На тот свет — «Kitoboy» Филиппа Юрьева
У «Китобоя» был долгий маршрут. Снятый на Чукотке полнометражный дебют Филиппа Юрьева собрал призы в Венеции и Сочи, а с восьмого октября выходит в российский прокат. На большом экране посмотреть его, пожалуй, стоит. Об удивительном фильме, напоминающем кому-то «Sheena 667», а кому-то «Мертвеца», рассказывает Павел Пугачев.
В Детройте всегда солнечно. Или нет. А черт его знает. Старшекласснику Лешке, живущему возле Берингова пролива, нет до этого дела. Ни о какой Америке он долгое время и не помышлял. Хотя вот она, рядом, нужно только переплыть. У некоторых даже получалось. Правда не всегда с хорошим для них исходом. Лешкин мир перевернул интернет. Друг показал раздетых девушек на мониторе. Они далеко, но рядом. Где-то там есть голубоглазая вебкамщица, не слышащая его голоса, но вроде бы все понимающая. Возможно, она его ждет. Возможно, нет. Пора в Детройт.
В тундре веет неоновый дух и поет линчевская муза Джули Круз.
А что здесь? Вечная мерзлота, друг со сломанным мотоциклом, да любимый дедушка, выжидающий хорошего дня для смерти. Иногда с материка приезжают девушки, но влюбившемуся в заэкранную красавицу Лешке уже не до них. Пижонски именованный латиницей «Kitoboy» временами кажется до смешного колониальным фильмом. Занимаясь постановочной этнографией, легко провалиться под лед. Режиссер Филипп Юрьев это понимает и поочередно забегает то в чум к Роберту Флаэрти, то на склад осветительных приборов им. Николаса Виндинга Рефна. В тундре веет неоновый дух и поет линчевская муза Джули Круз. Фильм настойчиво пытается быть модным и не безуспешно. Инстаграмом кашу не испортишь.
Рыбак из глухой деревушки едет в город на свадьбу к сыну, которого в глаза не видел. Нет, это не «Kitoboy», а ВГИКовский диплом режиссера, «Песня механической рыбы». Можно разглядеть общие темы. Помимо любви к дальним путешествиям, есть еще и очевидная тяга к совмещению эстетически несхожих фактур. Ему вроде бы тесно в оковах реализма, но и не поддаться очарованию натуры трудно. Наблюдать за этой внутренней борьбой интересно, в лучшие моменты фильм выруливает в сторону не то сказки, не то затянувшегося сновидения, но, как и его герой, продолжает цепляться за останки реального. Порой буквально. Украшающие постер картины кости кита лежат тут совсем не случайно.
О режиссерских амбициях и фильме в целом многое становится яснее после прочтения одной из версий сценария, написанного Елизаветой Симбирской (здесь она подробно объясняет, почему ее имени нет в титрах*). От текста, остались, в общем, голые кости, окруженные совсем другой живностью. Там была прекрасная кинопроза, здесь — кино. Проще найти схожее, чем отличное: вот девушка с монитора, а вот влюбленный в нее чудак. Почти по заветам Годара, только вместо пистолета — потрясающая чукотская природа. Вместе с рядом героев (одной из которых была, между прочим, девочка) и сюжетных линий исчезли и проговоренные вслух психологические мотивации, конфликты, драматургические коллизии. Собственно, весь реализм погрузился под воду. Типическое уступило место индивидуальному, закономерности — случайностям, обыденное — исключительному. Здесь почти ничему не веришь, но фильм и не претендует на достоверность. Америка — прошлое, Россия — будущее, смерть неизбежна. Наверное.
* Редакция приносит извинения перед Елизаветой Симбирской за неточность первоначальной формулировки в тексте.
Анекдотический сюжет становится каркасом для притчи о том, что случается, когда мир вдруг начинает тебе отвечать.
Все двоится. Мотив повтора очень важен. Чукотка кажется лимбом, местом буквального вечного возвращения. Из этой истории легко собрать публицистический памфлет и критику нравов (феминистские интерпретации тут так и просятся), но режиссер к счастью так не думает. Анекдотический сюжет становится каркасом для притчи о том, что случается, когда мир вдруг начинает тебе отвечать. Никаких больших букв и бездонной глубины: притча тут с легкостью оборачивается анекдотом. Но не таким уж смешным.
Местная метафизика собрана из тумана и палок (снова вспомним про кости китов), пару раз режиссер машет рукой куда-то в сторону то ли «Мертвеца» Джармуша, то ли античной мифологии, но вот в чем фильм однозначно удался и не вызывает никаких вопросов, так это в работе с актерами. Юрьев прекрасно использует возможности непрофессиональных артистов, чудесных местных жителей. Интересно, что они привнесли в фильм от себя — работа над речью героев явно была проделана огромная. Вообще при всем внешнем лоске и причесанности, в фильме чувствуется что-то стихийное. И дело не только в природе (хотя и ее роль не стоит недооценивать). Сложно представить, насколько тяжелым был монтаж, сколько всего придуманного на площадке оказалось в корзине. Если при первом просмотре может показаться, что фильм выдыхается, не успев толком начаться, то при пересмотре удивляешься, насколько он емко и лаконично собран. Хорошее начало пути.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса