Любовь Аркус
Любовь Аркус

Сокуров может оценить игру поперек правил


Иссей Огата (настоящее имя Кадзусигэ Огата) родился 22 февраля 1952 г. в городе Фукуоко, окончил государственную школу Тойотама. Победив в телевизионном конкурсе молодых комиков, начал активно сниматься в телепостановках и телерекламе. В начале 1980-х гг. необычайную популярность приобрели его новаторские для японской театральной традиции моноспектакли. Минимально используя внешние приспособления (костюмы, грим, декорации), Огата создает сотни самых разнородных персонажей. Его моноспектакли («Каталог городской жизни», «Жизнь продолжается» и др.) пользуются успехом не только в Японии, но и на Западе.

В 2000 г. сыграл одну из главных ролей в картине «Один и два» ; в 2004-м — главную роль в фильме «Тони Такитани».

Роман Огаты «Toriaezu no koi» был номинирован на литературную премию Идзуми Киока.

Как вы относились к императору Хирохито до начала работы над фильмом? Что вы знали о нем? Изменилось ли ваше отношение к этой исторической персоне в процессе съемок?

Мой уважаемый и любимый учитель был против императорского строя. Он часто говорил о том, что именем императора власть предержащие оправдывают любые жестокие и бесчеловечные действия. Но многие из моих старших друзей чтили «Бусидо» («Путь старинного японского военного искусства»), один из важнейших постулатов которого: «Япония — страна Бога».

Я же все больше молчал, если разговор касался этой темы. Связанное с ней ощущение неловкости и странного дискомфорта глубоко въелось в мою память. Помню, когда я был маленьким мальчиком, какая-то старуха, потерявшая на войне родного сына, говорила о том, как трудно императору, и говорила о нем с материнской нежностью.

То, что я чувствую по отношению к императору, невозможно объяснить. Я бесстрастен. Я равнодушен к нему. Но на дне этого равнодушия таится желание любить его, и чтобы он следил за мною с заботливостью… Это очень тонкое и сложное чувство, и мне не хочется облекать его в слова.

В фильме я играл живого человека, который сталкивается с невообразимо трудной ситуацией и вынужден дать ответ на принципиально неразрешимый вопрос. Но этот образ отличается от того, что живет в моей душе.

Не смутил ли вас сам факт того, что русский режиссер намеревается снимать фильм о Хирохито? Были ли у вас какие-либо сомнения или колебания прежде, чем вы дали согласие на эту работу?

Когда мне предложили сниматься в этом фильме, я первым делом посмотрел несколько картин Сокурова. И тогда я полностью доверился ему. Хотя мои друзья предупреждали меня, что, соглашаясь на роль императора, я иду на огромный риск. В их словах была правда. В Японии существует глубоко укорененное представление: в игровом фильме изобразить императора нельзя. Его нельзя «сыграть». У него нет ничего личного, нет индивидуальности. У него есть только божественная миссия и официальная жизнь, полностью регламентированная соответствующим департаментом. (Что, правда, не мешает японцам живо интересоваться подробностями императорского быта.) Абсолютно запретным в Японии является и еще одно: на фигуре императора нельзя зарабатывать. Мои друзья очень боялись, что за этот мой гонорар мне придется поплатиться чем-то важным в моей судьбе. Я не прислушался к предостережениям и пошел на этот риск. Я чувствовал, что картина существует совсем в другом измерении и что Сокуров работает честно. Мой собственный гонорар в этом фильме много меньше обычного.

Каковы ваши впечатления от работы с Александром Сокуровым? Как вы находили общий язык? Испытывали ли трудности? Если да, то как их преодолевали?

Я, можно сказать, впервые в своей жизни играл главную роль в фильме. Больше 30 лет я работаю на сцене, в моноспектаклях. Но метод работы Сокурова мне очень близок. Поэтому в Петербурге я чувствовал себя в своей тарелке. Вспомните один из эпизодов фильма — утро того дня, когда император решает окончить войну. Как он смотрит на кончики пальцев слуги, который застегивает ему пуговицы; на пот, текущий по темени этого человечка… Мне было очень интересно, как Сокуров нащупывает драму в самой повседневности, как он вытаскивает наружу напряженный драматизм обыденности. Одна из моих любимых сцен — в бомбоубежище, когда мигает лампочка. Мы разрабатывали ее в мельчайших деталях. И игры там ровно столько, сколько нужно — не больше, не меньше.

Александр Николаевич все время повторял русское выражение, которое я запомнил на слух. Оно звучало так: «чуть-чуть». А я переводил это так: «чувствуй, чувствуй». Я понимал, что режиссер не «игры» от меня хочет, а только полного присутствия. Потому я старался почувствовать воздух в комнате и расстояние между людьми…

В эпизоде кошмарного сна Сокуров оставил фрагмент, где император смеется. Казалось бы, смех неуместен в сцене кошмара. Но Сокуров относится к тем редким режиссерам, кто может оценить игру поперек правил, потому что и сам работает поперек правил. Многие мои необычные предложения он принимал с интересом. И часто сам предлагал парадоксальные актерские решения. Я постоянно вспоминаю эти съемки, и всякий раз с огромной теплотой думаю об Александре Николаевиче, который работает на другой стороне земного шара.

Как, по вашему мнению, будет воспринят фильм в Японии?

Я не слишком практичен, поэтому даже не знаю, пойдет ли картина в японском прокате. Но раз фильм, с успехом показанный на Берлинале, до сих пор не куплен, значит, с его показом в Японии связаны определенные трудности. И все же я не верю, что он у нас так и не появится. В конце концов, когда утихнут глупые слухи об «антиимператорском» фильме, найдется умный и отважный прокатчик, который решится выпустить «Солнце» на экран. И тогда, я убежден, Япония этот фильм примет. Я знаю, что очень многие здесь обязательно пойдут его смотреть. Даже без всякой рекламы.

Что было для вас главным в образе императора?

Во время съемок Александр Николаевич много раз обращал мое внимание на рот Хирохито. Японцы этого как-то не замечают, но его рот, действительно, совершенно безволен. Губы вялые, подергивающиеся. Сначала мне казалось, что нехорошо акцентировать внимание на физическом недостатке императора. Но в процессе работы я понял, что это сущностная деталь. Он не имел права никому показывать свои страдания: ведь бог не может страдать. И эта скрытая мука корежила его тело. Проявлялась в неестественном дрожании губ. И Сокуров это очень точно почувствовал.

Один из главных упреков западной прессы: Сокуров идеализировал Хирохито, слишком «очеловечил» образ императора, «освободил» его от исторической вины в событиях Второй мировой войны. Что вы думаете по этому поводу?

Перед началом съемок Сокуров рассказал нам о трагедии, которая произошла в одной русской семье. Их единственный сын был убит. Но убийцу освободили, и каждый день родители видели, как он, здоровый и полный сил, спешит на работу. Сокуров спрашивал каждого из нас, что, по нашему мнению, делать теперь этим людям?

Мои коллеги-соотечественники отвечали, что лучше им переехать куда-нибудь, забыть, отказаться от мысли мстить за убийство сына… Я молчал. И Сокуров снова и снова задавал мне все тот же вопрос. Было ясно, что для него это не просто разговор после обеда. Он даже начал сердиться на мое молчание. Но я так ничего и не ответил ему.

Я не знаю, что он хотел услышать. И не знаю, почему это было столь важно для него. Только думаю я, что для него этот вопрос, касающийся конкретного случая, был частью очень тяжелых размышлений о современной реальности, где с одной стороны, преступление не влечет за собой наказания и грех — раскаяния, а с другой — жажда мести длит цепь катастроф.

Какова, по вашему мнению, роль личности в истории вообще и роль Хирохито в японской истории в частности?

Есть такая японская народная сказка «Гора Кати-кати». Сюжет таков: Енотовидная собака убила Бабушку, а Дедушка ест суп, сваренный на ее мясе, и плачет от горя. И это вместо того, чтобы воспылать чувством мщения. Приходит Заяц и сам наказывает злую Енотовидную собаку.

О том же «Битва между Обезьяной и Крабом»: Каштан, Оса и Ступка — вместо Краба — мстят Обезьяне за убийство его отца. А наша самая знаменитая народная сказка «Момотаро» («Мальчик из персика») — о том, как чудесный мальчик-подкидыш побеждает злых чертей и дарит людям накопленные ими сокровища.

Мы, японцы, выросли, слушая такие истории. Может быть, поэтому, когда нас обижают, мы не бросаемся в драку — я говорю о мирных японцах, не связанных с военной профессией. А наши близкие, проявляя свое сочувствие, уговаривают нас не обращать на негодяев внимания. И постепенно человек учится смиряться с потерями, стоически принимая даже такие несчастья, как землетрясение, тайфун или цунами. Наверное, так же воспринимают здесь и весь период истории, связанный с императором Хирохито. Ему выпало править страной в эпоху катастроф.

Какую роль в вашей творческой биографии сыграла работа в «Солнце»?

Мой метод игры — необычный для Японии, без всяких внешних эффектов — заметил Александр Сокуров, режиссер из России.

Я показываю публике внутренний мир персонажа, именно для этого воссоздавая и подчеркивая какие-то черты его облика. Один мой зарубежный коллега, которому мой метод кажется интересным, сказал мне, что «Солнце» доказывает его киногеничность. Я глубоко благодарен «Солнцу». Оно дало мне надежду.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить