Канны-2016: «Светская жизнь»
В присутствии полутора тысяч очень напыщенных людей в смокингах и вечерних платьях Каннский кинофестиваль открылся почти что фильмом об опрощении: временно оставив привычную для себя мизантропию (хотя побочная юмористическая линия «Светской жизни» связана исключительно с убийствами), Вуди Аллен в пандан к достоевскому «Иррациональному человеку» снял кино почти толстовское. В роли Лёвина выступает Джесси Айзенберг — мальчик из хорошей нью-йоркской семьи, который приезжает в Лос-Анджелес тридцатых, чтобы устроиться на работу к дяде — влиятельному актёрскому агенту (Стив Каррелл). Тут же он влюбляется в дядину секретаршу (Кристен Стюарт — главная звезда Канн: в конкурсе будет новый фильм Ассаяса с ней же, и она на всех глянцевых обложках). Дальше картина временно становится комедией положений, но ненадолго.
Вуди Аллен, как и полагается всеобщему дядюшке, плохого не посоветует.
Между бананом и бездной
Когда Вуди Аллену перевалило за семьдесят, его фильмы вдруг начали собирать такую кассу, что теперь режиссёру всё охотнее выдают деньги на костюмные постановки. На этот раз к делу подключился Amazon, для которого «Светская жизнь» стала одной из первых попыток закрепиться в большом кино: такие родные титры шрифтом Windsor под разбитной свинг теперь предварены логотипом интернет-ритейлера, что выглядит особенно абсурдно, если вспомнить, что Вуди Аллен печатает сценарии на машинке. Этот трогательный консерватизм, однако, не помешал режиссёру взять на главные роли двух самых молодых суперзвёзд Голливуда — Джесси Айзенберга и Кристен Стюарт, на которых привычнее видеть джинсы и худи в стиле «нормкор», чем смокинг и меха. Их принято ассоциировать с «Сумерками» и нердами из социальных сетей, а не с золотой эпохой Голливуда и высоким светом нью-йоркских джаз-клубов. Парадокс, впрочем, идёт скорее на пользу картине, которая вся построена на диалектических противопоставлениях. Из двух братьев главного героя один интеллектуал, другой — бандит. Нью-Йорк по старой памяти враждует с Лос-Анджелесом (в первом — свободная богема, в другом — жадные продюсеры). Они даже сняты по-разному: Калифорнию великий оператор Витторио Стораро сделал чуть более жёлтой, и видим мы её с чуть более широких углов (манеру задаёт первый же кадр — вид на особняк с бассейном, переходящий в роскошный лонг-тейк).
Главная же бинарная оппозиция непосредственно связана с немудрящей моралью фильма, в которой приземлённые радости типа спагетти с тефтелями (о, эти спагетти! — снова, как давеча у Кешиша, они становятся метафорой всего простого и настоящего) постоянно сравниваются с роскошью того образа жизни, который принято называть светским. Вуди Аллен, как и полагается всеобщему дядюшке, плохого не посоветует: любовь важнее богатства, Нью-Йорк лучше Лос-Анджелеса, а самой эффективной эстетической стратегией и в 1930-е, и в 2010-е был и остаётся нормкор.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса