Мой друг Фридрих Эрмлер — «Улыбнись!» Марианны Киреевой
На ММКФ в специальной программе «Арт-кор» показали «Улыбнись!» Марианны Киреевой — игривый документальный фильм о советском классике Фридрихе Эрмлере. О фильме, его герое и выбранной для рассказа о нем интонации пишет Павел Пугачев.
Летом 1935 года кинорежиссер Фридрих Эрмлер и «нарком кино» Борис Шумяцкий совершали длительную поездку в Америку — целью командировки было изучение голливудского опыта. Шумяцкий грезил созданием своего, советского Голливуда в Крыму. Они присматривались к технологиям, делились опытом, хвастались своими успехами и встречались с коллегами, одним из главных событий стало знакомство с Чарльзом Спенсером Чаплином. Все случилось как будто само собой. Совсем недавно в США шел прокат эрмлеровского «Обломка империи» — и фильм не на шутку увлек автора «Огней большого города».
Визит на студию кумира «фэксов» и «кэмов» носит отнюдь не только дипломатический и светский характер: в просмотровой заезжему советскому кинематографисту Чаплин демонстрирует отрывок из своего нового фильма, затем еще один, затем еще, и так, сцена за сценой, показывает целиком «Новые времена». Те самые, но с одним только огромным отличием от того фильма, который мы все знаем: в той изначальной версии Бродяга остается один, а его Девушка уходит в монастырь. Восторг, в котором Эрмлер провел полтора часа, сменился досадой — и остаток времени, отведенного на встречу, режиссер потратил, чтобы убедить голливудского коллегу переделать концовку. Больше режиссеры «Великого диктатора» и «Великого гражданина» не виделись и не поддерживали связь, но финал Чаплин, как мы знаем, изменил, а Эрмлер годы спустя написал о своем визите к классику газетную заметку.
С этой трогательной киноведческой байки начинается фильм Марианны Киреевой «Улыбнись!». Точнее, не с нее, а с фразы «Господи, куда это меня занесло? Ах, да, Госфильмофонд России», произнесенной бархатным голосом Евгения Яковлевича Марголита, до недавних пор главного искусствоведа Госфильмофонда РФ. Да, это «кино для своих», хотя войти в круг посвященных волен каждый, объятия раскрыты. Если вы когда-нибудь бывали на кинопоказе, перед которым выступал Марголит, то вам определенно знакомо это ощущение дружеской сопричастности, словно вы сто лет знакомы и с выступающим, и с теми людьми, о которых он ведет разговор. Да что там, даже сидящие в зале зрители становятся почти что родными.
Эрмлер — любимый автор для тех, кто любит искать в госзаказе политическую крамолу, эзопов язык и прочие фиги в карманах
Действительно, трудно не улыбнуться. Это кино всем своим устройством и успешно противостоит казенной ЖЗЛ-стилистике. Стоит только диктору за кадром (Анна Гусарова) начать елейно-приподнятым тоном рассказывать о «великом режиссере Фридрихе Эрмлере, родившемся в этом селе», как Евгений Яковлевич мягко вносит важные поправки — что, мол, родился не в селе, «а в местечке», и, вообще, не Фридрихом Эрмлером, а Владимиром Бреславом. Да, кстати, и голос принадлежит не великому нашему киноведу, а самому герою, как уверяет нас фильм. Точнее, не уверяет, а задает правила игры.
Игра остраняет вполне традиционный нарратив: путь от первых успехов до первого тяжелого кризиса иллюстрируется юмористическими инсценировками, с задором разыгранными студентами ВГИКа. «Улыбнись!» — кино игровое, в том смысле, что здесь первична игра. Голос Марголита играет (в) Эрмлера, молодежь разыгрывает этюды про первые годы жизни Эрмлера в кино, композитор Александр Чайковский играет Людвига ван Бетховена, о котором режиссер всю жизнь мечтал снять кино.
«Улыбнись!» говорит не столько о биографии и личности одного великого кинематографиста, сколько о том, ради чего мы вообще обращаемся к искусству
Странно, что никто прежде не пытался снять кино о самом Эрмлере. Малограмотный юноша, призванный в армию в 1916-м, дезертировавший в конце 1917-го, ставший сначала красноармейцем, затем чекистом, а после — кинематографистом. Показательная легенда: мол, на пары Ленинградского техникума экранного искусства (нынешний СПбГИКиТ) Эрмлер приходил с маузером, по поводу и без напоминая, что в годы службы в ЧК составлял расстрельные списки, впоследствии была опровергнута. Эрмлер мечтал стать актером, но стал великим кинорежиссером, любимцем Сталина и французских синефилов (вот, например, статьи Эрика Ромера, Пьера Леона, Матье Бюжа и Бернара Эйзеншица). Эрмлер — любимый автор для тех, кто любит искать в госзаказе политическую крамолу, эзопов язык и прочие фиги в карманах. И, мягко скажем, небезосновательно. Взять тех же «Крестьян» (1935), вроде бы призванных рассказать о радостях коллективизации, но производящих впечатление самой жестокой ее критики. Или «Перед судом истории» (1965) — где экранный спор с монархистом Василием Шульгиным кажется чуть ли не извинением перед той Россией, которую потеряли в 1917-м. А ведь Эрмлер не скрытый антисоветчик, а убежденный коммунист, которому революция действительно дала всё. Не хитрый карьерист, хотя карьеру и правда сделал завидную. Не приспособленец, но человек, сберегший себя во всех исторических ураганах. Фигура для кино привлекательная, хотя и не вписывающаяся в простую драматургическую канву. Именно тем и притягательная.
Да, Эрмлеру явно тесно в этом маленьком фильме. Не влезает его кино, не влезает его биография, не хватает и хронометража, и размаха. Тут есть Эрмлер «Обломка империи», который не понял бы Эрмлера «Великого гражданина». Но ведь это кино вообще не об Эрмлере. Сделанный киноведами и, по большому счету, для киноведов и сочувствующих, «Улыбнись!» говорит не столько о биографии и личности одного великого кинематографиста, сколько о том, ради чего мы вообще обращаемся к искусству. Об искусстве как пространстве диалога и поисках смысла, в жизни и работе. О путешествии к радости через страдание (кто сказал «катарсис»?). Об утешении, которое может принести нечто кем-то сочиненное. В истории Эрмлера, жизнь которого изменило искусство, всё это есть — как Чаплин и Бетховен, он шел к свету сквозь мрак.
Под конец Марголит, ой, простите, Эрмлер, произносит главную сентенцию фильма: «Творец имеет право на отчаяние — Эйзенштейна вынимали из петли. Но он не вправе транслировать его своему зрителю». Если уж и говорить о социально-значимом кино и первостепенной задаче художника, то, пожалуй, вот она. И не беда, что сформулирована она была в другую эпоху.