Ужас-ужас: «Сторожка» Вероники Франц и Северина Фиала
Власти в России постепенно снимают карантин, но тем, кто все еще остается дома, Данил Леховицер рассказывает о «Сторожке» —изоляционном кошмаре с австрийскими корнями. Газлайтинг, «детское» зло и белый-белый день в заснеженной глуши — читайте про «Сторожку». Осторожно: спойлеры!
Полнометражный дебют фильм австрийцев Вероники Франц и Северина Фиала «Спокойной ночи, мамочка» выходил под ободряющее перешептывание критиков и удостоился даже номинации на «Оскар» (хоррор — жанр, конечно, низкий, но продюсировал фильм очень серьезный человек Ульрих Зайдль, муж Франц и дядя Фиала). Прокатчики, впрочем, не стеснялись подавать фильм чуть ли не как главный пример редакции расхожего тропа о ребенке-демоне. История близнецов, решивших, что приехавшая в бинтах после пластической операции женщина вовсе не их мать, провоцировала на любопытный разговор о патологичности любых соприкосновений родителя и детей, играла в прятки в темных зонах ювенальной психики.
Тут тот самый случай, когда слово «слоубернер» грозит зевотой.
Ужас-ужас: «Вивариум» Лоркана Финнегана
Их вторая, уже англоязычная картина «Сторожка» (перевод названия на русский, увы, не кажется адекватным: все-таки сторожка и просторный загородный дом — это немного разные объекты недвижимости), выпущена уже легендарной студией Hammer, издавна специализирующейся на чистом хорроре. Авторы снова заняты изучением темных сторон детской психики. Отец двоих детей Ричард (Ричард Армитедж) просит их мать Лауру (Алисия Сильверстоун) довести до конца бракоразводный процесс, ведь вскоре он собирается жениться на молодой девушке. Лаура, роль которой не без иронии исполняет Алисия Сильверстоун, выпивает бокал вина, достает пистолет и без замешательства засовывает дуло в рот.
Спустя полгода Ричард представляет детям — Мие (Лия Макхью) и Эйдану (Джейден Мертелл) — будущую мачеху Грейс (внучка Элвиса Пресли Райли Кио). Та виновата перед ними трижды: во-первых, потому что пытается заместить мать, во-вторых, довела ее этим до самоубийства, в-третьих, как говорит детям всезнающий «гугл», Грейс принадлежит к деструктивному христианскому культу. Когда-то двенадцатилетняя дочь пастора Грейс была избрана заснять на видеопленку массовый суицид паствы — и теперь с этим идущим на поправку человеком Ричард и предлагает детям провести Рождество в уединенном загородном доме.
Проблема в том, что «Сторожка» в пересказе намного эффектней, чем выглядит.
Ужас-ужас: «Глотай» Карло Мирабелла-Дэвиса
Как уже было в дебюте, Фиала и Франц накручивают — и здесь еще один кивок Набокову — повествовательные круги вокруг ненадежных рассказчиков: кто кому представляет угрозу, еще предстоит разобраться. Папа Ричард уезжает на несколько дней по работе в город, и троица остается наедине. В один из вечеров Мия замерзает и просит включить газовый нагреватель, под шипение которого все засыпают. Проснувшись, они обнаруживают, что собака Грейс пропала, еды, электричества и отопления нет, а мобильники наглухо разряжены. Город слишком далеко. Как и в «Спокойной ночи, мамочка», зритель мечется в догадках. Что происходит? Это подстроили дети? Грейс? Или, может, кто-то еще? А может, все надышались газа, умерли и теперь маются в чистилище?
Днем дети — траурные меланхолики, скорбящие о матери, а ночью — герои-надзиратели Фуко, к тому же увлекающиеся просмотром классических хорроров.
Ужас-ужас: «Ведьмы» Лукаса Файгелфельда
Проблема в том, что «Сторожка» в пересказе намного эффектней, чем выглядит — смертельный приговор любому хоррору, тем более тому, что не может отбиться от зрителя бодрой манерой повествования. Тут тот самый случай, когда слово «слоубернер» грозит зевотой. Вместе с тем это очевидно гипертекстуальная картина, но не в том продуктивном ключе, что эггеровский «Маяк». Есть что-то глубоко обидное в том, что два умных человека столь старательно подражают младшим современникам: кукольный домик словно списан из «Реинкарнации» Ари Астера, а медлительно-перфектная камера всматривается в домашние интерьеры, как у Оза Перкинса. Хваленая атрофированная эстетика австрийского кинематографа, которую западная пресса прозвала feel-bad movies, в «Сторожке» явлена чуть скромнее, чем в «Мамочке».
Казалось бы, занимательный проект: режиссеры продолжают исследовать кровожадных — что важно, не демонических — эфебов, как в литературе ХХ века это проделали «Лолита» или ее мужская версия «Желтые глаза» Жака Шессе, где золотоволосый Луи с атавистической жадностью пожирал мед с мясом и «тепло чресел» приемной матери. Хэштеги прежние, что и в их первом хорроре (мрачная жовиальность воспитанников, открытость к инцестуальности с налетом педофилии), но «Сторожка» предпочитает петиту капслок. Сказывается резкая диспропорция: днем дети — траурные меланхолики, скорбящие о матери, а ночью — герои-надзиратели Фуко, к тому же увлекающиеся просмотром классических хорроров.
Порой это даже смешно — игра в «газлайтинг» начинается со свиста газовой горелки (как у Кьюкора), но пранк, даже метафизический, с чистилищем и вечной мерзлотой, едва ли сойдет за твист.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса