Интервью

«Охотники»: «Удовлетворение не наступит»


Александр Селиверстов

— Смотри, твой фильм в журнале «Афиша» назвали тремя словами — независимый, красивый, томный. Что ты думаешь об этом определении?

— Я думаю, что они уловили суть. То, что он независимый — это факт, абсолютно независимый. С очень мизерным бюджетом. Ни государство, ни крупные студии нам не помогали.

То, что он красивый — это, мне кажется, тоже факт. Ну а то, что томный… Там много диалогов, попадающих под это определение, я большой любитель томных диалогов.

— …Все эти игры со странными названиями, выдуманными режиссерами… Все эти Попс Менса-Бонсу. Ты сказал «томный диалог». Какие аналоги в литературе ты знаешь?

Таких диалогов? Вот ты меня уже вторым вопросом в тупик загнал. Не знаю такого писателя, на чей стиль это было бы похоже. Отчасти, может быть, на Кортасара.

— Может, это Хармс для хипстеров?

— Хармс для хипстеров? Нет, это не Хармс для хипстеров. Местами это какие-то абсурдистские диалоги, есть влияние Беккета, Ионеско. Но сам фильм не похож на пьесы абсурда.

— Я знаю, что ты поклонник Годара. Герой этого фильма смотрит «Угрюмого» Гранрийе. Кто-то может вспомнить чуть-чуть Линча, но в целом для фильма сложно придумать какие-то аналогии. Кроме твоей первой короткометражки «Предместье». «Охотники» это абсолютное ее продолжение. Твой стиль ни на что не похож. Ты что думаешь по этому поводу?

— Спасибо за такие слова. Но «Предместье» был более мистический. В «Охотниках» элемент мистики тоже есть, но это скорее про игру фантазии отдельно взятого человека. Классно, что фильм ни на что не похож и его тяжело классифицировать. Но, с другой стороны, зрителю будет тяжело дать аналогию в аннотациях, тяжело позиционировать такое кино, и это осложняет прокатную историю, продвижение фильма. Куда проще быть русским Линчем, русским Фордом, русским Скорсезе.

— Есть независимые фильмы, которые тебя в последнее время поразили? Вартанов, «Чума в ауле Каратас»?

— Я, к большому сожалению, еще не посмотрел фильм «Дачники», хотя в прошлом году на кинорынке CentEast Moscow мы вместе с Александром Вартановым свои проекты презентовали.

— Все там были — «Охотники», «Холодный фронт», «Дачники», «Каратас».

— «Чуму в ауле Каратас» я посмотрел. Мне очень понравилось, в фильме есть свой киноязык, абсолютно точно свой стиль и свой почерк. Он ни на что не похож, и это совершенно удивительное художественное произведение. Я посмотрел его на фестивале в Алма-Ате, где был по работе, снимал ролики. Фильм остался в сердце, я его часто вспоминаю, считаю, что это выдающаяся работа. Она завораживает своей смелостью, свободой. Адильхан Ержанов очень талантливый человек.

— Он видел твой фильм?

— Я думаю, что нет пока. Я отправлял просмотровку буквально неделю назад его супруге, она известный кинокритик. С Адильханом мы, к сожалению, лично не знакомы. И я не смотрел пока его первый фильм, который, говорят, тоже потрясающий.

— «Хозяева».

— Да. Надо посмотреть. Внести в свой огромный список, того что надо посмотреть.

— Давай плавно перейдем к прокату. Ты снял абсолютно независимый фильм и теперь он выходит в лучших кинотеатрах Москвы и Питера. Как ты это сделал? Все жалуются, что фильмы не берут.

— Во-первых, тут надо сказать всем огромное спасибо. Спасибо «35 мм», «Факелу», «Юности», «Родине», «Англетеру» и замечательным людям, которые там работают. Они поверили в кино и взяли его. Я начал заниматься прокатом в середине ноября и как-то так получилось, что «Факел» взял первым, потом «35 мм» присоединились, потом «Родина» в Питере и так далее. И стало понятно, что все готовы, и даты как-то согласовались, все предложили плюс-минус с 22 декабря. Думаю, что рвение и стремление — многое решают. А у меня рвения много. Очень много было желания фильм прокатить. Я кинотеатры «доставал» объективно, естественно, все было очень корректно, но, наверно, я поднадоел им своими письмами.
Заработать на прокате будет трудно по ряду причин, имиджевая сторона здесь важнее. У меня есть другие полнометражные проекты, которые сейчас в стадии поиска средств и партнеров. Там постановки с более крупным бюджетом. И, конечно, важно, что мой первый фильм вышел в прокат.

— А почему сложно в прокате заработать?

— Это не простое кино для массового зрителя. И плюс сейчас предновогодние дни, мало кто ходит в кино, все завершают важные дела, покупают подарки. Думаю, сборы будут объективно небольшими, но я очень рад всем зрителям. Есть желание, чтобы его увидели зрители. Это фильм для души, сердца и мысли.

— Будешь проверять отзывы на «Кинопоиске», пробивать «Фейсбук»?

— Да, мне очень интересно. У тех, кто уже видел, оценки очень разные. Кино ведь для того делаешь, чтобы его зритель увидел и как-то с тобой разделил эти переживания.

— А какой бюджет у фильма, если это не тайна?

— Нет, это не тайна. В районе 10 тысяч долларов. К счастью, есть друзья, знакомые, те, кто поверил в кино и вложил немного денег. Вместе собрали сумму, на которую мы кино и сделали. У меня есть еще склонность к продюсированию. Я реально людей убедил, что это будет замечательное кино, которое мы сможем прокатить, и все будут гордиться, что приняли в нем участие, вложили средства. Как видишь, не обманул никого.

— Второй свой фильм ты готов снять так же, на рвении?

— Да, я вошел бы второй раз в эту же реку. Наверное, с точки зрения технологий, с точки зрения производства даже все было бы еще круче. Есть больше понимания, как управлять процессом. Но, безусловно, есть желание запуститься с проектом, который будут продюсировать другие люди, и сконцентрироваться полностью на творческой составляющей. У меня есть сценарий, называется «Воскресенье». Мне хочется, чтобы он был реализован, и сейчас над этим мы работаем. Но требуется бюджет, который сам я пока как продюсер собрать не смогу.

— Он будет как-то перекликаться с «Охотниками»?

— Думаю, диалоги там будут весьма томные. По замыслу — это антиутопия, так что с «Охотниками» мало перекличек.

— «Соломенные еноты» будут на саундтреке? У тебя же первая публикация о фильме была именно в книжке Феликса Сандалова про группу «Соломенные еноты». То есть еще до выхода фильма у тебя была первая публикация…

— Да.

— Расскажи, почему «Соломенные еноты», и почему в фильме их песня звучит в кавер-исполнении Евы Анри?

— Я обожаю группу «Соломенные еноты», считаю ее одной из самых выдающихся русских групп в истории, а Борис один из самых выдающихся поэтов современности. Их тексты невероятно образные и очень честные, поэзия высшей пробы. Так получилось, что последние несколько лет больше всего из русской музыки слушаю именно «Соломенных енотов».

— А почему ты решил использовать именно кавер «Таитянки»?

— Я посчитал, что будет очень интересно вплести в фильм андеграундную группу и песню, но дать их треку поп-звучание, соединить несоединимое. Мне кажется, «Соломенных енотов» никто в таком контексте не пел и не переделывал. Мне нравится искать эти оригинальные сочетания.

— Расскажи про оператора. Я знаю, что он любитель, нигде не учился, самоучка, как Михаил Кричман и многие другие операторы.

— Женя мой старый товарищ. Он был известным журнальным дизайнером в Москве, он делал много известных изданий — Robb Report, Interni Russia, Smart Money и т.д. В какой-то момент захотел заниматься кино, съемками, быть оператором. И я к тому времени уже снимал. Мы с ним сняли достаточно много роликов и клипов до того, как приступить к «Охотникам». Женя имеет, я считаю, абсолютное чувство стиля, у него прекрасный визуальный вкус и он вообще потрясающий оператор.

Я вообще считаю, что если ты можешь себе позволить не учиться, если можешь сам до всего дойти, разобраться, то и не надо учиться. Ты все на интуитивном уровне сделаешь ничуть не хуже, а, может, и лучше тех, кто учился. Потому что у тебя нет каких-то рамок дополнительных, которые учеба воздвигает.

— Ты с Женей снял бы свой следующий фильм?

— Да, я с удовольствием. Потому что мне с Женей комфортно работать. Мы с ним люди очень разные: я импульсивный, а он спокойный.

— На съемочной площадке ни разу не видел между вами конфликтов. У вас какое-то абсолютное понимание друг друга. Мне кажется, вы даже не общались…

— Просто мы каждую сцену заранее обсуждали, а на площадке придерживались ранее принятых решений.

Если мы говорим об операторах, то надо обязательно сказать о Тане Колядко, она была с нами с самого начала, работала на второй камере, и в какой-то момент, когда Женю утянул длительный коммерческий проект, Таня подхватила его знамя. Она блестяще справилась, поддержав эту высочайшую визуальную планку, которую задал Женя.

— Сколько съемочных дней было?

— 22 съемочных дня, растянутых на полгода. Снимали и по выходным и в будни. Определяли день, когда все могут, что было непросто. Я всем благодарен. Люди пошли за мной, за моей идеей, которая многим казалась безумной. Это люди, которых я всегда буду звать в свои проекты. Конечно, во время съемок очень сложные внутренние взаимоотношения были, разные перипетии совершенно, но при этом мы все друг друга очень любим и поддерживаем.

— Если, например, завтра позовут прочитать лекцию, как снять независимый фильм, первый пункт твой какой будет?

— Я скажу: «Просто берите и снимайте». Потому что сейчас на самом деле снять независимый фильм может любой человек абсолютно. С упрощением технологий производства это стало настолько реальным. Хотя бы взять даже в пример Владимира Бека. Бюджет его первого фильма, мне кажется, был в районе 70 тысяч рублей. И это кино было на фестивалях и получило резонанс.

— Когда ты решил стать режиссером?

— Мне захотелось этого лет в 14-15. До этого в 12-13 я хотел быть кинокритиком. Но потом был «Мертвец». Это было как обухом по голове. На один вечер я почувствовал себя абсолютно свободным человеком. Потом «Апокалипсис сегодня» на меня произвел неизгладимое впечатление: совмещением музыки и масштабных сцен, каплями пота на лице Мартина Шина, которые сняты совершенно виртуозно.
Наверное, если выделять, то два этих фильма создали во мне ощущение, что я тоже хочу снимать кино.

— Я знаю, что ты заканчивал мастерскую Анны Фенченко и братьев Коттов. Ты им не показывал тесты и черновые версии?

— Я очень благодарен мастерам, они дали толчок всей моей деятельности. Я безмерно уважаю их как великолепных профессионалов, но мы очень по-разному воспринимаем кино и поэтому я ничего не показывал им в процессе.

— Джармуш тоже слушал советы Николаса Рэя и все делал наоборот. Тот говорил: «Прибавь действия», а Джармуш убавлял.

— Это замечательная история. Буду иметь в виду, для будущих интервью.
Годичных курсов, конечно, очень-очень мало, чтобы научиться профессии. Мастера старались в этот короткий промежуток научить как можно большему количеству практических вещей. А я не знал иногда даже самых простых вещей. Не знал, что такое «восьмерка». Конечно, я смотрел огромное количество кино за свою жизнь и видел миллион «восьмерок», но я не знал, что это называется «восьмерка».

— Давай вспомним твой ранний фильм «Герганц»…

— Это был суперандеграундный фильм, абсолютный трэш. Я к тому времени еще не видел фильмов группы «НОМ», но это в ту сторону. Дикое, совершенно непрофессиональное с точки зрения производства. Но это кино, которое я обожаю, потому что оно наполнено абсолютной свободой. Я не знал ничего, кроме тысячи фильмов, которые я посмотрел, и мы с братом делали все интуитивно.

— Ты хотел бы снять что-нибудь еще в таком стиле?

— Я бы хотел, но уже не получится. Давит груз профессиональных знаний и правил.

— Невинность потеряна…

— Да, это была именно невинность. А можно теперь тебя спросить: как тебе было на съемочной площадке? Какие ощущения?

— Во-первых, это очень сложно. После первого съемочного дня, который длился десять часов — я пришел и лег спать просто от усталости.
Второе — как синефил, как человек, который хочет быть режиссером, я, конечно, испугался, потому что понял, что я не профессионал, режиссер-любитель, и с тех пор я все-таки с опаской думаю об использовании непрофессиональных актеров. Я просто понимал, что тебе с Ваней Забелиным легче, чем со мной. Я это почувствовал. То есть я стал чуть меньше доверять мифу о том, что надо снимать любителей аля Брессон или Дарденн. Но иногда мне казалось, что я играю сам себя, мне никого не надо выдумывать, я говорю в своем ритме. Твои диалоги, но в своем ритме. Ты мне подарил один из лучших диалогов фильма, тарантиновский, про американский футбол и квотербеков. А как ты нашел Забелина?

— Ваню нашла наш кастинг-директор Юля Ерохина, за что ей огромное спасибо. Процесс отбора на главную роль был очень долгий, очень, очень тяжелый. И никто не подходил.

Потом появился Ваня. Мы с ним провели много кастингов и он очень дисциплинированно приезжал на все. Очень внимательно слушал все правки и всё делал очень гибко. И стало понятно, что это идеальный кандидат на главную роль. Он очень талантливый, подвижный актер, многогранный, в нем есть и добро, в нем есть и зло. И соответственно и героев он может играть очень разных. Он умеет по-настоящему пропускать через себя текст, наполнять его внутренней работой.

— Ты читал «Книгу Непокоя» Пессоа? Ее недавно перевели на русский. У нее нет пронумерованных страниц. Он писал ее фрагментарно. И каждый издатель вправе печатать ее по-своему. Есть, наверное, какие-то канонические версии, но в целом Пессоа не оставил инструкцию… Очень напоминает твой пазл-фильм…

— Да, его можно собрать очень по-разному. Определенный порядок был в изначальном сценарии. Но изменился, несколько сцен я поменял местами. Но каждый зритель собирает во время просмотра свой пазл. Мне настолько разные истории люди рассказывают после просмотра. Идея фильма-мозаики пришла после прочтения «Игры в классики» Кортасара. Оттуда все и пошло. Потом уже появилась в голове самая первая сцена — метафора расставания — и от нее заплясали другие.

— Это фильм-покой, или фильм-непокой?

— Это абсолютное беспокойство, нерв. Все замкнуто, все закольцовывается, выхода нет, но это нас не остановит от дальнейшего движения.

— Твой герой находит гармонию, как ты считаешь? Знаешь стихотворение Могутина «Удовлетворение не наступит»?

— Вот это отлично сказано! Это то, что подходит к фильму — «удовлетворение не наступит». Не будет никогда.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: