Александр Велединский: «Не люблю ностальгию»
— В одних источниках указано, что сценарию двадцать лет, в других пятнадцать. Так сколько?
— Двадцать. Двадцать два. В 1996-м я его начал.
— Какого двадцать лет жить с неосуществленным замыслом внутри?
— Очень легко. Было чем заняться другим. Не было у меня такого: снять и умереть (смеётся).
— Не перегорали?
— Нет. Я думаю, это на только на пользу пошло.
— Он как-то обогатился?
— Сценарий, да. Другое дело с актерами. Кто-то ушел, на кого замышлял. Это ужасно, но это жизнь. А так…
— А сейчас нет чувства опустошения?
— Нет. У меня снова есть чем заняться (смеётся).
— Я читала, что вам эту историю рассказывал отец…
— Да, но она была проще намного. Там было шесть человек, а не двое. И стреляли в спину. Но, видимо, как-то поверх голов, потому что отец-то жив остался. Меня сама ситуация привлекла. Я от нее оттолкнулся и сделал свою историю.
— То есть, у него не было ощущения, что он тоже мог кого-то убить?
— Нет, конечно.
— При этом герой-морячок, прототипом которого стал ваш отец, менее всего прорисован из всех троих. И детей у него нет.
— Да ну? Разве менее всех? Это полноценный персонаж с бэкграундом: воевал, несколько профессий сменил, даже актёром был. И характер своеобразный… Но это уже все придумано мной, к отцу отношения не имеет. Хотя внешне Сергей Сосновский на него похож.
— У вас как-то менялся подход к сценарию и изображению по мере того, как фильм становился все более ретро?
— В плане изображения ничего не менялось вообще. Там все достаточно просто. Когда я уже понял, что сценарий труднопроходимый, что меня все выгоняют, я спокойно отнесся к этому и сказал: «Ну хорошо, будем снимать исторический фильм». Какая разница, когда мы его снимем — в начале нулевых или в конце двадцатых. Мне это было без разницы. Случилось так, что нашелся наш продюсер, которого хочу поблагодарить — Поляков Владимир Валентинович (студия «Реновацио»), он решился, поверил в нас. Спасибо ему.
— А почему были проблемы? Из-за нелинейности сценария?
— В основном, да. Мне давали читать анонимные отзывы коллег-рецензентов. И многие говорили: «Мы очень любим Сашу, но ничего не поняли». Очень бы хотелось подписи почитать (смеётся). А те, кто понимал, не могли влиять.
— А выборы, 1996 год, когда происходит действие фильма, по вашему мнению тоже был моментом «солнцестояния», борьбы добра со злом?
— Я думаю, эта борьба идет постоянно. В России в любое время. Но у меня мотивация чуть проще: все упиралось в то, что персонажи, которым под семьдесят, ещё могут бегать по крышам, а когда уже под девяносто — увы. Поэтому я оставил то время.
— А у вас есть любимая эпоха?
— Нет. Я вообще не люблю ностальгию.
— Почему?
— Потому что надо жить сейчас. И не думать о том, как ты был моложе и т. д. Надо своим делом заниматься, тогда некогда будет ностальгировать. Я не ностальгирую, но уважаю любое время.
— Почему я еще спросила про любимую эпоху… Вы как-то говорили, что «Бригада» была желанием зафиксировать время.
— Не помню, чтобы я такое говорил. Мы не ставили задачи фиксировать время. Мы его просто зафиксировали. А желание… Те, кто кино по-настоящему занимаются, не ставят себе такой цели. Для этого нужно огромное самомнение: я — такой творец, который может зафиксировать время. Это фигня полная. Нет, просто мы жили в то время и писали о том времени. Оно было странное, оно было разное. И потому «Бригада» получилась такой — картиной, которую до сих пор смотрят. Она о времени, конечно, о времени, которое вся страна пережила вместе с нами. Мы написали сценарий в 2000 году, а вышла она в 2002.
— А как изобразить на экране время? За счет чего создается ощущение времени?
— Просто используешь приметы, которые, может, ничего по отдельности не определяют. А определяют в совокупности. Я сегодня уже давал интервью и ответил на очень похожий вопрос. Нас учили не думать специально о том, как отразить время. Просто скрупулезно работать. Ты всегда что-то отметаешь — решаешь, что нужно, что не нужно — когда вместе с командой пытаешься добиться у зрителя определенной чувственной реакции. Даже если какие-то детали не совпадают, то ничего страшного. Это все-таки кино, не реальность.
Читайте рецензию Лидии Масловой о фильме здесь.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Будто в будущее — «Мейерхольд. Чужой театр» Валерия Фокина
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
Близкие контакты — Итоги XXII «Духа огня»
-
Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»
-
Синефильская Россия — Десятка лучших в моменте