Девушка — к беде
В прокат вышел «Титан» Джулии Дюкорно, а мы советуем пересмотреть ее предыдущий фильм, «Сырое» и перечитать текст Ю Томан о новой волне хорроров, снятых женщинами, опубликованный в 79-м номере «Сеанса» (заказать его можно здесь).
Мужчины вечно шныряют взглядом тут и там, подобно тиграм, глаза у них — что прожекторы, и их надлежит защищать от притягательной и, более того, ослепительной нашей силы — от наших лепных, или тощих, или толстых ног, от наших изящных, или шишковатых, или сосисочных рук, от нашей персиковой или прыщавой кожи, от наших вьющихся блестящих локонов, или жесткой непослушной овчины, или соломенных жидких кос — детали значения не имеют.
«Заветы». Маргарет Этвуд
СЕАНС – 79
Мы не боимся крови, ибо мы кровоточим. Мы не боимся монстров, инопланетных существ и демонов, потому что способны взрастить другого внутри своей плоти и выпустить его наружу. Мы не убегаем при встрече с убийцей на темной улице — ведь это мы, матери, вырастили его и дали ему воспитание. Есть ли хоть что‑нибудь, чего мы могли бы бояться больше, чем самих себя?
«Солнцестояние»: Травы и травмы
Если в кинематографе в целом женский голос несправедливо долгое время был слаб, то в хоррор‑жанре его было попросту не разобрать. Почему не было великих женщин‑хоррормейкеров? Ответ прост: лишь единицы из них отвечали за действительно культовые ленты — да, были «Автостопщик» Иды Лупино, «Что ни день, то неприятности» Клер Дени, «Американский психопат» Мэри Хэррон, но остальные затерялись на задворках жанра и стерлись из зрительской памяти. Это вписывалось в цисгендерную и патриархальную логику мира. Однако с каждым десятилетием режиссеры‑женщины все решительнее доказывали способность работать с любым материалом, сколь бы жутким и кровавым он ни был, пусть и говорить о каких‑либо более или менее четких общих тенденциях вплоть до 2010‑х было трудно. Уходящая декада заслуженно названа критиками хоррор‑ренессансом: отступив от стилистических канонов — замедление темпоральности, минималистичное использование джампскейров, — фильмы «новой волны» расширили спектр сюжетообразующих тем. Теперь ужас — это не вампир, влетающий в спальню, а возвращение вытесненной психотравмы. Еще одной характерной чертой времени стало расшатывание устоявшейся фаллоцентричности нарратива. Пока Голливуд перекраивает под новый гендерный запрос комиксы и франшизы («Чудо‑женщина», «Восемь подруг Оушена», «Охотницы за привидениями»), новое поколение авторов осознанно или нет старается уйти от male gaze в своем кино. И хотя святая троица основоположников elevated horror вроде бы состоит исключительно из мужчин (Джордан Пил, Ари Астер, Роберт Эггерс), стоит признать, что и они как отправную точку для своего кино все чаще выбирают женские психоэмоциональные состояния. Пристальное внимание к травматическому опыту изменило субъектно‑объектные отношения на экране в целом и в фильмах ужасов в частности, где женские образы чаще всего эксплуатировались либо в качестве жертвы (final girl), либо как монструозное воплощение угрозы. Теперь все перевернулось, и мы переживаем вместе с Дени из «Солнцестояния» ее кошмар скорби и победоносный выход из токсичных отношений; вместе с Аделаидой из «Мы» вступаем в классовый бой с собственной субличностью; вместе с Софией, надеясь воскресить мертвое дитя, решаемся на жестокие ритуалы в «Песни дьявола». Соучастие героине определяет фильмы Оза Перкинса, Роберта Эггерса, Лукаса Файгельфельда, Карло Мирабеллы‑Дейвиса и многих других. В этих фильмах есть и персонажи‑мужчины, но они ничего не решают.
Пока часики тикают, женщины лишаются прав на собственное тело и возможности сделать осознанный выбор.
Женщины‑режиссеры продвинулись еще дальше. Говоря о своем полнометражном дебюте «Бабадук», Дженнифер Кент отмечает, что ей хотелось бы не только напугать зрителей, но и дотронуться до их сердец. Это похоже на правду: фильмы Кент стремятся работать с эмоциональным интеллектом аудитории. Постхорроры стали для женщин новыми сказками — к сказкотерапии прибегают и терапевты, стремящиеся через иносказание и самоидентификацию описать вытесненные травмы своих пациентов. Сказки стали радикальным и эффективным способом разговора о болезненном опыте. Так какие же тропы исследуют создательницы фильмов самого, казалось бы, недружелюбного к ним жанра?
Тело и сексуальность
Буквально с самого начала полового созревания тело девушки перестает принадлежать только ей. О нем стоит должным образом заботиться, иначе оно может утратить привлекательность; хранить, чтобы преподнести акт дефлорации в качестве подарка достойному кандидату; проявлять чрезмерной сексуальности в то же время не стоит, дабы не прослыть легкодоступной. На принципах объективации построена целая практика запугивания взрослеющей женщины, передающаяся из поколения в поколение.
Bad City — Двойной вечерний киносеанс
Вызов этим установкам бросает режиссерка из Ирана Ана Лили Амирпур. Название ее фильма уже само по себе красноречиво: «Девушка возвращается одна ночью домой» (2014). С наступлением темноты на (почти пазолиниевских) улицах условного преступного Бэдсити появляется хрупкий силуэт с кровавой, но благородной миссией. Это юная вампирша на скейтборде (к слову, в этих сценах актрису Шейлу Ванд дублирует сама режиссерка) и в развевающейся чадре разыскивает своих жертв — ведущих паразитический образ жизни мужчин. Она молча лишает жизни отца‑наркомана своего возлюбленного и сутенера‑наркобарона. Снятые с тел драгоценности она отдает проститутке, чтобы та могла оставить свой промысел. Праведный гнев Амирпур выглядит слишком романтично на фоне другой элегантной метафоры вампиризма — «Сырого» (2016) Джулии Дюкорно. В центре фильма — история взросления студентки‑ветеринара Жюстин: от невинного вегетарианства до ненасытного каннибализма. Кампус колледжа с его жестокими испытаниями для новеньких, по сути, обыкновенный ад пубертатного периода. Что же касается мяса… Родиться в женском теле уже само по себе значит получить главную роль в персонифицированном боди‑хорроре: менструальные кровотечения, потеря девственности, а затем беременность и роды. В общем, «Сырое», от которого, ходят слухи, у многих во время сеанса подкатывала тошнота, всего лишь метафора превращения девочки в женщину, с его неизбежным обострением чувства собственной телесности.
Христианское обыкновение трепетать перед способностью женщины к оплодотворению переняли и классики хоррора.
«Я не хотела ничего приукрашивать, особенно девичьи тела», — признается Дюкорно в интервью The Guardian. «Тело — это всего лишь тело. Мы же видим это в каждом фильме: женщины обязаны быть красивыми и стройными или какими‑то там еще, они должны, черт возьми, соответствовать определенным стандартам, но нет же, на самом деле женщины пукают, какают, писают и рыгают».
Кризис материнства
Один из важных образов Средневековья — демоническая матка с рогами. Христианское обыкновение трепетать перед способностью женщины к оплодотворению переняли и классики хоррора. Но истории известен действенный способ контроля и подчинения неизведанного (то есть угрожающего) — его сакрализация. Тысячелетиями социальные и религиозные институции возводили материнство в культ, а репродуктивность назначалась чуть ли не единственной функцией женщины. Число стран, где действует частичный или полный запрет на аборты, год от года только увеличивается. Вынужденное, нежеланное (особенно в экстремальных случаях, таких как результат изнасилования) материнство становится травматическим испытанием, растянутым на годы.
Эта тема оказывается определяющей для австралийки Дженнифер Кент (бывшей актрисы и ассистентки Ларса фон Триера). В 2005‑м она сняла черно‑белый короткометражный фильм «Монстр», а через девять лет — его развернутую полнометражную версию «Бабадук». Обе истории рассказывают о странных, невыносимых отношениях одинокой матери Амелии с шестилетним сыном Сэмом (по роковому совпадению он родился в день гибели своего отца), в которые вмешивается жуткое существо из чулана, пытающееся завладеть телом и разумом женщины и отнять у нее мальчика. Антрополог и психоаналитик Кларисса Пинкола Эстес в своей книге о женских архетипах «Бегущая с волками» пишет, что репрессирующие главную героиню злые сущности зачастую являются теневыми сторонами ее собственной личности. Борясь с условным злом, девушка на самом деле пытается одержать победу над собственными вытесненными желаниями и страхами, которые эти образы транслируют. Финал «Бабадука» (впрочем, как и «Монстра») подтверждает эту теорию: Амелия побеждает темную сущность, но не изгоняет ее, а запирает в подвале, умудряясь даже с ней подружиться.
Тревожит, конечно, не само материнство, а социальное давление, которое с ним связано.
Ужас-ужас: «Сторожка» Вероники Франц и Северина Фиала
Благодать материнства ставит под сомнение и австрийский фильм ужасов «Доброй ночи, мамочка» (2014), снятый Вероникой Франц в соавторстве с Северином Фиалой. Противостояние братьев‑близнецов с вернувшейся домой после пластической операции матерью Сюзанной постепенно перерастает в акты экзекуции над ней. Здесь, как и в «Бабадуке», не до конца понятно, кто же настоящий монстр. Безучастная раздраженная мать? Дети с набором инвентаря для пыток? Или невидимое зло, порожденное кем‑то из них? Вероятно, все три ответа верны.
Люсиль Хаджихалилович в своем слоубернере «Эволюция» (2015) помещает минималистичные семьи (матери‑одиночки и болезненные сыновья) на дикий остров. Местонахождение отцов неизвестно. Женщины же не обладают типичными для добропорядочной матери качествами — их забота исчерпывается хладнокровной передачей ребенка персоналу больницы, похожей на пенитенциарное учреждение. Чуть ли не по Хармсу: «Травить детей — это жестоко. Но что‑нибудь ведь надо же с ними делать».
Альманах «ХХ» (2017), куда вошли четыре короткометражных хоррора, снятых женщинами, начинается с «Коробки» Джованки Вукович, точнее, с подслушанных мыслей главной героини: «Довольно трудно проводить время в городе с двумя детьми…» А заканчивается смертями этих детей и заодно мужа, словно бы по желанию женщины. Заключительный фильм антологии — «Ее последний выживший сын» Кэрин Кусамы. Главная героиня Кора — одинокая мать, восемнадцать лет скрывающая сына от отца, то ли известного актера, то ли дьявола, которая снова и снова видит кошмар о своей беременности. Но не стоит воспринимать эти фильмы как манифест чайлдфри, утверждая, что все режиссерки выступают против ужасов материнства. Тревожит, конечно, не само материнство, а социальное давление, которое с ним связано. Пока часики тикают, женщины лишаются прав на собственное тело и возможности сделать осознанный выбор.
Сестринство
Тема материнства в женских постхоррорах дихотомична. Каждая мать когда‑то была маленькой девочкой, а значит, чьей‑то дочерью. И теперь для режиссеров‑женщин фрейдистский комплекс Электры, фигура отца и в целом отношения с мужчинами играют куда меньшую роль, чем передача женского опыта внутри семьи и связь друг с другом. В очень мудром российском метахорроре «Мысленный волк» (2019) мать и дочь треть фильма блуждают по ночному лесу — вроде бы они ищут дорогу домой, но на самом деле — друг к другу. Женщины — не то рассорившиеся подруги, не то соперницы, не то два самых близких друг другу человека — сталкиваются с невидимой силой, волком, угрозой, появившейся только затем, чтобы они наладили связь, которая возможна только между матерью и дочерью.
Под тем же неуловимым предлогом в старый фамильный дом где‑то в глуши возвращаются героини «Реликвии» (2020) Натали Эрики Джеймс — мать и дочь. Они приехали на поиски бабушки, которая, впрочем, тут же находится. Очевидно, что связь между тремя родственницами давно утрачена, но это не единственная проблема. Еще есть деменция и старость. В рамках жанра Джеймс гиперболизирует болезнь, превращая бабушку то в монстра, то в мумию, но она совершенно права в том, что уход за человеком с деменцией (который чаще всего ложится на плечи женщины) полностью меняет жизненный уклад. В этом доме больше нет никакой истины, никакой логики, ничего рационального, никакого завтра, никакого вчера.
Оба фильма удивительным образом рифмуются: и фантомной сущностью за стеной, которая пытается поглотить героинь, и волшебным кадром, снятым сверху, где люди трех поколений, лежа на кровати, сливаются в одно общее тело. Прекрасная иллюстрация преемственности и цикличности, столь важных для женской природы.
