О противлении злу бессилием
31 мая 2005 года Мещанский суд города Москву вынес решение по делу Михаила Ходорковского, Платона Лебедева и Андрея Крайнова, приговорив Ходорковского и Лебедева к девяти годам лишения свободы, Крайнова — к пяти годам условно. Этому судебному процессу и другим, безвестным, ежедневно происходящим в России, посвящается данный раздел.
Закон суров, но он закон. Суровость российских законов смягчается необязательностью их соблюдения. Вернее, обязательностью их несоблюдения. Смягчается для одних и усугубляется для других. Который год (чтобы не сказать? который век) в стране идет бой без правил, война всех со всеми. Идет «по понятиям», не распространяющимся на «терпил», и сплошь и рядом в нарушение самих «понятий».
![](/img/25-26/court1.jpg)
Портрет отечественной Фемиды в полный рост
Правовое сознание отсутствует и у «верхов», и у «низов». Законность мнима, законопослушание пагубно, а торжество справедливости не столь редкостно, не столь даже избирательно, сколь случайно. Справедливость как частный случай несправедливости: будь это смертный приговор Ежову и Чикатило, оправдательный вердикт Вере Засулич и капитану Никитину или «предложение, от которого невозможно отказаться», сделанное в разные годы Льву Троцкому и Борису Березовскому. Или типичный для наших дней «спор хозяйствующих субъектов»: если стороны, не сговариваясь, «заносят» арбитражному судье поровну, то в результате он (чаще это она) в порядке исключения решает вопрос непредвзято. Или ситуация, при которой в ходе допроса с пристрастием забивают насмерть не первого подвернувшегося под руку подозреваемого, а случайно схваченного душегуба (по-видимому, именно такова история с капитаном Пуманэ). Или «заказ», в порядке очередного торжества «равноудаленности» поступающий сверху на почему-то разонравившегося властям негодяя. «Заказ» журналисту из разряда «сливных бачков»; «заказ» киллеру из уголовников или спецслужб; «заказ» налоговикам, прокуратуре с судом, сан-эпид-экологам с пожарными и так далее.
Предположим, что в некоем царстве-государстве законодательно введено левостороннее движение, но всем привычней, а значит, и удобней придерживаться правой стороны. Так и ездят. Законопослушный гражданин поедет по встречной полосе — и уедет, разумеется, недалеко. Причем только в лучшем случае его остановят и оштрафуют, а не протаранят,- зато уж скольких пешеходов он успеет сбить… Выбор прост: нарушать вместе со всеми — или не садиться за руль. Строго говоря, именно так все и происходит в России. Знаменитый диссидент провозгласил в вегетарианское брежневское время: даже просто-напросто покупая колбасу в магазине, ты тем самым становишься пособником преступного режима! Перефразировав, уточним: даже просто выходя из дому (или оставаясь дома), ты поневоле нарушаешь закон. Правда, в обоих случаях ты делаешь это вместе со всеми. И далеко не всегда осознаешь себя правонарушителем и тем более преступником. Осознаешь другое: по закону тебя могут привлечь к ответу в любой момент. И вопреки закону, кстати, тоже.
Помимо несовершенства самих законов, многие из которых словно нарочно написаны так, что их невозможно не нарушить; помимо отсутствия правового сознания не только у рядовых граждан, но и у профессиональных юристов, да и (страшно сказать, но нельзя не вымолвить) у властей любого уровня, — так вот, помимо всего этого, отправлению мало-мальски нормального правосудия мешает целый ряд мифов, большинство из которых имеет под собой реальную почву. Вот краткий перечень этих мифов.
Милиция бьет и пытает подозреваемых, вымогая признательные показания, «крышует» (наряду и наравне с другими силовыми структурами) преступный бизнес, сама занимается им (рэкет, наркоторговля и прочее), то есть кишмя кишит оборотнями в погонах. Про ГАИ, как его ни переименовывай, все всем известно. Следственные органы (начиная все с той же милиции) правдами и неправдами стремятся не заводить дел по жалобам потерпевших, чтобы не портить себе отчетности, но зато всегда готовы прогнуться перед «заказчиком» (в роли которого сплошь и рядом выступают властные инстанции), оказав силовое давление на одних и раскрыв «зонтик безопасности» над головами других. Особенно дурной славой пользуется в этом плане ФСБ — она и деньги берет, и дела не делает, а только «разводит» вынужденно понадеявшуюся на нее клиентуру. Адвокаты защищают богачей и выступают мальчиками на побегушках у мафиози, нанимая лжесвидетелей, подкупая или запугивая свидетелей настоящих, а то и устраивая их ликвидацию. Тогда как простого человека они обдирают как липку, не обеспечивая его при этом надлежащей защитой. Хотя взятку следователю, прокурору или судье лучше давать все-таки через адвоката. Суд — и гражданский, и уголовный — продажен снизу доверху, причем никакая проплата, как и в случае с ФСБ, не гарантирует окончательного результата. Суд присяжных в наших условиях — форменное и сущностное издевательство над правосудием и, не в последнюю очередь, над здравым смыслом. Апелляции и кассации действенны, опять-таки, только если выйдешь на нужного человека и «занесешь» больше, чем противная сторона. Добавим к этому «наседок», угрозы расправы над родными и близкими, «платность» любых услуг в следственном изоляторе — и мы получим портрет отечественной Фемиды в полный рост. Портрет, скорее всего, все-таки гиперболический, но, несомненно, имеющий сильное сходство с оригиналом. Что еще важнее, граждане нашей страны убеждены: российская Фемида выглядит именно так — и, окажись она на портрете хотя бы чуть более благообразной, мы с вами такой портрет не просто раскритикуем, а и взглядом не удостоим.
![](/img/25-26/court2.jpg)
Адвокат, реж. Д. Фикс, 2004
Иллюстрированный словарь современного правосудия
Немудрено, что художники наших дней (а главные художники в наши дни — это телевизионные «мыловары») старательно избегают даже поясного портретирования Фемиды, предпочитая изображать и на свой лад воспевать: гламурных разбойников из «Бригады»; честных оперов вроде Каменской из одноименного сериала; бескорыстных («Улицы разбитых фонарей») или, наоборот, до поры до времени корыстных («Ментовские войны») стражей правопорядка; в одиночку или целыми конторами борющихся за торжество справедливости адвокатов; ведущих самостоятельное расследование частных сыщиков и журналистов-дознавателей из агентства «Золотая пуля».
Идеализация института адвокатуры и адвокатской практики в таких сериалах, как «Адвокат», наводит на подозрения о вульгарной заказухе: создается ощущение, будто герои повести Гайдара «Тимур и его команда» выросли и всем скопом подались в частную адвокатскую контору. Идея бескорыстной и бесплатной юридической помощи здесь, в отличие от сериала «Линия защиты», еще не озвучена, однако витает в воздухе.
Трудно понять, что заставляет сценаристов подвергать свою фантазию такому непосильному (и непродуктивному) напряжению, в результате которого на экране в судебных расследованиях концы с концами не сходятся, и на всех без исключения телевизионных «кнопках» по обе стороны Закона вместо преступников и стражей порядка оказываются картонные маловразумительные персонажи, решительно ничем не напоминающие наших современников. В большинстве наших «судебных драм» (в данном случае кавычки обязательны), как пишут в аннотациях, «служебные линии героев тесно переплетаются с жизненными коллизиями». Так тесно, что собственно «служебные» остаются на периферии зрительского внимания. И в «Клетке» с Ириной Апексимовой, и в «Любовнице» с Ириной Розановой, и в «Линии защиты» душещипательные семейные идиллии, роковые измены, служебные романы занимают львиную долю экранного времени и авторского внимания. Так что вместо судебной драмы у нас в основном приживается все тот же жанр «страсти-мордасти».
Чем можно объяснить столь странный факт, что именно в нашей стране, поставляющей столь богатый, разнообразный, прихотливый материал на мировой рынок преступлений и правонарушений, — сюжеты для судебных драм почему-то высасываются из пальца? При нашей-то статистике, при нашей криминальной хронике! Казалось бы, набери соответствующие слова в поисковой системе Инета — и распечатками событий (готовых сюжетов), имевших место в стране за текущую неделю, можно было бы досыта на год вперед накормить даже столь ненасытную утробу, как эфирная сетка телеканалов.
![](/img/25-26/court3.jpg)
Линия защиты, реж. Д. Фикс, В. Дербенев, С. Репецкий, 2000–2002
Общеизвестно, что по ту сторону океана жанр судебной драмы едва ли не самый популярный. Не все, видать, ладно в американской юриспруденции, коль она смогла стать столь щедрым поставщиком драматургических конфликтов. Может быть, наши достижения в этой сфере так велики, что производителям фильмов ничего не остается, как бездарно копировать западные образцы и одалживаться у других жанров?
В любом случае, целостную картину функционирования системы правосудия «мыловары» создать даже не пытаются, довольствуясь более или менее жизненными и как можно менее отталкивающими фрагментами общей мозаики. Из всего вышесказанного легко понять, почему.
Единственное исключение составляет 23-серийный телефильм Александра Велединского «Закон» — подлинная энциклопедия, или, точнее, иллюстрированный словарь современного правосудия. Здесь все проблемы рассмотрены в совокупности и каждая — тщательно, подробно и (с незначительными огрехами) психологически и юридически достоверно. Фильм содержателен, даже при том, что он затянут, сюжет перегружен мелодраматическими и трагическими совпадениями, а мысль «что выше — Закон или Справедливость?», не имея развития, превращена по сути дела в рамочную конструкцию, которую персонифицируют Судья и Преступник, или, если угодно, Судья и Палач. Судья милует, а Палач казнит. Демонстративно казнит именно тех, кого перед этим помиловал (вынес оправдательный или условный приговор и освободил из-под стражи в зале суда) Судья. Казнь оправданных Судьей преступников имеет ритуальный характер: сердце им пронзают кинжалом с гравировкой на лезвии «Мне отмщение Аз воздам», а на лбу у них миром чертится крест. Палач и его пособники «убирают» и свидетелей, но тут уже без соблюдения ритуала — элементарным «огнестрелом».
Заведомых преступников Судья отпускает на волю не из милосердия. Он, хоть и противник смертной казни, человек жесткий. Но законник. Сыщики и прокуроры, чтобы поднять свои шансы в борьбе со всесильными воротилами мира сего, зачастую идут на должностные преступления: выбивают признательные показания, фабрикуют и подтасовывают улики, противопоставляют лжесвидетелям защиты лжесвидетелей обвинения. «По жизни» в той же команде, а главное, в ту же игру играют и судьи. Но только не этот телевизионный Судья. Когда доказательная база, собранная следствием, оказывается, на его взгляд, недостаточной, он делает выбор в пользу Закона. Отпущены Судьей и впоследствии казнены Палачом: сатанист, насильник, торговец наркотиками, постановщик телесериала, заставивший жену сделать аборт (казни подлежала и сама мать-убийца, но случайно избежала ее). Как свидетелей устраняют водителей и охранников, девочек из сауны, разовую подругу телережиссера.
![](/img/25-26/court4.jpg)
Закон, реж. А. Велединский, 2002
Со временем выясняется, что Палач, ныне могущественный городской «олигарх», благотворитель и шоумен, впервые убил лет десять назад, будучи слушателем богословского факультета духовной академии: жертвой стал человек, изнасиловавший его беременную жену. Православие играет в «Законе» изрядную и достаточно двусмысленную роль. Палачу не то чтобы необходимо (в своей одержимости он самодостаточен), но чрезвычайно желательно одобрение двух высших инстанций — Суда и Церкви. Поэтому он набивается в друзья и к Судье, и к Священнику, подвергая и того и другого жестоким испытаниям, — лишь бы они прониклись сознанием его правоты. А правота его заключается в том, что Справедливость выше Закона.
Палач в фильме не столько маньяк, сколько религиозный фанатик. Еретического толка, естественно. Убежденный в том, что его Цель — восстановление Справедливости на Земле — оправдывает любые средства. Попытки психологически или идейно сломить его проваливаются одна за другой. Следователи одерживают над Палачом, казалось бы, безоговорочную победу: ликвидируют его убойную команду (кроме главаря из КГБ), а его самого «ловят на трупе». Но, и пойманный, Палач не сдается: он требует суда присяжных, рассчитывая как на собственную популярность в городе, так и на усердие адвокатов и остающихся на свободе подручных. Присяжных обрабатывают теми же способами, что и свидетелей обвинения: подкупают одних, шантажируют или запугивают других, любыми средствами выводят из игры третьих, «будят зверя» в четвертых. Явная неприспособленность суда присяжных к реалиям нашей жизни показана в «Законе» более чем убедительно. После оправдательного вердикта Судья освобождает Палача, а тот, опьяненный успехом, идет на все новые — уже никакими соображениями «высшей справедливости» не облагороженные — преступления и собирается в Думу. Он ускользает или вот-вот ускользнет от правосудия — и гибнет лишь от пули одинокой мстительницы, подстерегшей его у вагонзака.
Воздаяние оказывается сугубо приватным делом, и Закон здесь вроде бы опять ни при чем. А все ловцы невесть что возомнившего о себе человека (увы, включая Судью) успели в процессе поимки совершить столько должностных преступлений, что тезис Палача о торжестве Справедливости над Законом, по сути дела, оказывается доказанным — и задуманное разоблачение в известной мере оборачивается апофеозом преступной (но не превратной) воли к справедливому возмездию. Добро нужно творить из зла, потому что больше не из чего, как сказано в прославленном американском романе «Вся королевская рать», по которому в нашей стране был снят знаменитый телефильм.
Талантливый — хоть и неровный, и путаный — фильм Велединского предлагает альтернативу: христианское всепрощение или страх иудейский. И не оставляет места Закону: Но Закону нет места и в жизни — спор идет лишь о его более или менее адекватных эрзацах. В заключительной серии с виду победительный Судья лепечет нечто жалкое о том, что судить надо и по Закону, и по совести; что судья должен при любых обстоятельствах оставаться человеком… Но Закон, совмещенный с совестью, — это сапоги всмятку; совесть у каждого своя. Закон не работает — вот что выпадает в осадок после 23 серий «Закона».
А, с другой стороны, разве мы этого сами не знали? И разве у нас не работает только Закон?