5
В картине уже увидели манифест «новой искренности», противостоящей так называемому «реальному кино». Отчасти так оно и есть. Только фильм ничему не противостоит — это глубоко личное высказывание, штучный продукт, несмотря на лэйбл «Кинотеатр.doc», взявшийся за прокат. На экране — сырой, дымящийся, кровоточащий кусок жизни, — и ничего больше. Если бы лента была короче — не поверили бы катарсису в финале.
Главное открытие фильма: в мире этих девочек из формально благополучных семей нет взрослых. Их нет вообще в природе. Есть некто за кадром, не советующий сидеть на лестнице голым задом: «вам рожать, застудите». Есть вполне советская показуха 1 сентября в финале. Есть необходимость получить паспорт — и получают. «Теперь я человек!» — говорит Катя. Вам не страшно? Нет? А вы помните, как когда-то без посредников, наедине с собой открывали существование собственного тела? Фильм вызывает из каких-то неведомых глубин подсознания и эти воспоминания. В общем, событие, явление. Но — не манифест. Слишком от себя, а не от имени и по поручению. Когда-то Сергей Мирошниченко в фильме «Четырнадцатилетние. Рожденные в СССР» открыл тему взросления на историческом переломе, многократно усугублявшем ужасы «переходного возраста». Теперь его герои заговорили от первого лица в фильме Валерии Гай Германики. Вот и все. Но этого достаточно.
Читайте также
-
Высшие формы — «У меня что-то есть» Леры Бургучевой
-
Джульетта и жизнь — «Можно я не буду умирать?» Елены Ласкари
-
«Мамзель, я — Жорж!» — Историк кино Борис Лихачев и его пьеса «Гапон»
-
Назад в Хартлиленд — О нашем друге Хэле Хартли
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»