Невиданное кино. «Воспоминания» Сунила Датта
Несколько лет назад я провёл здесь, в «Порядке слов», небольшой, годовой цикл, который назывался «Раз в жизни». Речь там шла о случаях, когда актёр, профессиональный и состоявшийся, один раз в жизни решал сесть в режиссёрское кресло, делал фильм — и после этого благополучно уходил из режиссуры обратно в актёрство, понимая, что сделал всё, чего хотел. Перед сегодняшней лекцией я вспомнил о том цикле — и очень обрадовался, что тогда я не знал про фильм, который сегодня станет темой нашей встречи. Потому что я очень захотел бы вставить его в тот цикл. И не смог бы этого сделать.
Для Сунила Датта, одной из главных звёзд индийского кино 1950-60-х годов, фильм «Воспоминания» стал режиссёрским дебютом. В цикле «Раз в жизни» я не смог бы его показать, поскольку дебютный фильм не стал для Датта последним, — но тут повода ни к тогдашнему сожалению, ни к теперешней радости ещё нет. Просто очень жаль, что он не стал последним (и, соответственно, очень хорошо, что мне не пришлось жалеть об этом тогда). Потому что все остальные фильмы, которые впоследствии поставил Датт, — были ли они лучше или хуже, более успешны в прокате и у критиков или менее, — они органично вписывались в стандартный индийский кинопроцесс. Ну, в его лучшем виде, — если кто вдруг различает. Там были влюблённые, которым надо воссоединиться, и злодеи, которых надо жёстко покарать, а также песни, пляски, щекастые мужчины, глазастые женщины, — всё как положено. Фильм же, о котором речь пойдёт сегодня, сделан совсем иначе. Совсем. Дело не в том, что он непохож на индийское кино, — к этому я вернусь чуть позже; отчего же, похож, — но на то индийское кино, которого никогда не существовало. На то, которым оно могло бы — и, возможно, должно было бы стать; на то, которое породила бы великая древняя индийская культура, которое стало бы искусством взгляда на устройство космоса и человека и на их взаимоотношения согласно индийскому и вообще индуистскому мировоззрению… Именно на это индийское кино очень похож фильм Сунила Датта «Воспоминания». На несуществующее.
При этом в жизни самого Датта ни до этого фильма ничто его не предвещало, ни после него как будто никаких последствий не осталось. Сунил Датт прожил нормальную длинную жизнь индийской кинозвезды. Он активно снимался, начиная с середины 50-х, а в конце 50-х чрезвычайно удачно женился на ещё одной великой звезде индийского кино — на сей раз великой в масштабах уже не эпохи, а всей национальной истории: на Наргис. Она тогда как раз ушла от Раджа Капура, который как раз не захотел уйти к ней из семьи, начала сниматься с Даттом в фильме «Мать Индия», и тут пожар, декорации пылают, партнёр на руках выносит её из пламени, газеты заходятся от восторга, — вот они и поженились. Брак получился счастливым, чтобы не сказать образцовым, принёс им троих детей: старший сын, Санджай Датт, стал актёром, младшая дочь сейчас депутат Индийского парламента; сам Сунил Датт, человек, мягко говоря, узнаваемый и влиятельный, кстати, тоже не чурался политики и в последние два года жизни, а умер он в 2005-м, был министром Индии по делам молодёжи и спорта… Говорю же, нормальная жизнь.
Сунил Датт, Наргис и Санджай Датт
Но однажды, в 1964 году, Сунил Датт решил стать режиссёром.
Словосочетание «раз в жизни» здесь пусть фактически и не точно, но по сути всё же уместно. Есть ходячее суждение о том, что каждый человек, если он умён и не лишён внутренней энергии, может один раз поставить спектакль, снять фильм, написать роман, — ему для этого разве что потребуется освоить некие базовые эстетические правила. И какими бы хорошими эти спектакль, фильм или роман ни получились, по ним совершенно невозможно судить о таланте. Один-то раз в жизни накопленного опыта, эмоционального и спекулятивного, хватит, и если этот опыт правильно уложить (ну или впихнуть), как и положено дебютанту, в спектакль, фильм или роман, то произведение получится и живым, и острым, и особенным. Ты вторую книгу напиши. Где тебе уже не удастся опереться только на свою удивительную жизнь, где волей-неволей придётся придумывать, комбинировать, отшлифовывать…
По-видимому, история Сунила Датта как режиссёра вполне укладывается в эту схему. Совсем уж дурного слова о его последующих фильмах говорить не хочется, — некоторые из них проваливались в индийском прокате, так что, вероятно, что-то в них да было. (Скажем, второй фильм Датта, «Решма и Шера» (1971), провалился с треском оглушительным, — а ведь автор старался, сцены в борделе даже вставил. Впрочем, в советском прокате он, само собой, все затраты «отбил». Хотя сцены в борделе и вырезали.) Но вот в первый фильм Датт действительно решил втиснуть всего себя. Устроить себе бенефис. В том числе и в самом буквальном смысле: фильм «Воспоминания» входит в Книгу рекордов Гиннесса, потому что в нём снялся всего один актёр. Разумеется, солирует сам Сунил Датт. Хотя сюжет, как гласят титры, придумала «миссис Сунил Датт», то есть Наргис. Учитывая, что сюжет вертится вокруг семейных раздоров, подобное именование Наргис говорит, согласитесь, кое-что любопытное о том, как этот фильм создавался. Образцовый брак, что тут добавишь.
Хорошо, соло так соло: другие актёры, стало быть, на подобное не осмеливались, а Сунил Датт вот осмелился, за попытку спасибо, но само по себе это ещё ничего не гарантирует. Мало ли в актёрской братии людей самовлюблённых, которые, при наличии технических и финансовых возможностей, захотели бы на протяжении двух часов попозировать перед камерой и показать всё-всё-всё, что они умеют, будто «госы» пересдать в театральном институте… Сунил Датт — хороший актёр, что уж там. Но ради одного лишь наслаждения актёрскими дарованиями Сунила Датта я бы, пожалуй, зрителей созывать всё же не стал. В фильме «Воспоминания» фантастичен режиссёр. Можно сказать, что Датт со своим десятилетним опытом работы в кино решил собрать в этом фильме всё, что он умеет, и ещё чуть-чуть добавить «сверху». А можно — что, как ни высокопарно это прозвучит, словно бы сам кинематограф в этом фильме, оказавшись поставленным в столь жёсткие рамки, решает продемонстрировать всё, на что он способен. И в этой фразе не пропущено слово «индийский». Вообще — кинематограф.
Для середины 60-х это, в общем-то, штатная ситуация. Кинематограф тогда много в каких фильмах подводил себе итоги. Есть канонические примеры, некогда перечисленные Сергеем Добротворским: Феллини в «Восьми с половиной» подводит итог тому, что такое сценарий и вообще «рассказанная история», Бергман в «Персоне» — тому, что такое психология экранных героев, а Энди Уорхол в Empire State Building — тому, что такое киновремя. Но во всех этих примерах выбрана некая одна территория, один сегмент киноязыка. Сунил Датт, приходя в кинорежиссуру, похоже, решает единым махом подвести итог сразу всему: психологии героев, киновремени, сюжетосложению… Замечу, что само название фильма, «Воспоминания», куда лучше вписывается в западный кинематограф 60-х, открывшийся «Мариенбадом» и «Жюлем и Джимом», нежели в индийский кинематограф какой бы то ни было эпохи. Индийский кинематограф предпочитает «презентовать»: танец, страсть, условность, песню, лицо; «презентовать» — то есть показывать в настоящем времени, заставляя следить за изгибами и извивами. Флэшбэк вообще в индийском кино вещь очень редкая, — что в коммерческом, что даже в авторском. А в своём дебюте Сунил Датт касается даже не идеи, но механизма воспоминаний, механизма сущностно кинематографического; он говорит о памяти души, памяти времени, памяти пространства, памяти предмета, памяти звука — и делает этот механизм, постепенно раскручивающийся к концу фильма, основным его содержанием. То, что начинается просто как серия остроумных, изобретательных, но вполне линейно выстроенных флэшбэков, накапливаясь по ходу фильма, ближе к финалу доводит саму материю кино до чистой экзальтации. Что, опять же, вполне нормально для кинематографа 60-х. Но не в Индии же.
То же касается и других отдельных приёмов или цельных стилистических фигур, которых здесь великое множество. Ещё одна вещь, которой я порадовался, когда несколько лет назад впервые посмотрел этот фильм, — это то, что я не знал о нём, когда писал во ВГИКе диплом, посвящённый субъективной камере в мировом кино. Потому что тему по ходу работы пришлось бы поменять на «Субъективную камеру в фильме Сунила Датта „Воспоминания“», и вряд ли бы это выдержала даже фирменная вгиковская флегма. С точки зрения функции субъективная камера использована здесь почти простодушно — но столь разнообразно, что я, право же, затрудняюсь назвать аналог не то что цельной конструкции, которую автор собирает из приёма субъективной камеры, а даже каким-то отдельным её проявлениям. В одной из сцен, например, главного героя как бы окружают его жена и дети, и следует круговой монтаж разных субъективных точек зрения на одного и того же персонажа. Может, кто-то из присутствующих здесь видел что-нибудь подобное? Я вот никогда.
В рамках «Невиданного кино» я уже показывал один индийский фильм — «Поместье» Камаля Амрохи, тоже выдающийся и тоже дебют (по-видимому, есть что-то в самой системе индийского кинопроизводства, которая самые многообещающие авторские миры перемалывает и неизменно превращает в стопицотую вариацию на тему «Рамаяны» в переложении для воскресной школы). В той лекции, прочитанной под слоганом «индийский готический нуар», я долго и с некоторым даже воодушевлением рассказывал о влияниях в индийском кино конца 40-х: что было немецкого, а что американского, откуда что бралось и какие результаты эти влияния порождали в применении к индийской фактуре и местным киноканонам. Можно было бы проделать нечто подобное и сегодня. Тем из вас, кто хоть поверхностно знает историю мирового кино, во время просмотра, скорее всего, постоянно будет казаться: это взято из 20-х или 40-х, то — из 30-х или 50-х, — и действительно, под некоторым ракурсом увиденные, «Воспоминания» Сунила Датта вполне могут предстать своеобразной антологией классических киностилистических фигур. Причём в куда большей степени, чем «Поместье»: там, например, было уместно говорить о немецком экспрессионизме, благодаря обилию теней в изображении и мотиву изнанки бытия в сюжете, но вот кукол, окружающих героя, там не было, а в «Воспоминаниях» они есть. И всё же, как бы ни был этот ракурс заманчив и очевиден, смотреть под ним фильм Датта бессмысленно. В отличие от «Поместья», он — действительно индийский. По-настоящему. Насквозь.
В своём дебюте Сунил Датт не заимствует из мирового кино и не цитирует его. Он его словно бы переизобретает заново: на наших глазах, во всей его протяжённости, — но так, будто кино некогда было изобретено не во Франции, а в Индии. Этот эффект — точнее, аффект — знаком всем, кто хоть раз видел фильмы Сатьяджита Рая, единственного по-настоящему гениального кинорежиссёра в индийской истории: сама суть, сама механика кинематографа предстаёт словно бы извлечённой из традиций индийской культуры и символики индийской космогонии, и, к примеру, крутящаяся бобина с плёнкой становится неким воплощением, частным случаем вечного колеса сансары. Точно так же после фильмов Мидзогути становится совершенно очевидно, что братья Люмьер просто выкрали свежеизобретённый киноаппарат из Токио. Точнее даже, из Киото.
Всё это вовсе не означает, что аффект от «Воспоминаний» будет столь же отчётлив или что Сунил Датт, хотя бы в этом своём блестящем дебюте, — великий режиссёр, в масштаб Сатьяджита Рая. Да, он здесь непомерно изобретателен, и в области режиссуры — куда больше, нежели в области актёрской игры, но это не отменяет того, что «движок» этой изобретательности всё равно актёрский, и работает он на драйве и внутренней гибкости хорошего профессионального актёра. Да, этот фильм, при всей своей эклектичности, умудряется каким-то совершеннейшим чудом остаться цельным и не распасться (возможно, просто потому что это «монофильм»). Но и Сатьяджит Рай, и Мидзогути, и любой иной подлинный гений кино в финале любого своего фильма, собрав воедино всё сделанное, неизменно выходит, ни много ни мало, на какое-то новое определение кинематографа, которым и становится сам фильм как реально существующий артефакт. Сунил Датт этого не делает. Он придумывает очень правильный финал, очень эффектный финал, — не менее эффектный, чем весь предыдущий фильм, — но не являющийся суммой произошедшего, которая была бы больше слагаемых. Это всего лишь ещё один приём — тот, который и должен быть в финале.
Исходная посылка, однако же, остаётся неизменной. Все приёмы здесь, которые могут показаться западным зрителям знакомыми по западному кинематографу, — все они, без исключения, имеют (или получают) сугубо индийское происхождение (в конце концов, в Индии кукол не меньше, чем в Германии). И если они так походят на классику западного кино, то это, вероятно, потому, что правильно подойдя к самой профессии кинорежиссёра, — особенно если берёшься за неё впервые, со всей ответственностью и всем энтузиазмом, которые свойственны дебютанту, — и начав её осваивать, пусть даже ты не очень сведущ в накопленном мировой кинокультурой наследии, ты всё равно дойдёшь — со своей стартовой площадки, со своей территории — до тех же самых приёмов. До светотени, до субъективной камеры, до механизмов памяти и причуд временнóго потока, — в общем, до всего того, на чём базируется и чем дышит кинематограф.
«Воспоминания» Сунила Датта не стоит смотреть в режиме интеллектуального экзерсиса. Фильм это выдержит, будет благодарен и вознаградит зрителя чрезвычайно любопытными концепциями. Однако ставил-то его всё же актёр. И держится он, и сохраняет свою цельность ни на чём ином, как на той изумительной энергии хорошего индийского актёра, которую западный зритель так редко может оценить по достоинству — из-за того, чем является индийское кино в целом. Но как бы оно ни было скверно, энергия сама по себе не становится от этого менее подлинной. Поэтому несмотря на то, что как режиссёр Сунил Датт в своём дебюте десятикратно интереснее актёра Сунила Датта, фильм «Воспоминания» лучше всего смотреть именно как поставленный актёром. Как редчайший случай переплавки этой актёрской энергии не в роль и не в жест, а в устройство кадра, который оказывается способен вместить в себя всё что угодно и стать чем угодно. Совсем как актёр.
