Высшие формы — «One, two tree» Юлии Ароновой
Сегодня в «Высших формах» смотрим на путешествие дерева в фильме «One, two tree». Об отличиях работы аниматоров в России и Европе, а также о неожиданно проявившихся личных мотивах ленты автор рассказала Юрию Михайлину.
Во Франции есть студия Folimage, которая уже больше двадцати лет каждый год устраивает конкурс «Artist-in-Residence» — только для иностранных режиссеров. Задача этой резиденции — сделать короткий мультфильм (5-7 минут): это должна быть комедия, что-то легкое, для детей. Мне захотелось поучаствовать.
Я коллекционирую разные бредовые идеи, которые приходят в голову. Когда придумывается или наблюдается что-то интересное, я это сразу зарисовываю в тетрадки, альбомы и пытаюсь как-то с этим жить. В одной из таких тетрадок у меня было очень давно нарисованное ходячее дерево с ногами. Я решила эту идею разработать и попробовать подать.
У меня обычно так бывает, что как только появляется какой-то интересный персонаж или деталь, которая может увлечь, ты в нее влюбляешься, начинаешь придумывать вокруг этой детали какой-то мир и совершенно не знаешь, чем это закончится. Я прочитала похожую мысль у Линча, когда он рассказывал про «Синий бархат»: что он просто придумал ухо, лежащее на траве, и не знал, что из этого будет дальше. У меня так же: появляется какой-то образ, ты начинаешь в него залезать, как в кроличью нору, и мир фильма получается уже как-то сам. Как на елку вешают игрушки — была бы елка.
Сначала был персонаж, в данном случае дерево. Потом появились ушки-бабочки. Потом какая-то цель — куда он может пойти, где это дерево идет, и что с ним происходит. Ты думаешь про этот образ, разрабатываешь вокруг него какие-то ситуации, и уже начинаешь видеть этого персонажа в каких-то других фильмах, в иллюстрациях. Сразу начинают попадаться какие-то ходячие дома или деревья — эти темы вылезают вокруг прямо таким салютом.
Я хотела сделать фильм без линейной истории, чтобы он развивался скорее по какой-то музыкальной схеме — по нарастающей. Я старалась развести локейшены, чтобы они были более разнообразными. По ходу придумывались какие-то персонажи. У меня тогда был друг, который работал в банке, и родились эти клерки с газетами как образ чего-то рационального. Они меня как-то порадовали.
Мне кажется, любой, особенно авторский фильм — это отражение твоей жизни: что ты видишь, что переживаешь, что тебя окружает. Меня очень волновало, что дерево в конце становится розовым — казалось пошлым. А потом, когда я прошла в резиденцию, я приехала во Францию. Был апрель, и абсолютно все деревья стояли с такими цветочными шапками и были без преукрас ядовито розового цвета. Я подумала: «Ну, вот они».
Здесь не услышишь критики, мне этого не хватало
Я никогда не пишу сценарии, как и большинство аниматоров. Мне кажется, мы дружим не с текстом, а с изображением. Вместо сценария я начинаю делать либо раскадровку, либо аниматик, кидаю все это на монтаж и смотрю, как что там строится, куда все идет. Но во Франции, например, сценарий очень важен для подачи проекта на финансирование. Прежде, чем ты запускаешь свой фильм, здесь обычно проходит очень много времени. Бюджет находится поэтапно, и надо готовить огромное досье фильма. Здесь очень любят всю эту писанину, ее должно быть много, и без этого ты не получишь деньги на проект. Поэтому очень многие, как и я, пишут сценарий на основе уже готового аниматика — просто описывают словами каждый кадр. Такая хитрость.
Вообще весь проект был для меня полным экспериментом. Все, что я здесь делала, было новым и необычным. Отличия были во всем: начиная от пейзажа, еды и заканчивая командой, с которой я работала. Продакшн сильно отличается от того, что я делала в России, это было дико интересно. Процесс создания авторского кино всегда был для меня очень уединенным и личным. А тут мне дали полноценную команду аниматоров, звукорежиссера, и даже — еще на этапе аниматика — монтажера, с чем я вообще никогда раньше не сталкивалась. Он предлагал очень смелые вещи: вырезать кусок из середины, поставить его в конец, попробовать так, сяк. Вдруг появился кто-то, кто говорил: «А давай так?», когда я даже и не думала, что так можно. Это очень хорошо именно на этапе аниматика, где ты еще можешь все поменять.
Такой способ работы был для меня совершенно новым, потому что до этого я все делала исключительно одна, сама, закрывшись в студии, в комнате. А здесь на каждом этапе в процессе участвовал кто-то еще, на студию приходили люди, которые интересовались, смотрели, устраивались какие-то обсуждения, всегда шел обмен информацией, идеями, эмоциями. Для меня это было полезно.
Меня удивило, как люди тут относятся к работе. Я никогда не приходила на студию раньше своих аниматоров. Здесь не принято работать удаленно, все с утра приходят на студию и начинают работать. Так бывало и в России, когда я снимала перекладку или куклы. Когда ты работаешь рядом с аниматорами — это очень здорово и удобно: сразу можно что-то поправить, обсудить, вместе придумать. В рисованной технике аниматоры в России работают, в основном, дистанционно, и все очень долго тянется и размазывается во времени. А здесь очень быстренько — раз, раз, посмотрел, сказал, аниматор встает, показывает на себе ритм, движение, какую-то эмоцию. Это оказалось очень эффективно.
У меня было четыре аниматора. Мы начали работать, и по первым сценам было понятно, что они совершенно разные по темпераменту. Кто-то делал очень плавную анимацию, которая была совершенно не нужна для ритмичных планов. Этому аниматору я отдала плавные кадры: белье на веревке, волны. Мальчик из Англии оказался просто мэтром анимации по три кадра — он мог в трех кадрах сделать очень экспрессивное движение, так что я отдала ему все самое ритмичное. Работать с ними было одно удовольствие.
Мне показалась смешной ситуация, что наутро дерево проснется, а целого леса нет
В коротком метре период анимации довольно короткий, и сложно всех подтянуть к одному стилю. Обычно на проектах есть специальный дизайнер, который разрабатывает главных персонажей, чтобы они не менялись в пропорциях. У нас этого не было, из-за чего анимация получилась немножко тяп-ляп, но при этом, мне кажется, очень живой и легкой.
Меня очень удивила скорость производства. Всю анимацию — семь минут — мы сделали за два с половиной месяца, что очень быстро.
Еще одним очень важным человеком был Юра Черенков — муж Зои Трофимовой, которая на этом проекте делала color script [цветоразработка; фильм раскладывается на цветную раскадровку, цель которой — найти цветовое решение фильма — примеч.]. Он помогал мне в конце с разными техническими вещами в After Effects, но, главное, Юра был у меня консультантом и критиком.
Здесь очень плохо с критикой — не принято говорить какие-то острые вещи, разбирать фильмы так, как у нас это делалось на КРОКе [международный фестиваль анимационного кино — примеч.]. Вытащить из людей какие-то замечания здесь крайне сложно. Я показываю материал, и все говорят: «Ой, как здорово» — «И все?!» Тот, кто прошел русскую школу, к такому не привык. Здесь не услышишь критики, мне этого не хватало. Я знаю, что тут и в школе тоже никто никогда никому не скажет такие вещи, разве что именно по технической части. Поэтому я нашла Юру Черенкова. Мы с ним прекрасно общались. Он мне так по-русски говорил: «Вот этот кадр не нужен; это долго — вырезай». Было, с кем поспорить. Был человек, который мог вселить сомнения. Это важно.
В качестве композитора я пригласила Льва Слепнера, с которым мы сработались на предыдущих фильмах. Мне предлагали взять французского композитора, но я поняла, что фильм очень музыкальный, а мы со Львом уже настолько друг друга понимаем, что в данном случае я могла довериться только ему. Так что в этом плане я не стала экспериментировать. В таких фильмах, как «Дерево», музыка значит очень много, она там везде звучит, задает ритм и строение. Лев прекрасно угадывает изображение, и ему удается сделать музыку такой, чтобы она всегда помогала анимации и идее в целом.
Все были очень заинтересованы проектом, никто не работал с холодным сердцем. Но я не сравниваю с тем, что было в России, где у меня также был прекрасный опыт работы с аниматорами и звукорежиссерами. Мне кажется, анимация — такой вид искусства, куда люди приходят все-таки от большой любви. Хотя бывали случаи, когда люди работали на отмашку — сделал и забыл. Здесь этого меньше, потому что среди аниматоров большая конкуренция. Если ты делаешь плохо, возьмут другого. И, я думаю, уровень анимации и ответственности за работу чуть-чуть повыше, чем в России. Хотя и зарплаты тут тоже повыше.
Только потом, когда история складывается, уже понимаешь, о чем все это было
Мы очень активно общались со студентами анимационной школы La Poudriere, которая находится прямо напротив студии, в том же здании. Они очень заражены анимацией — молодая кровь. Все всем очень интересовались, постоянно просили: «Покажи свой аниматик! Покажи раскадровку!» И всегда был какой-то фидбек. У меня никогда такого не было в России. Это тоже очень заряжало и, мне кажется, это повлияло на настроение, с которым все было делало. Когда находишься рядом с такими людьми, хочется быть на этой волне, делать еще больше и еще лучше.
Как обычно, я долго мучилась с финалом. Хотелось закончить сюрпризом, штукой, которая могла бы удивить. Я сделала цикл: все завершилось тем же, с чего началось — дерево вернулось на место. Хотелось добавить послесловие с другими деревьями, которые на титрах уходят из леса. Мне показалась смешной ситуация, что наутро дерево проснется, а целого леса нет. И оно будет стоять одно с этими розовыми волосами, а все свалили. Дерево дало пример, что там, за лесом, есть что-то интересное — иди, посмотри. Мне показалось, что это добавит идее какого-то объема.
У меня часто такое случается, что просто начинаешь играть в этих персонажей, в какую-то игру-ходилку, и только потом, когда история складывается, уже понимаешь, о чем все это было. И все это у меня связалось с тем, что я уехала, и что я и есть это дерево, только оно потом вернулось домой с этими розовыми волосами.
А потом — фестивали. Фильм очень тепло принимали дети. Самый запоминающийся был в Хиросиме, когда подошла группа японских детей — фотографировались, просили подписать открытки, которые я им заранее нарисовала. Все это было очень тепло.
Я прям довольна фильмом. Сейчас я смотрю на него: мне кажется, он лихо и даже немножко небрежно нарисован. Он так легко придумывался, и я его делала с удовольствием, что тоже сильно отличалось от предыдущих опытов, потому что до этого каждый фильм всегда был с ноткой страдания. А этот шел как по маслу — такой редкий и приятный опыт.
Читайте также
-
Сеанс реального — «Мой французский фильм» Дарьи Искренко
-
Сеанс реального — «Вверх, вниз» Андрея Сильвестрова
-
Сеанс реального — «R2CC» Маши Черной
-
Сеанс реального — «Мое заключение» Фаины Музыки
-
Сеанс реального — «Встреча. Дневник» Анатолия Бердюгина
-
В чем сила Человека-паука? — Павел Королько о себе и своих фильмах