Разговоры с Мельвилем
Со 2 по 18 декабря 2022 года в лектории Музея «Гараж» пройдет программа кинопоказов, состоящая из французских фильмов, снятых режиссерами, которые во время Второй мировой войны были солидарны с идеями Сопротивления. Одним из них был Жан-Пьер Мельвиль. Публикуем фрагмент из книги «Разговоры с Мельвилем», изданной Rosebud в переводе Сергея Козина.
<h2Армия теней.=”” Барака<=”” h2=””> </h2Армия>
Армия теней. Барака
— Настоящим ветеранам Сопротивления фильм ведь понравился?
— Да, я получал чудесные письма. И на частном показе для 22 виднейших деятелей Сопротивления я видел их лица. В каждом из них было что-то от Жербье, от Жарди, от Феликса… Анри Френе сказал мне: «В декабре 41-го я, как глава движения „Комба“1 , был вынужден вернуться в Париж, хотя никакого желания видеть город под немцами я не испытывал. Спустившись в метро, я вышел на станции „Этуаль“ и, направляясь к выходу, услышал над головой чеканный топот ног. Это было странное ощущение: я шел практически в такт невидимым ногам над моей головой. Поднявшись на Елисейские Поля, я увидел, как по ним маршируют немецкие части: они шли молча, а потом вдруг вдарил оркестр. И вы первым же планом фильма вернули мне эти ощущения!!!» А вы знаете, что для озвучки этой сцены я использовал настоящий звук немецких шагов? Его невозможно подделать. Конечно, сама идея снять немецкий парад на Елисейских Полях была безумием. Я до сих пор не понимаю, как мне это удалось. Никому до меня не удавалось, даже Винсенту Миннелли в «Четырех всадниках Апокалипсиса» (The Four Horsemen of the Apocalypse, 1962): по традиции, сложившейся еще в Первую мировую, на Елисейские Поля не пускают актеров в германской форме. Один немец умолял меня продать ему этот план, потому что в Германии такие кадры есть, но только черно-белые. Чтобы снять этот план — возможно, самый дорогой в истории французского кино (он один стоил 25 миллионов!), — мне сначала выделили для репетиций авеню Иена. В 3 часа ночи перекрывали движение, и, в свете газовых фонарей, по улице начинали маршировать люди в нацистской форме. Зрелище было фантастическое. Вагнеровское. Непередаваемое на пленке. Я вам клянусь, у меня сердце замирало. Потом я испугался… Я задумался о том, что меня ждет в 6 утра на Елисейских Полях. Вы знаете, я за свою жизнь снял множество планов, но по-настоящему горжусь только двумя: вот этим и долгим планом из «Стукача» на 9 минут 38 секунд.
— Немного во Франции продюсеров, готовых отдать 25 миллионов за один-единственный план…
— Робер Дорфманн — последний представитель вымирающего вида! Во Франции нет больше продюсеров. Раньше были еще братья Акимы; но они умерли, хотя сами об этом пока не знают…
— Где вы снимали сцены в концлагере, с которых начинается фильм?
— В старом разрушенном концлагере, который пришлось частично поднимать из руин. А рядом с этим старым лагерем был другой, совершенно новый, красивый, чистый… с иголочки! Построенный всего два года назад… Во всех странах мира есть подобные лагеря. Это фантастика. Только очень страшная.
— Комендант лагеря внешне очень отличается от описания в книге Кесселя.
— Да. Во-первых, мне не хотелось, чтобы он сразу вызывал отторжение. Я сделал его достаточно сухим человеком, надел ему в петлицу значок боевого топора: символ петэновской «национальной революции» и «Легиона французских добровольцев». Короче, эмблему фашистской партии!
Армия теней. Реж. Жан-Пьер Мельвиль, 1969
— Почему в фильме, в отличие от книги, Люк Жарди и его брат Жан-Франсуа так и не узнают о подпольной деятельности друг друга?
— Я хотел избежать мелодрамы. Вам ее не хватает? Может быть, вы и правы. Но сходите, посмотрите «Армию теней» в простом кинотеатре. В тот момент, когда лидер подполья спускается по лестнице в подводную лодку и мы узнаем в нем брата Жана-Франсуа, у людей в зале вырывается всеобщий «ах!». Два брата так и не встретились — и, что самое поразительное, судьба навсегда смешает карты. Жан- Франсуа будет расстрелян гестаповцами под чужим именем и не узнает о том, что Святой Люк был главой Сопротивления, а Люку не суждено узнать правду о том, что стало с его братом. В таких обстоятельствах гибель Жана-Франсуа становится еще трагичнее.
— Почему в фильме Жан-Франсуа отправляет в гестапо анонимку с доносом на самого себя?
— Это одна из тех вещей, которые я предпочитаю не объяснять или объяснять намеками. Когда Феликс встречает Жана-Франсуа в Марселе, он его спрашивает: «А у тебя как, по-прежнему барака?» «Барака» — арабское слово, обозначающее божественное благословение; когда оно снисходит на человека, ему во всем сопутствует удача и он чувствует себя хранимым от бед. Жан-Франсуа бесстрашно отправляет письмо, которое приведет его в тюрьму, потому что втайне убежден, что «барака» опять вытащит, он спасет Феликса и как-нибудь вырвется сам. Но у него всего одна ампула с ядом… И он отдает ее Феликсу.
— Почему, придя к святому Люку, Жан-Франсуа обедает в каком-то застекленном кубе, похожем на клетку, установленном в центре библиотеки?
— Во время войны угля ни у кого не было, а топить мазутом в Париже еще не научились. В квартирах стоял страшный холод, особенно в старых домах, построенных с размахом. Поэтому посреди огромных гостиных люди строили себе маленькие деревянные домики, где ели, читали, жили хоть с каким-то намеком на комфорт. Вы не можете себе представить, что за жизнь была во Франции в то время. Люди спали порой одетыми, в носках и ботинках, иначе согреться было невозможно. С питанием было ничуть не лучше. Все были помешаны на еде. Думали только о ней. Я помню неописуемую радость, которую испытал в тот день, когда смог сделать себе бутерброд с чесноком и топленым салом. По утрам, чтобы как- то себя подстегнуть, мы пили помоечный гороховый кофе. Я не вставил все это в фильм, потому что старался избежать военного колорита, не хотелось делать из войны набор аттракционов. По мере развития сюжета то, что помню я, смешивается с воспоминаниями Кесселя, ведь мы пережили одну и ту же войну. В книге, как и в фильме, образ Жербье объединяет в себе семь или восемь прототипов. Жербье в концлагере — это мой друг Пьер Блок, бывший министром при генерале де Голле. Жербье, совершающий побег из парижского гестапо в отеле «Мажестик», — это Ривьер, депутат от «Союза за новую республику». Об этом побеге мне сам Ривьер рассказывал в Лондоне… А вот, например, когда Жербье и Жарди идут по Лестерсквер мимо «Ритца» с афишей «Унесенных ветром», я вспоминаю слова, которые я слышал в таких же обстоятельствах от Пьера Броссолета2 : «Война закончится в тот день, когда французы смогут увидеть этот фильм и снова взять в руки Canard enchaîné3 ».
— Почему вы убрали из фильма все мотивы, объясняющие предательство юного Дуна?
— Любые попытки объяснить предательство приводят к умалению самой сути этого явления. Дуна был слишком хрупок, слишком слаб… Он напоминает мне одного молодого связного из Кастра, где я служил в движении «Комба». Ему было лет пятнадцать, не больше. Однажды человек по фамилии Фонтен, политический комиссар из вишистского правительства, предупредил меня о том, что гестапо готовит облаву. И я отправил этого связного к подпольщикам в Кастре. Он меня уверял, что при нем нет никаких компрометирующих документов, но я по какому-то наитию решил его обыскать и нашел записную книжку с адресами. Через несколько минут его арестовали немцы. Комиссар Фонтен, несмотря на свое положение в правительстве, был настоящим подпольщиком. Позднее он тоже был арестован, депортирован и назад уже не вернулся.
Армия теней. Реж. Жан-Пьер Мельвиль, 1969
— Что вы делали во время войны до отъезда в Лондон?
— Был младшим агентом Центрального бюро разведки и действия4 и в то же время служил в «Комба» и «Либерасьон». Потом перебрался в Лондон. Еще позднее, 11 марта 1944 года, в пять утра, я перешел Гарильяно5 в районе Монте-Кассино. С первой волной союзников. В Сант’Аполлинаре нас снимал американский армейский кинооператор. Я даже помню, как начал ломать комедию, едва заметил, что нас снимают. На другом конце деревни еще держались немцы, а в эфире неапольского радио звучала «Рапсодия для трубы» Гарри Джеймса.
Кроме того, я был одним из первых солдат во французской военной форме, вошедших в Лион. Помните то место, у голубятника, где Жербье встречается с Матильдой? Именно сюда, на холм Фурвьер, я и въехал на джипе с лейтенантом Жераром Фолем. Под нами простирался Лион, еще битком набитый немцами. В тот же вечер мы уехали, но сперва установили наблюдательный пост на маленькой Эйфелевой башне Фурвьера6 … Когда я вспоминаю все, что происходило в те годы, я удивляюсь, почему во Франции так мало снимают фильмов о той эпохе.
А вы знаете, когда я снова встретился с Фолем? Воскресным утром, в феврале 1969-го, в тот самый день, когда провел немецкие войска парадом под Триумфальной аркой! Закончив съемки, я завернул в закусочную на Елисейских Полях, вместе с Гансом Боргоффом, четыре года во время оккупации возглавлявшим военный оркестр «Gross Paris»7 (я специально пригласил его из Германии, чтобы он помог мне снять эту сцену). И вот, завтракая с человеком, который каждый день шел во главе марширующих немецких колонн, я узнал в пожилом юноше8 за соседним столиком лейтенанта Фоля, под началом которого я прошел всю войну в Италии и Франции. 25 лет спустя круг замкнулся!
— Почему вы добавили сцену, в которой Люк Жарди принимает награду в Лондоне из рук генерала де Голля?
— Потому что в мемуарах полковника Пасси есть глава о том, как Жану Мулену вручали орден Освобождения, а Люк Жарди — это, в том числе, и Жан Мулен. Помимо всего прочего, мне показалось интересным, что генерал де Голль награждал подпольщиков тайком, в своем лондонском обиталище, чтобы те могли потом без проблем вернуться во Францию.
— У гостиничного номера в Лондоне есть конкретный прототип?
— Это точная реконструкция гостиничного номера, который выдавали французам, приехавшим в Лондон по делам Сопротивления. Поэтому каждый ветеран Сопротивления, встречая меня, первым делом спрашивает, как я разыскал его номер…
— Правда ли, что книги, написанные Люком Жарди, которые мы видим в фильме, — это действительно книги, написанные одним из подпольщиков?
— Да, их писал Кавайес, профессор философии и высшей математики. Немцы его казнили. Я сделал книгам новые обложки под именем Люка Жарди, но сохранил названия Кавайеса. Например, «Трансфинитность и континуум», прекраснейшее название.
— Вы завершаете фильм известием о гибели всех четырех главных героев. Это соответствует реальности?
— Конечно. Жан Мулен умер под пытками, как и Люк Жарди, назвав всего одно имя: свое собственное. Поскольку говорить он к этому моменту уже не мог, один из начальников гестапо по имени Барби протянул ему бумажку, на которой написал: «Êtes- vous Jean Moulins?» («Вы — Жан Муленс?»). Вместо ответа Жан Мулен взял у полковника карандаш и зачеркнул лишнюю букву «с». По-настоящему правдивый фильм о Сопротивлении и о Жане Мулене снять сейчас нельзя, слишком многие живы. Вы не забывайте, что тех, кто не сопротивлялся, было гораздо больше, чем тех, кто сопротивлялся. Знаете, сколько подпольщиков было во Франции в конце 1940-го? 600 человек! Ситуация изменилась только в феврале или марте 1943-го, первые макú9 — это апрель 1943-го. Когда вступил в силу закон Заукеля (комиссара по рабочей силе, который ввел закон об обязательном труде), многие молодые люди столкнулись с перспективой угона в Германию и ушли в подполье. Так что не в патриотизме было дело, нет.
— Как отреагировал на фильм Кессель?
— Эмоции Кесселя после просмотра «Армии теней» — одно из самых прекрасных воспоминаний в моей жизни. Когда на экране появились титры, рассказывающие о гибели четырех главных героев, он не
мог сдержать слез. Этот эпилог стал для него полной неожиданностью: его не было ни в книге, ни в моем сценарии.
Армия теней. Реж. Жан-Пьер Мельвиль, 1969
— Если бы вы снимали фильм о вашей войне, что бы вы показали?
— Я бы хотел снять военный фильм, но я не могу рассказывать о том, что видел. Мой фильм не пропустит цензура. Все равно придется снимать по «выдуманному» сценарию или роману, потому что пересказать буквально все, что я видел или слышал на войне, у меня не получится. Я снял «Молчание моря» именно потому, что меня заботили проблемы этого рода, но в очередной раз чрезвычайно далеко ушел от правды. Война, безусловно, ведется против врага, но враг может находиться и в наших рядах. Именно тему войны с внутренним врагом мне бы хотелось раскрыть когда-нибудь в книге. Приведу вам один-два примера. 19 августа 1944 года в пригороде Тулона из леса навстречу нашему легкому танку вышли с поднятыми руками пятеро немцев. Они хотели сдаться — к сожалению, я единственный тому свидетель. Люк танка приподнялся, из него выглянул офицер, сделал немецким солдатам знак подойти ближе, и тут я — увы, слишком поздно — почувствовал, что сейчас будет. Я не успел даже окликнуть немцев, как танк рванул вперед и переехал их. Я, как дурак, выхватил из кобуры револьвер, в ответ офицер закрыл люк и повернул в мою сторону пулемет… Правда же, чудесная фронтовая зарисовка? Могу вам рассказать историю про другого офицера, который любил поразвлечься, отстреливая итальянских крестьян в полях из своего красивого американского карабина. И так далее, и так далее…
С другой стороны, есть и другие воспоминания, по-настоящему красивые и трогательные. Помню, как оказался рядом с полевым госпиталем… Хирургом там была мужиковатая женщина, смолившая крепкий табак. На ней был «мясницкий» фартук, весь заляпанный кровью; после каждой операции она вытирала руки, выкуривала сигарету — и снова принималась за дело. Это было необыкновенное зрелище: женщина-хирург на передовой. Наконец, вынесли парня из моей части. Его положили под цветущей яблоней. Дело было весной. Когда я понял, что он умирает, я, вероятно копируя какой-то фильм — видите, как нас преследует кино, — раскурил сигарету и вложил ее ему в губы. Он на секунду поднял взгляд на меня. Потом сделал две затяжки и умер. Представьте себе итальянскую деревню весной: все это происходило недалеко от Флоренции, стояла прекрасная погода, и этот парень умер в 20 лет. Реальность превосходит любое военное кино.
Примечания:
1 Combat («бой») — крыло Сопротивления, действовавшее на юге Франции, в частности в Лионе (в 1944 г. получившем от де Голля прозвание «столицы Сопротивления»). Назад к тексту.
2 Пьер Броссолет (Pierre Brossolette; 1903–1944), до войны журналист, во время войны — один из руководителей французского Сопротивления и глава его пресс-службы. Арестованный французским гестапо, выбросился из окна во время допроса. Назад к тексту.
3 «Канар аншене» (Le Canard enchaîné), французская сатирическая еже- недельная газета, выходящая с 1915 г. Славится едким тоном и жесткой ироничной позицией по отношению к властям.
Назад к тексту.
4 Разведслужба «Сражающейся Франции», образованная в 1940 г. Воз- главлял ее Андре Деваврен, известный под именем полковника Пасси (André Devawrin; 1911–1998). Он появляется в «Армии теней» в роли самого себя. Назад к тексту.
5 Река в Италии, в 70 км к северо-западу от Неаполя. Здесь, у Монте-Кассино, весной 1944 г. произошло несколько сражений, в результате которых союзные войска прорвали немецкую оборону и двинулись на Рим. Назад к тексту.
6 На холме Фурвьер, в самой высокой точке Лиона, установлена металли- ческая башня, в точности копирующая третий этаж Эйфелевой башни. Назад к тексту.
7 «Gross Paris» — так немецкая администрация называла Париж и окрестности. Назад к тексту.
8 Такими же словами («пожилой юноша») характеризует рассказчик главного героя фильма «Боб-прожигатель». Назад к тексту.
9 Маки — от слова «maquis» (леса, заросли) — боевые отряды французских партизан. Назад к тексту.
