С видом на жительство
Апокалипсис — всегда путешествие. Бег без оглядки. Старая жизнь невозможна, очертания будущего, которое совсем недавно казалось до истерики предсказуемым, тонут в тумане. Двигаться вперед можно только на ощупь. Проверяя новую реальность на зуб. Зомби с этим справляются. Клац-клац. Берегите челюсти. После смерти они вам еще понадобятся.
«Они идут за тобой, Барбара! Они идут». В 1968-м на погосте неподалеку от Питтсбурга модник Джонни, первая жертва оживших мертвецов, не зря предупреждал сестру. Они действительно пришли. Ходячие трупы. Еще лет десять назад кино о них было уделом маргиналов. Обреченные собирать свои доллары в обшарпанных грайндхаусах и районных видеопрокатах, зомби мирно плодились на радость небрезгливым синефилам. Тяжелый на подъем жанр встрепенулся одновременно с недавним перерождением хоррора в целом. Зомби вдруг стал приличным, рукопожатным героем. Немного неопрятным, конечно, и все же современным. Его пустили в мультиплексы, ему дали бюджет.
Человек закрывает глаза. Зомби глаза открывает. Вот и вся смерть
Зомби, порно и хорошие манеры
Итак, вторая половина нулевых. За последние шесть лет классик Джордж Ромеро выпустил в прокат три новые части своей «мертвой» серии. Стилистика менялась стремительно. Последний фильм иронично назван «Выживание мертвецов»: режиссер словно понимает, что с живыми людьми ему не по пути. Одновременно с созданием новых фильмов ведется непрерывная, хотя и не всегда успешная работа по переиначиванию предыдущих картин режиссера: «Рассвет мертвецов», «День мертвецов», «Ночь живых мертвецов». Коммерция опирается на спрос. Респектабельный американский кабельный канал для тех, кому за тридцать, анонсирует как главную премьеру сезона сериал «Ходячие мертвецы», снятый усердным постановщиком Стивена Кинга Фрэнком Дарабонтом. Первая же серия, несмотря на не слишком зажигательный сценарий, получает рекордные рейтинги. То же самое в беллетристике: на полках книжных магазинов появляется серия пастишей на тему живых мертвецов, терроризирующих героев литературной классики. Гарри Поттеру приходится потесниться. Хитом продаж становится «Гордость и предубеждение и зомби», в котором мисс Беннет и мистер Дарси вынуждены применять кун-фуи холодное оружие против своры «неприличностей». Экранизация на подходе. Главную роль исполнит женщина-лебедь Натали Портман. От натиска зомби потряхивает Голливудский холм. В эпосе «Мировая война Z» (сценарная основа фильма — апокалиптический роман, в котором зомби с успехом завоевывают планету) собирается сыграть Брэд Питт. Свет на мертвецах сходится клином.
Угнетение мертвецов
Жизнь — материя не такая уж тонкая. Дыхание, кровоток, химия, биология. Надежные связи, вещественные отношения. А смерть… Что смерть? Смерти для зомби вообще нет. Есть только миг покойного забытья между одной жизнью и другой. Человек закрывает глаза. Зомби глаза открывает. Вот и вся смерть.
Франкенштейн оживлял своего плохо скроенного мертвеца с помощью гальваники. Электричество наполняло мышцы, и он открывал глаза. Что-то вроде опыта с уполовиненной лягушкой. Есть контакт, и лапки пляшут, хотя голова земноводного уже давно ни о чем таком не помышляет. В этом предельно механистичном, отрицающем все, что помимо физики, понимании жизненных процессов — сшил из того, что было, пустил ток, и эврика: мертвец идет! — главное свойство «живого мертвеца». Женевского студента не интересовала судьба творения. Он — богоборец, «новый Прометей», как написала Шелли в заголовке своего романа. Важен только факт оживления, а после него наскоро сшитый монстр оказывался с обретенным даром жизни один на один. Предоставлен самому себе. Идеальный Другой, за кошмарным обликом которого не разглядеть нежную душу. По крайней мере, тому, у кого есть глаза.
Gоblin: Всякий страх — трепет
Зомби всегда были классом угнетаемым. Несмотря на все признаки жизни (из несомненных стоит назвать мобильность и голод), они из нее вычеркнуты. Существование зомби, как и любого электрического прибора, сводится к простым движениям. «Мертвецы работают на плантациях сахарного тростника», — писал авантюрист, путешественник и оккультист Уильям Сибрук в книге «Остров магии». Сибрук был человеком интересующимся, водил дружбу с Алистером Кроули и вечно лез куда не просят. На Гаити ему довелось наблюдать, как одна колдунья не то чтобы оживляла покойников, но возвращала им активность, а после эксплуатировала сокращение мертвых мышц. Сибрук с удовлетворением описал функционирование человеко-машин. Шел 1929 год. В эпоху рационального подхода, торжествующего конвейера и беспрестанных попыток инженерного осмысления жизни даже колдовство становилось на службу техническому прогрессу. Единственное достояние живого мертвеца — это его мышечная масса. Неважно, врал или не врал Сибрук, описывая гаитянские обряды (к концу жизни он неожиданно признал, что все увиденные им чудеса могли иметь рациональное объяснение), — он, несомненно, верил в то, что мускулы мертвых могут и должны быть полезны живым. Верил настолько, что в одной из книг об Африке описал свои ощущения от употребления человеческой плоти в пищу. В конце концов, мышцы это всегда только мышцы. Простая рациональность, не более того.
Восстание мертвецов
На рациональное принято отвечать невероятным. В 1968 году киноманы Питтсбурга собрались в одном из кинотеатров, чтобы увидеть новый фильм, сделанный местными кинематографистами. На экране выбравшиеся из могил трупы предъявляли человечеству счет на фунт изъятой Сибруком плоти. Джордж Ромеро (зрители в кинозале смотрели его «Ночь живых мертвецов») превратил зомби в существ социальных. Он дал им голос. Мертвецы вгрызались в пространство жизни, а их экранные отношения с живыми становились метафорическим отражением актуальных социальных реалий и страхов. Хоррор 68-го заканчивался тем, что черно-белых шатунов убивали бешеные реднеки: упразднение расовой сегрегации в Америке не отменило линчевателей. В конце 70-х, когда настала пора продолжить ромеровский эпос «Рассветом мертвецов», зомби нетерпеливо толпились у дверей гипермаркета, в котором засела группа спасшихся: так сытая Америка предавалась опасной потребительской эйфории под голодный вой третьего мира. А через пять лет «День мертвецов», не особенно разбираясь, ополчался на абстрактную военщину. Из безмолвно функционирующих механизмов зомби превратились в уникальное природное явление, пробный камень для проверки качества человеческого материала. Вопрос стоял так: что ты сделаешь, встретившись с мертвецом? Куда побежишь? В кого выстрелишь? Кем станешь?
В постапокалиптический мир Ромеро мертвецы пришли наивными младенцами. Встав из могильной колыбели, первым делом они запросили еды, затем возжелали развлечений в гигантском молле, а после взяли в руки орудия труда. В «Дне мертвецов» зомби Боба учат орудовать зубной щеткой и пользоваться телефоном. Эксперименты идут под бдительным присмотром военных. Еще немного, и в руки мертвого новобранца вложат пистолет, отправив убивать тех, кто не столь цивилизован. Сделают первым коллаборационистом армии мертвых, признавая тем самым наличие у зомби свободы воли.
Самоопределение мертвецов
В нулевых Ромеро совершил поворот, которого, кажется, почти никто не заметил. Он словно перестал печалиться о людях. Повлияла ли на него художественная реструктуризация сюжета о мертвых каннибалах, которая была предпринята силами Дэнни Бойла («28 дней спустя») и Зака Снайдера (римейк «Рассвета мертвецов»), или, может, заставил изменить тон сентиментальный подход англичан, которые тихо, по-семейному поколачивали своих мертвецов в комедии «Зомби по имени Шон». Но снятая изобретателем жанра в 2005 году «Земля мертвецов» ставила цивилизации людей твердый «ноль», сделав зомби полноправными хозяевами Земли. Мировое движение за права мертвых получило даже вождя: мощного работника заправки по прозвищу Большой Папочка, ледяное сердце которого разрывалось от жалости к братьям-кадаврам и ненависти к живым. «Земля мертвецов» заканчивалась невозможным до сих пор финалом: живые провожали шагающих в сторону нового дня покойников не пулеметной очередью, а словами: «Они тоже ищут свой дом». Понимаете — дом.
До последнего времени кинематограф бился с зомби, как со стихийным бедствием. Они были чем-то вроде цунами, нашествия саранчи, землетрясения. К ним не высылали антропологов. О быте мертвецов до сих пор известно не так уж много. Умеют ли зомби плавать? Мерзнут ли они зимой? Вспоминают ли они тех, кто был с ними рядом? Кино не удосуживалось не то что отвечать на эти вопросы, но даже задаваться ими. Не выделяя никого из клокочущей, разлагающейся толпы, камера до недавних пор просто проносилась мимо, притормаживая лишь в тот момент, когда очередному мертвецу дырявили голову. Если зомби кто-то и разглядывал, то лишь в прицел снайперской винтовки. Палец ложился на спусковой крючок. Курок бил по капсюлю. Пороховые газы запускали пулю в полет. Немертвый должен был окончательно превратиться в мертвого. Точка. Зомби-хоррор в традиционном понимании был апологией бытовой нетерпимости. Теперь не то.
В «Земле мертвецов» один из укушенных героев вдруг
роняет: «Я всегда хотел посмотреть, как там, на другой стороне». А «Выживание мертвецов» и вовсе описывает удаленный остров, где мнения живых относительно мертвых разделились: практики с ружьями устало противостоят почвенникам с библией. Последние увлеченно пытаются перевести зомби с человечины на свинину. Выясняется, что единственное, чем ходячие трупы отличаются от живых, это кулинарные предпочтения. Почтальон-зомби на острове разносит почту, как при жизни; исступленно стучит ножом на прибранной кухне покойница-домохозяйка; мертвая женщина-садовод катит по осеннему огороду тачку; синий мужичок рубит дрова. В какой-то момент на экране появляется печальная холодная амазонка на живой лошади. На ту сторону мы забираем с собой свои страхи, привычки, кошмары, обязанности. И ненависть.
В финале предводители двух противоборствующих кланов поднимаются после смерти, чтобы по-ковбойски направить друг на друга разряженные кольты. Смерть ничего не меняет. Это печально?
«Малышка зомби»: You’ll Never Walk Alone
К извечной безысходности, которой пропитаны все без исключения фильмы о живых мертвецах, последние годы примешивается капля элегической созерцательности. Мир, по которому живые путешествуют в поисках места спасения или даже упокоения (уединенный остров, хутор в северном лесу, заброшенная военная база), осыпается осенними пейзажами, сжимается до сумки со случайно собранным багажом: внизу — семейные фотографии, сверху — перевязочные материалы и боеприпасы. В «Ходячих мертвецах» Дарабонта сильнее всего задевают сцены, не имеющие отношения к битвам с живой мертвечиной, — сцены мирного быта, свидетельства существования прежнего мира, бережно сохраняемые выжившими. Их перспективы ничем не лучше перспектив зомби. Те же попытки научиться жить заново, стремление наладить социальные связи, разорванные задолго до апокалипсиса. Вдруг пробудившаяся тоска по ближнему. Главный герой «Ходячих мертвецов» ищет оставившую его семью, радуется встрече с лошадью и жалеет мертвых при помощи блестящего кольта. В «28 неделях спустя» мертвый папа гонится за своими детьми. Кажется, совсем не для того, чтобы их съесть. А главный герой фильма «Зомби по имени Шон» приковывает друга к плейстейшн в сарайчике, чтобы было с кем поиграть на выходных. Привычка — вторая натура. В каком-то смысле живой мертвец — это обнуление человеческой сложности, попытка отставить в сторону несущественное. Живые всматриваются в зомби в поисках остаточной человечности, потому что в себе ее уже разглядеть не могут. Да и какая человечность, когда речь идет о выживании.
