевоенной Европы… Иными словами, играя, она, конечно, проигрывает чаяния и мечты мира первой половины XX века. С этой перспективы логически выстраивается общая, надтекстовая (если фильм читается как текст) дуга ее персонажа, его мифология, который вне зависимости от рассказываемых с экрана историй, уже имеет свою судьбу. Судьбу — в том смысле, в котором о ней говорил Андре Базен, объясняя почему герои Жана Габена всегда погибают. Эта судьба продиктована самой фактурой лица, с которой сценаристы и режиссеры просто вынуждены считаться, часто совершенно бессознательно.
«Облава на блатных». Реж. Анри Декуан. 1955
Как и следовало актрисе русского происхождения, она существовала в рамках заданного амплуа — исполняла роли русских графинь, обедневших аристократок, тетушек главных героев. Актриса всегда второго плана, Лиля Кедрова играла персонажей, существующих на периферии — будь то драматургическое пространство фильма или пространство социальных связей. Ее герои, как правило, пограничны, даже маргинальны. Как, например, героиновая наркоманка Леа из французского нуара «Облава на блатных» (1955), которая не только становится проводником для героя Жана Габена в пространство парижских трущоб, но еще и умудряется танцевать в мире, где «пахнет мочой и кровью», как выразился один из критиков.
«Грек Зорба». Реж. Михалис Какоянис. 1964
Ее персонажам свойственна хрупкость существования, как следствие надлом, а иногда и надрыв. Причем внутренняя неустойчивость подчеркивается намеренной выразительностью игры, доведенной чуть ли не до гротеска. Старая проститутка из «Грека Зорбы», когда-то приехавшая на Крит с британским флотом, надтреснутым голосом рассказывает, как она пила шампанское, пахла чужими духами, была любима тремя адмиралами. Но корабль ушел, а она все ждет, что кто-нибудь придет за ней. Приходит смерть. Финальная сцена, в которой умирающая мадам Гортензия в предсмертной агонии бьется на кровати, в то время как старухи в черном, даже не дождавшись ее смерти, начинают разворовывать будуар — это не только история ее героини, это еще и квинтэссенция судьбы русского дворянства и русской культуры XIX века.
«Дорогой мамочке в день рождения». Реж. Лучиано Салче. 1974
Ее героиням свойственна одержимость на грани с безумием — например, польская беженка из «Разорванного занавеса», которая безуспешно пытается вырваться из социалистического лагеря в США. Или мать из фильма «Дорогой мамочке в день рождения», одержимая любовью к сыну настолько, что способна его убить, но не отпустить. Ее героини всегда осознают тщетность своих попыток, но предпочитают делать вид, что ничего не знают о провале, и пробуют еще и еще. В 1980-е мифологическая дуга персонажей Лили Кедровой замыкается — ее героиня начинает принадлежать потустороннему пространству, являясь главному герою в виду призрака («Некоторые девчонки», 1988). Метафора, бьющая в лоб, если не наотмашь, становится буквальным воплощением иного мира, оставшегося по другую сторону границы. Пограничность ее существования приобретает новое измерение, смещаясь на периферию исторических эпох.
В одной из сцен фильма «Грек Зорба» главный герой в исполнении Энтони Куинна, отличающийся звериным жизнелюбием, в ответ на замысловатую фразу писателя, героя Алана Бейтса, восклицает: «Ах, хозяин! Если бы ты только смог станцевать всё то, о чём ты говоришь, тогда бы я понял!» — If only you could dance what you mean, then I would understand it!
Для функционирования сайта мы используем файлы cookie и данные о вашем IP-адресе. Если вы не хотите, чтобы эти данные обрабатывались, вам придется покинуть сайт. Если вы не против, нажмите «Хорошо».
