Бумер-2


Второй «Бумер» (Б-2) еще яснее, чем первый (Б-1), говорит о родстве со знаменитыми фильмами Балабанова «Брат» (Б-1) и «Брат-2» (Б-2). Одна и та же бескомпромиссная резкость социального жеста, одна и та же группа крови на рукаве героев.

Время их рождения — 90-е. Годы пугающей, разбойной, ельцинской свободы. И первым, кому эта свобода дала силы и сообщила дерзкое, одиозное обаяние, был народный заступник Данила Багров, Робин Гуд в  хаки, вечно мастерящий самопал из подручных деталей. Герои Буслова, так же как и Данила, легки на подъем и горазды пострелять. Но есть существенное отличие — бусловский призыв не столько стреляет, сколько отстреливается. Его герои уже не столь победительны. Свобода у Буслова — это свобода в бегах. А в новом «Бумере» она и битая, и стреляная, и заморо ченная лагерными, ментовскими подставами. Финальный бросок героя в смерть — как избавление от избыточного для вольнолюбивой особи груза рефлексий и вины перед погибшими братьями по крови.

Конечно, смерть героя во втором «Бумере» — пока еще очевидная драматургическая экзальтация. Но если мы и  дальше будем привязывать свои либеральные представления о свободе к образу могущественного топ-менеджера с интеллигентным лицом, а Багрова и Кота числить отпетыми маргиналами, то раненная, ц отбитой памятью, схоронившаяся до поры в темном сарае первородная наша свобода может умереть и по-настоящему. В отличие от французов, познавших свою свободу на баррикадах; в отличие от американцев, признавших свою свободу в ковбое, скачущем с винчестером наперевес, — мы все еще не хотим признаться в  своей лихой разинско-пугачевской органике.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: