«Птица»: хэппи-энд без конца
Можно позабыть о психологической достоверности и смотреть эту историю про девочку и Ивана Охлобыстина на море как сказку для детей или байку для взрослых. Большая часть героев (исключая разве что главных) — карикатуры, функции или гротескные театральные маски. Если жена изменяет, то она заранее накрашена и разодета, как в балагане, а лицо у нее страшно недовольное. Злодей будет потрясать кулаками и играть желваками. Добродетельная девушка будет любить стихи, а незадачливые охранники — кричать что-то вроде «Ужо мы вам покажем!».
Похоже на эксцентрику советских комедий третьего ряда или даже журнала «Ералаш», где надувают щеки, закатывают глаза, а в совсем ударные моменты — парампарампа! — вступает музыка. Исключениями смотрятся мать героини, правдоподобно затюканная жизнью Анастасия Мельникова, и артист Кирилл Захаров в роли главврача, образ которого, впрочем, трудноуловим. Безуспешно пытаясь состроить мину интеллигентного человека, он восседает за антикварным письменным столом — уместный как резидент «Камеди клаб» в Большом театре. Гротескные личности существуют в фильме только затем, чтобы служить фоном Охлобыстину-Птицыну и его партнерше. Обаяние первого остается неубиваемым, даже когда сценарий вызывает недоумение. Вторая —финалистка шоу «Голос. Дети» Евдокия Малевская — держится умением не мигая смотреть в камеру (всегда направленную сверху) и саркастически излагать какие-нибудь недетские вещи. На материале «Птицы» тяжело судить о ней как об актрисе. Какая она певица, тоже трудно сказать, хотя Птицын считает, что очень хорошая. В предложенных обстоятельствах актерский дуэт работает на вполне пристойном уровне, правдоподобно отражая странное притяжение вечнобольной девочки-подростка и постаревшего героя русского рока, не уклоняясь от живописания причин этой тяги. Сценаристы опираются на богатую традицию изображения таких пар (от «Бумажной луны» до «Зази в метро» и «Леона»), и эротическая подоплека отношений в «Птице» старательно выхолощивается. Даже сцена, где Птица спросонья принимает накрасившуюся девочку за бывшую жену, вызывает разве что неловкий смешок.
Неизбежно разочаровывает финал картины. По закону жанра, герои такой истории должны менять друг друга, чтобы предстать к финалу обновленными. Речь, конечно, не о формальных переменах (Охлобыстин стал меньше пить), а о новом взгляде на мир. Но массовое российское кино в таком взгляде не нуждается. У персонажей нет ни мотивов для перемен, ни способности к ним. Они стоят неподвижно там, куда их поставил режиссер: Охлобыстин влюбляется в девушку — просто потому, что та бегает мимо его дома, девочка ревнует Охлобыстина, а потом пять минут беседует с «соперницей» и перестает ревновать — не по какой-то особой причине, а потому что фильм подходит к концу. В их мире нет искупления, воздаяния и вообще третьего акта. Музыкант, предавший Птицу в пользу продюсера, лишен шанса исправиться, хотя и совершает какие-то символические поползновения. Линии отрицательных персонажей вообще обрываются на полуслове, их вычищают из кадра, как врагов народа с фотографий.
Финал лишен всяких намеков на примирение девочки с семьей и взрослением или осознание Птицей своего экзистенциального поражения и торжества. Девочка, раскрашенная под труп, и Охлобыстин вместе поют в новой рок-группе: мечта тяжелобольных, преданных близкими людей о лучшем мире превратилась в музыкальный клип второй свежести.
Впрочем, кроме зарубежного канона при просмотре «Птицы» вспоминается рассказ Куприна об умирающей девочке и слоне. Чахоточная героиня Малевской просит слона-Охлобыстина, и чудо, уж какое ни есть, случается. Однако, если перечитать рассказ, можно заметить, что в нем горькое чувство не перебивается «хэппи-эндом». Может, и слон, и выздоровление девочке и ее родителям только показались? Может, и Охлобыстин показался: так глянцевые, попсовые кадры расхожих питерских достопримечательностей диссонируют в фильме с холодными и правдивыми видами вечного Финского залива. А шутки сценаристов — с болью в глазах актера.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса