Осложнение на прошлое — «Единица Монтевидео» Татьяны Лютаевой
После ММКФ, афинского Cinergo с победой в десяти номинациях и «Нового сезона» «Единица Монтевидео» Татьяны Лютаевой продолжает свою фестивальную жизнь. В ближайшие дни картину можно увидеть на фестивале Arctic Open в Архангельске. От чего во время просмотра бросает в дрожь, какие тенденции российского кино обнажает сюжет, и почему от фильма пахнет мандаринами, рассказывает Кирилл Старков.
Выдающийся хирург не смог спасти свою жену. Не на операционном столе, а на мокром кафеле ванной. Трагическая случайность оказалась сильнее клятвы Гиппократа и более того — уголовного кодекса. Детали дела для условного следователя останутся туманны, потому что гражданин Лунин (Алексей Серебряков) с прежней жизнью потерял и дар речи. А значит, свободу тоже придется «потерять» — на 12 лет.
Но тюремным заключением «вина» хирурга не искупится: на воле, все в той же квартире, его ждет дочь. Ждет, чтобы отомстить — не за смерть матери (в невиновности героя она не сомневается), а за 12 лет, прожитые без единого письма.
«Что бы я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том», — записано Гиппократом. Молчание Лунина продлится до самого финала. Там оно на миг прервется: приняв роды у своей (уже все простившей) дочери, он споет утихшему младенцу колыбельную — оставленное на кассете послание жены. Единственно важным и единственно светлым в устах отца останется материнская колыбельная. Она возвращает голос, а значит, жизнь. Но уже чью-то другую.
Уже больше года перед нашими экранами расположилось увеличительное стекло, выхватывающее из картин, запущенных в производство в 2021-м или даже 2020-м году, жесты солидарности и комментарии к пульсирующему «сейчас». Нам же остается каждый раз обнаруживать, что они — искажение, и без облегчения думать: «Нет, это было „до“».
Мир картины существует в рамках христианской философии, но несет ее в себе не как догмат или мироощущение, а скорее как метод
Константин Селин: «Прыгнул в эту яму вместе с камерой»
Такой эффект производит, например, «Капитан Волконогов бежал», «добежавший» до отечественных экранов только в нелегальном формате. Неигровой фильм «Живой» Константина Селина о поисковиках, объемных панорамах и национальной памяти, или даже сериал «Фишер» Тарамаева и Львовой о маньяке, Союзе и России, заявленный еще в 2019 году. Этот список дополняет и вторая режиссерская работа Татьяны Лютаевой, снятая, когда главной проблемой была пандемия, и рассказывающая о коллективном переживании травмы, восстановлении межпоколенческого диалога и главной человеческой ценности — сохранении жизни.
Имея достаточно растушеванную символическую систему, притчевый характер, прячущийся за пафос российской «бытовухи», и значительную долю метафизики в художественном пространстве, «Единица Монтевидео» кажется отзвуком не превратившегося еще в «линию», но уже мифологизированного «балабановского» кино. На онтологическое родство с ним Лютаева указывает в самом начале фильма. Она прокладывает путь главного героя домой по трамвайным рельсам с остановкой в депо — точке схода всех дорог Петербурга Данилы Багрова.
Герой Евгения Ткачука в парадной форме бросается к своей сомлевшей от дозы девушке — дочери главного героя — с криком «Ну че ты дура-то такая, че ты не дождалась-то меня?!». Опознавательные знаки — не те, что были в «Грузе-200», да и явно не с войны вернулся этот Славка (о буквальность и гротеск выбора имени можно удариться зубами), однако холод сковывает тело, когда образ медленной гибели страны выворачивается наизнанку. Ощущение можно сравнить разве что с удивлением древних охотников, обнаруживших, что вывернутая медвежья шкура походит на человека. К слову, этот же «жених, который вернулся», войдет в пространство квартиры главного героя дважды — в начале и ближе к концу фильма: в парадном кителе и монашеском подряснике. Дихотомию злободневнее придумать сложно.
Это обращение к личному, сакральному, интимному
Мир картины существует в рамках христианской философии, но несет ее в себе не как догмат или мироощущение, а скорее как метод — художественный и нравственный. Искупление греха достигается раскаянием, муками и прощением, любовь и вера вселяют жизнь в мертвое тело, и счастье всего мира не стоит одной слезы на щеке виновного Серебрякова. Да и сам образ потери голоса как наказания за содеянное вполне органично смотрелся бы и в «Счастливых днях», и в том же «Грузе-200».
«Единица Монтевидео» нежно и без патетики строит сюжет примирения отца и дочери, деконструируя архетипическую модель семьи: трагедия (смерть матери) ставит отца-деятеля сначала в слабую, а после в оберегающую позицию — жизнь и здоровье дочери оказываются в его руках. Смена ролей становится неоспоримой, когда он возвращает себе дар речи именно с помощью колыбельной, которую пела еще не родившейся дочери мать. Однако сразу после этого сюжет хладнокровно избавляется от главного героя, достигшего своей цели, и тем самым выполнившего свою роль в круговороте поколений. Так призраки в мелодрамах и хоррорах обретают вечный покой, только завершив начатое при жизни дело.
Символический уровень фильма достаточно прямолинейно выводит историю на уровень социального комментария, который можно с известной долей радикальности переформулировать в: «Когда отцы заговорят, для детей начнется жизнь». Если транспонировать конфликт на историко-культурное поле, покажется ясным желание исправить коллективную ошибку, «губительные» для нации события. Социальный пейзаж дополняют задушевный полицейский (Артут Смольянинов1) с сыном-аутистом, единственный друг главного героя (Александр Феклистов) со своим «А пацаны мои, наверное, уже и по-русски не говорят», и по-хлебниковски простой в своей озлобленности, корыстный главврач со своим электросамокатом.
1 Признан Минюстом РФ иностранным агентом
Интересно только, когда же герои российского экрана будут совершать благие дела не во искупление?
«Желая детям добра, можно сделать хуже» — Светлана Самошина о «Крае надломленной луны»
Вернувшись домой и вытерпев ворох унижений от дочери, герой Алексея Серебрякова уходит в лес, где в тени березок стоит деревянный дом — семейная дача, брошенная много лет назад. Там, рассматривая фотографии былого счастья, он погружается в первую за фильм галлюцинацию, которая аккуратно скрывает собой поясняющий сюжет флешбэк. Примечательно, что на 45-м ММКФ в том же большом зале «Художественного» днем ранее состоялась премьера «Края надломленной луны» Светланы Самошиной — картины, в которой дочь сбегает от деспотичной матери в заброшенный семьей дачный дом. Там она пытается реализовать свое стремление к независимости, а также изучает по шифоньерным архивам жизнь бросившего ее отца.
Возвращение в давно оставленный, ветхий (деревянный, что немаловажно) «дом» как попытка обрести свою идентичность, утраченную в «городе», вполне может стать важным мотивом современного российского кино. Это обращение к личному, сакральному, интимному; своей истории, сохраненной родными людьми с одной лишь только целью — сохранить. В то же время это возвращение в точку слома, в момент, предшествующий травме, который таит в себе как ее причины, так и стратегии спасения.
Синхронное плавание — «Снегирь» и «Треугольник печали»
Но на этом совпадения в сюжете «Единицы Монтевидео» с соседями по цеху и рынку не заканчиваются. На том же Московском фестивале состоялась премьера новой картины Бориса Хлебникова «Снегирь» об экипаже рыболовецкого судна, который допускает смерть подростка и спасает попавших в шторм норвежцев. Несмотря на неоднократные уточнения режиссера о том, что его герои по большей части просто существуют в хаосе своих характеров, пресса акцентировала внимание на мотиве спасения души и искупления греха через самопожертвование. Как главный герой фильма Лютаевой буквально расплачивается жизнью за то, что разорвал связь с дочерью из-за страха навлечь на нее позор, суровые рыбаки с траулера «Снегирь» раз за разом решаются на самоубийственные поступки ради спасения неизвестных им людей. Интересно только, когда же герои российского экрана будут совершать благие дела не во искупление?
Но настоящим двойником картины Лютаевой оказывается самый неожиданный в этом контексте фильм. Сюжет закручивается вокруг конфликта поколений одной семьи. Дочь противится любому контакту с отцом и не разговаривает с ним, хотя тот пытается наладить отношения. Один из персонажей страдает от потери дара речи, вызванной сильным психическим потрясением — смертью матери семейства в результате несчастного случая. Действие картины происходит в неназванном городе, собранном, как мозаика, из разных культурных маркеров. На пути к развязке герои перерабатывают травматичный опыт и с помощью взаимной заботы восстанавливают семейные отношения. А еще тут есть маленький зверек неизвестной видовой принадлежности, горы апельсинов, садовод по имени Гена, и собрал он — фильм — в российском прокате больше семи миллиардов рублей. Без коробки апельсинов, но по-прежнему внезапно в повествовании появляется «Чебурашка», снятый Дмитрием Дьяченко.
Классический союз принца и служанки, Ромео и Джульетты, леди и бродяги — массового и фестивального российского кино. Им не суждено было быть вместе, о них писали в разных телеграм-каналах, но все же между ними оказалось так много общего: одна на двоих культурная травма. Так что совет им да любовь.
И двуглавый орел Министерства культуры смотрит сразу в два кинозала. На одном экране льется апельсиновый сок, на втором — кровь.
Читайте также
-
Оберманекен будущего — «Господин оформитель» Олега Тепцова
-
Дом с нормальными явлениями — «Невидимый мой» Антона Бильжо
-
Отменяя смерть — «Король Лир» Сергея Потапова
-
В поисках утраченного — «Пепел и доломит» Томы Селивановой
-
Призрак в машинке — «Сидони в Японии»
-
Скажи мне, кто твой брат — «Кончится лето» Мункуева и Арбугаева