БОЛЬШЕ 100

Джозеф фон Штернберг: Побег


«Едва ли зима может быть прекраснее той, что парит над Веной. Белый ковер вечно свежего снега покрывает город на месяцы. Щеки горят, глаза искрятся, и дыхание струится изящными завитками, и широко раскинутые ветви старых деревьев наряжаются в сверкающие кристальные драгоценности изо льда. Обычный гомон стихает, и воцаряется молчание, какое бывает после того, как великая тайна разоблачена».

Дж. фон Штернберг. «Забавы в китайской прачечной»

    Джозеф фон Штернберг

    Von Sole

    Голливуд 1920-х шумит, как парус на ветру. Шумят все: режиссеры, актеры, репортеры, камеры и знойный ветер Санта-Анна. В самом начале 1925-го Джордж К. Артур вручает фон Штернбергу сценарий с предложением сделать фильм с ним, Артуром, в главной роли. Фон Штернберг читает сценарий, пишет собственный взамен и вручает его исполнителю главной роли в своем первом фильме «Охотники за спасением».

    Фильм делают без денег, без декораций, без актеров (в одной из сцен можно видеть эффектную тень, нависшую над дверью — тень, нависает в ожидании главной героини, потому что в этот день платить обладателю тени — Стюарту Холмсу — нечем). И фильм выходит, и Чарли Чаплин советует посмотреть фильм удивленному Дугласу Фэрбенксу, который пребывал в полной уверенности, что это что-то об Армии Спасения, а Мэри Пикфорд предлагает фон Штернбергу снимать следующий фильм с её участием. United Artists финансируют прокат «Охотников», и маленький австрийский еврей молниеносно оказывается на страницах киножурналов. Его стиль нов, характеры его героев тонки, его талант безоговорочно принят режиссерской братией. «Охотники за спасением» стоят в двух шагах от европейского авангарда: по смысловой нагрузке изобразительных элементов, по стилевой специфике, по индивидуальному темпоритму картины. В двух шагах: через Атлантику и обратно.

    На съемках фильма Охотники за спасением

    В последующие два года фон Штернберг возвращается к прежнему занятию: ассистирует на съемках и не снимает собственное кино. Но вот в 1927-м выходит фильм «Подполье», и снова Голливуд охватывает волна благоговения, а в ряд к особенному стилю и героям добавляется освещение: кадры утопают то ли в темноте, то ли в дымке света, а световые пятна на лицах героев и на сгибах их одежд тревожно вибрируют. Конечно, в «Подполье» фон Штернберг предвосхищает появление гангстерского фильма. А сцена с финальной осадой и вовсе оказывается повторена сначала Беном Хектом, а потом — Говардом Хоуксом. В «Лице со шрамом» в финале вновь возникают и вспышки от нескончаемой стрельбы, и темень от заслоненных окон, и просветы от пулевых дыр, пронзающие кадр; но нет там тайного выхода, как и нет третьего персонажа, отданного на заклание или обреченного на вечное счастье. У Хоукса в кадре остаются двое: герой Муни и героиня Дворжак, — и оба уже мертвы.

    В фильме Хоукса действие разворачивается в Америке времен Великой депрессии. Фон Штернберг, вразрез с историей жанра, оглядывается назад. Сначала — лишь мысленно напитываясь европейской культурой, создает героев «Подполья», каждая деталь во взглядах и одеждах которых скорее напоминает пьесы Шницлера, чем сценарий Хекта. Затем — приглашает европейского актера: в 1928 году фон Штернберг берется за свой следующий фильм — «Последний приказ» с Эмилем Яннингсом в главной роли. И, наконец, довершает оборот, отправляясь в Германию на съемки фильма.

    Подполье. Реж. Джозеф фон Штернберг. 1927

    Мираж Европы не то чтобы «преследует» фон Штернберга, — не покидает. Начиная с того момента, как он впервые попадает в Америку и отыскивает в полуголой квартире с благословенным водопроводом два тома американской истории в 1901-м, и заканчивая короткометражным обзорным фильмом «Городок» 1944 года, фон Штернберг старательно приучает себя к мысли о том, что его новая страна — Америка. Он постоянно существует в режиме двойной экспозиции: американского пейзажа, наложенного на европейский контекст.

    В 1925-м на студии MGM в дежурном графике стоят две фамилии: von Common и von Preferred. За вторую отвечает Эрих фон Штрогейм. Кажется, Голливуд не готов вынести двух австрийских художников, привезших с собой не только европейскую культуру и сны о Вене, но и украденную частицу «фон». Когда в 1930-м фон Штернберг возвращается из Германии с Марлен Дитрих, он оказывается von Sole.

     

    Белоснежная Европа

    В Нью-Йорке сходит с корабля Марлен Дитрих, молодая и элегантная, и затмевает на ближайшее десятилетие имя фон Штернберга своим собственным, вынесенным в заголовки статей. На ближайшее десятилетие удел Дитрих — свет: холодный свет, о котором наперебой толкуют до середины 1930-х, и теплый, лиричный, которого злодей фон Штернберг свое создание все это время лишал. Легенда о Трильби и Свенгали то тут, то там, мелькает в прессе в качестве описания отношений между режиссером и актрисой — вполне точного, кстати сказать. Но их это, кажется, ничуть не смущает. Фон Штернберг безотказно твердит о подчинительном положении актера, а Дитрих благодарно вторит. Что-то с этими европейцами не так.

    На протяжении 1930-х фон Штернберг доводит до совершенства свою работу со светотенью. Но не тень на скулах Дитрих и не световая дымка, которая путается в её волосах, возрождают легенду о Трильби. Барочная светотень, которая разделяет внутрикадровое пространство на мерцающие теневые кулисы, проецирует акт создания как таковой. И снова фон Штернберг толкует о совсем другом времени: не барокко — возрождение. Не мир, подчиненный стилю, но стиль, формирующий мир.

    Шанхайский экспресс. Реж. Джозеф фон Штернберг. 1932

    В «Шанхайском экспрессе» — в сцене с молитвой, или в «Багряной императрице» — в ночной сцене с ветвями, солдатом и оброненным медальоном, или в любом другом фильме — фон Штернберг помещает героиню Дитрих, или героиню Акеми Негиси («Анатаан»), или героев в фильме «Макао» между светом и тенью, и заставляет их лавировать на грани. Это грань, на которой происходит сотворение, действие, игра, перемены, жизнь. Это те границы, в которых существуют актеры Штернберга — не границы кадра, не границы плана — световые границы: между светом и тьмой.

    Герои фон Штернберга отделены от мира и в то же время вылеплены из него, они схвачены миром врасплох и постоянно вынуждены делать выбор, потому как мир вокруг них контрастен. Они все время показаны в состоянии оголенной мысли, эмоции, чувства, игры — будь то решение матери оставить ребенка, осторожные движения шпиона на вражеской территории, взгляд женщины, которая желает вернуть возлюбленного, или последняя минута перед расстрелом. Стоит пересечь границу — выбор сделан. Новый эпизод начался, новый костюм надет, новый свет — выставлен.

    Подобно Прометею, фон Штернберг ставит своих героев на линию горизонта и лепит форму, которая отчетливо проступает между небесами и землей. Фон Штернберг — творец в возрожденческом понимании, ему не нужно играть в бога, ему достаточно быть художником.

    Фон Штернберг делает необходимые два шага через Атлантический океан: когда в 1930 году Дитрих сходит с корабля, в жаркий и шумный Голливуд приезжает белоснежная Европа, несуществующая Европа фон Штернберга, населенная персонажами его фильмов.

    Имперская Вена с её безудержной роскошью, мрачная Россия, посягающая на место в европейской части света, сложная и молчаливая женщина, которая поёт колыбельную на немецком языке, отвратительный школьный учитель. На протяжении полутора десятков лет фон Штернберг старательно воссоздает неотступный мираж. Осознание того, что вернуться в воспоминания о счастье невозможно, настигает его вместе со всем остальным человечеством — наступает Вторая Мировая война.

     

    Анатаан

    С приходом 1940-х фон Штернберг стремительно движется на Восток. Не к свету, не к культуре — к чистому акту. Но на сей раз не создания — уничтожения. В 1942-м он снимает «Шанхайский жест», жёсткая азиатская физиогномика, отточенная пластика не терпят европейского вторжения, ни светового, ни умственного. Возвращение в фильме знаменуется смертью: возвращение мужа, возвращение ребёнка.

    В 1944-м фон Штернберг констатирует невозможность контекста в Штатах — короткометражный фильм «Городок» повествует о городе Мэдисон в штате Висконсин, где постепенно итальянская кампанила, греческие колонны, готическая церковь превращаются в пожарную вышку, местный суд и современную церквушку. Фильм проникнут космополитическим пафосом, где Америка оказывается пристанищем всевозможных культур. Странно только принимать стилизацию за историю в случае фон Штернберга, который на первой же странице своей автобиографии рассуждает о том, что же такое «искусство».

    Спустя восемь лет — достаточно безболезненно — выходит «Макао»: главным героям удаётся достичь цели, фильм придерживается рамок жанра. Но вот в 1953-м он отправляется в Японию на съемки собственного фильма «Анатаан» в качестве сценариста, оператора и режиссера. Японские актеры в шутку называют фон Штернберга божеством, пока тот снимает историю о военном отряде, отправленном на оборону острова Анатаан на случай вторжения противника. Дюжина солдат и девушка отделены от внешнего мира, они создают собственное сообщество, в котором постепенно сходят к животным инстинктам в борьбе за женщину и власть. Чистая история, чистый материал: тропические растения, полуголые полулюди, лезвия ножей и взглядов — никаких изящных завитков и кристальных драгоценностей, никаких вуалей.

    Анатаан. Реж. Джозеф фон Штернберг. 1953

    Остров — это побег; история, основанная на реальных событиях — замена выдуманному и оскверненному войной миру. Шаги над Атлантикой — гулкое эхо позади. Никаких «между светом и тьмой». Остров — это последнее «между». Монтаж более невозможен: никаких двойных экспозиций и наплывов, только утраченные воспоминания.

    «… все мы вернулись в Вену, вероятнее всего, из-за того, что отец не смог справиться с постоянными срывами. Но через некоторое время, как белка, продолжающая крутить свое колесо, он снова уехал в ту же страну, и снова напрасно», — пишет фон Штернберг в своей автобиографии.

    В 1957-м году в Америке он снимает цветную комедийную мелодраму на военный сюжет — «Летчик». Качественно, жанрово выдержанно, то в небе, то на земле. И только одно остается всегда неизменным: когда начинаются съемки, фон Штернберг требует тишины. Такая бывает после того, как великая тайна разоблачена.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: