«Чтобы снять кино, приходится вытерпеть многое» — В прокате альманах «Я передумала»
На этой неделе в прокат выходит альманах «Я передумала», собранный из короткометражных работ выпускниц Московской школы кино. Тимур Алиев поговорил с Верой Смолиной, Лидией Кондратюк, Линарой Багаутдиновой, Анной Кузнецовой и Натальей Шинелевой о том, кто в кино главный, где взять деньги на съемки и как дозвониться до Александра Яценко.
Начнем, может быть, не c самого главного, но тем не менее важного сегодня вопроса. Вы режиссеры или режиссерки?
Вера Смолина [режиссер фильма «Парад планет»]: Я режиссер. Меня об этом уже раньше спрашивали, думаю, что все-таки я режиссер.
Лидия Кондратюк [режиссер фильма «Кальмар»]: Никогда не задумывалась об этом. Иногда в шутку могу назвать нас «режиссерки», но мне больше нравится «режиссер», это же профессия.
Линара Багаутдинова [режиссер фильма «Урюк и курага»]: Я режиссер, мне так комфортнее.
Анна Кузнецова [режиссер фильма «Шесть Два Восемь»]: И я. Всю жизнь мечтала быть именно режиссером.
Наталья Шинелева [режиссер фильма «Прощай, Амстердам»]: Но мы не против «режиссерок», мы за уважение любого выбора. Спасибо, что спросили.
Откуда появились идеи фильмов? Насколько я понимаю, ваши короткометражки выходили в разное время — одни в 2018-м, другие в 2019 году, верно?
Линара Багаутдинова: Мы все с одного курса, учились в МШК с 2015 по 2017 год. Премьеры большинства работ были в 2018 году. У Лиды и Наташи постпродакшн был дольше, поэтому они защищались на год позже. Разработка идей была совместной. В киношколе была отдельная дисциплина «Девелопмент сценариев». Весь второй курс мы посвятили обдумыванию замыслов, написанию синопсисов, поэпизодников и диалогов. Стали свидетелями того, как рождалась история каждой из нас. Естественно, в процессе обсуждали получившееся.
Если начинаешь с этюда о войне, тебе, скорей всего, просто нечего сказать.
Лидия Кондратюк: Снимать закончили примерно в одно время, может быть, с разницей в несколько месяцев. Но дальше кто-то доделывал графику, кто-то звук. Мне, например, пришлось перезаписывать 80% звука с площадки, на это ушло довольно много времени и денег. Так как фильм сделан в такой «доковой» манере, хотелось не потерять естественность происходящего.
Анна Кузнецова: Со мной история, которую я рассказала в фильме, произошла в 17 лет. Похожий инцидент произошел в общежитии, когда я училась на журфаке МГУ. Парень моей соседки, который постоянно жил с нами в комнате, погиб после того, как они расстались — упал с 9 этажа. Так и не выяснили, было это самоубийство или несчастный случай. История долго жила во мне, события того вечера запечатлелись в памяти почти фотографически: лестница, по которой мы шли с охранником; коридор, в котором сидели перед допросом, клеенка на столе. Хотелось осознать этот опыт. Мне было важно снять смерть героя без пафоса и трагической закадровой музыки, так, как это переживается в реальности — в дверь стучат менты и что-то бубнят себе под нос.
Наталья Шинелева: Я не решалась написать свою собственную историю и искала готовые сценарии. Мне понравилась идея Андрея, она была актуальна на тот момент моей жизни, и я переписала сценарий под себя. Я пришла в кино из классической музыки. Из довольно рафинированного круга общения попала в группу людей, которые после каждого учебного дня шли пить и петь в караоке. Раньше я обходила эти злачные, как мне казалось, места стороной. И в 31 год это было настоящее озарение. Я проработала свои стереотипы и снобизм.
Где молодые режиссеры, начинающие свой путь, находят деньги на съемки первых работ? Видел, что вы в 2017 году питчинговали идею этого альманаха, но предполагаю, что так вы нашли далеко не весь бюджет.
Лидия Кондратюк: Да, мы были на питчинге дебютантов в надежде найти финансирование. Там получили диплом (второе место), кучу приятных комплиментов и контактов. Нас даже пригласила к себе компания Bazelevs, но в итоге с ними мы не приступили к съемкам.
Вера Смолина: Bazelevs написал: «Мы передумали». Видимо, взвесив все «за» и «против», решили не рисковать.
Лидия Кондратюк: Дальше каждый снимал своими силами. Я, допустим, заранее копила деньги, работая параллельно на постоянной работе. Часть средств вложили оператор и другие члены команды, для которых этот фильм также являлся дипломным.
После того, как вышел фильм, я уехала в Австралию и расписала там сербский монастырь.
Наталья Шинелева: Питчинг дебютантов не дал нам ничего материального, зато в процессе подготовки к нему образовался наш girl power-коллектив. На съемки своего короткого метра мне частично дали деньги мои друзья — Раиса Фомина, Ника Борисов и Леша Гориболь. Они меня очень поддержали, плюс я, конечно, много занимала.
Анна Кузнецова: У меня была full time-работа на руководящей должности, не бросая которую я умудрилась отучиться на режиссуре. Вечером шла на занятия, ночью монтировала или писала, утром ехала на работу, а вечером… ну, вы поняли. Я была одной из тех, кто снял фильм почти без долгов, на свои. Но, уволившись два года назад с работы, чтобы продолжить кинокарьеру, я попала в число богемных нищебродов, у которых нет денег вообще ни на что.
Вера Смолина: Я занимала у всех, у кого могла. У меня тогда приятель открыл устричную фирму, которая оказалась довольно успешной — я взяла у него 400 тысяч. Фильм, конечно, стоил гораздо дороже. Долгов набрала предостаточно, но, благодаря моей первой профессии, удалось все выплатить. Теперь я свободный человек, так и запишите!
Вера, а что у вас за первая профессия?
Вера Смолина: Я художник, и после того, как вышел фильм, я уехала в Австралию и расписала там сербский монастырь. Таким образом закрыла долг по «Параду планет».
Все короткометражные работы альманаха о том, что происходит здесь и сейчас. Никто не обращается к прошлому, к войне, к спорту, к великим свершениям — сегодня это основной сегмент русского кино в кинотеатрах. Почему для вас важно говорить о настоящем?
Анна Кузнецова: Может быть, я мыслю радикально, но снимать кино о войне, спорте, как и, допустим, экранизацию Чехова — какое-то режиссерское бессилие, особенно если это студенческий короткий метр. Кажется, Попогребский нам говорил, что все студенты начинают с того, что пытаются снимать кино о том, что уже видели в кино. Такая дурная рекурсия. Но с этим надо как можно быстрее завязывать. Если начинаешь с этюда о войне, тебе, скорей всего, просто нечего сказать. Есть какой-то шанс один на миллион, что это именно то единственное, что у режиссера болит прямо сейчас, но я в это не очень верю.
Наталья Шинелева: Когда мы начинали снимать режиссерские этюды, мне лично это очень тяжело давалось — я пришла в МШК, вообще не представляя, как сделать такое кино, которое мне нравится. И когда сочиняла этюды, то писала отстраненно.
О женщинах в кино довольно мало говорят, все только кричат или кичатся, а делают недостаточно.
Не пропускали историю через себя?
Наталья Шинелева: Я не знала, как выразить то, что меня на самом деле волнует, как превратить это в историю. До сих пор ржем, вспоминая мой первый этюд, который был костюмированным. Хотя, конечно, он был прекрасен (смеется). Мне очень помогли мастера и однокурсники, которые показывали, что историю можно сделать проще, легче и что за ней не надо далеко ходить.
Анна Кузнецова: Я долго выбирала киношколу, для меня было важно, у какого режиссера учиться. Ему нужно доверять в эстетическом и человеческом смысле, иначе незачем приходить в киношколу в принципе. Если мастер хвалит тебя за фильм про войну, точнее про те фильмы о войне, которые ты видел, ты можешь подумать, что это хорошо. Но из нас тянули нас. Нам говорили: «Возьмите телефон, снимите про себя, про то, что вас волнует. Мы хотим видеть вас, нам пофиг, как это снято».
Линара Багаутдинова: Я периодически задаю себе вопрос, какого лешего я пошла в режиссеры. Ведь жизнь можно было организовать гораздо удобнее и богаче — я, например, возвращаясь к вашему вопросу про деньги, до сих пор выплачиваю долги. Несколько раз пробовала уговаривать себя: мол, поигралась в кино и хватит, пора начинать нормальную жизнь, выстраивать стабильность. Я, кстати, очень эффективна в работе! То есть, я вполне могла бы занимать сейчас высокий пост в какой-нибудь международной корпорации. И первое образование у меня высшее экономическое.
После фестивальных показов фильма «Урюк и курага» я получила несколько сообщений с рассказами о детстве и отношениях с родителями. Неожиданно для кого-то моя история оказалась исцеляющей. Поняла, что я не одна и что у меня, помимо образования и профессионализма, есть способность общаться с большой аудиторией. Благодаря кино я могу честно и открыто рассказывать о том, что у меня болит, делиться опытом. Переживать и осознавать результат эмоциональной «покинутости» в детстве — нормально, с этим можно жить и работать. С помощью кино я хочу говорить.
Лидия Кондратюк: Линара, как мне кажется, довольно точно сформулировала то чувство, которое возникает, когда даешь себе право сказать о чем-то, что тебя сильно волнует, и понимаешь, что на это реагируют люди, так и не сумевшие об этом сказать. Получается, что кино становится одновременно и выходом из личной ситуации, и помощью людям, которые потом пишут и подходят после показов.
Мне кажется, кино должно быть отражением действительности. Когда еще о ней говорить? Если я вдруг через 10 лет начну снимать про Вторую мировую войну, то с чего бы? Я в то время не жила, почему я должна об этом с экрана говорить? Кино — это разговор о вещах так, как есть. Сейчас пишу сценарий полного метра, он в первую очередь о личных переживаниях, которые хотелось бы вынести на обсуждение. О женщинах в кино довольно мало говорят, все только кричат или кичатся, а делают недостаточно.
Сценарий буквально вышел из подсознания.
Алексей Попогребский: «Вы должны найти свой источник топлива»
Вера Смолина: Мне кажется, что даже если снимаешь байопик или историческое кино и находишь в нем отклик, не так важно, какую форму фильм в итоге приобретет. Я сняла «Парад планет» и сказать, что это крайне современное кино о повестке дня — очень сложно. Это история, которая меня волновала, но на момент написания сценария я до конца не понимала, о чем она. Сценарий буквально вышел из подсознания. Когда мы пришли в МШК, у Алексея Попогребского была интересная фраза на одной из лекций, что «режиссура — это самая дорогая в мире психотерапия». Когда я сняла «Парад планет», поняла, что он имел в виду.
Линара Багаутдинова: Соглашусь с Верой — у меня тоже не было цели снимать о насущной проблеме. Я просто отрефлексировала знакомые семейные проблемы. Сейчас много говорят про BLM, феминизм и права женщин, но эмоциональное насилие в семьях — для многих обычное дело. Отсутствие безопасного пространства в собственном доме ведет к колоссальным проблемам в будущем. Формирование человека, способность реализовать и проявлять себя, выстраивать границы — все это закладывается в семье. Но говорят об этом чаще всего с помощью аморфных метафор, обтекаемо. Я же эту тему поднимаю достаточно четко.
Правильно ли я понимаю, что ваша история отчасти автобиографична?
Линара Багаутдинова: Автобиографична только в том, что затрагивает тему непростых отношений в семье. Сюжет короткометражки выдуманный.
А родители видели фильм?
Линара Багаутдинова: Да. Отец до сих пор со мной не разговаривает, для него оказался крайне оскорбительным сам факт, что я могла такое придумать, ввязав его в, как ему кажется, грязную и порочную историю. Мама отреагировала мягче, но ей тоже не понравилось.
Как вы выбирали актеров для своих короткометражных лент? В кадре мы видим и уже знакомых актеров, и неизвестные лица.
Линара Багаутдинова: Я очень много изучала каталоги кастинг-агентств. Мне скидывали актерские фотографии и шоурилы коллеги, друзья и друзья друзей, не имеющие отношения к кино. Опыта не так много, поэтому единственное, чем я могла руководствоваться — интуиция. Задавала себе вопрос, сможет ли эта актриса рассказать мою историю или нет. Мой выбор пал на Юлию Нефёдову, она фотомодель ню и художник, но у нее нет ни актерского образования, ни опыта. Она показалась мне свободной и очень органичной. Ей было сложно, поскольку все-таки у нее не было актерского инструментария. Какие-то сцены делали по 25 дублей, но я нисколько не жалею.
Маму играла Ольга Машная — Софья из «Гардемарины, вперед!». Когда я ее увидела, сразу поняла: «Это она». С ней все быстро сложилось: достала ее номер, рассказала, кто я, прислала сценарий, она согласилась. Мы с Ольгой Владимировной много разговаривали, она была включена в историю и очень мне помогла. Отца играл Ильдар Хайруллин, заслуженный артист РФ, актер Татарского Академического театра Казани. С ним было сложнее договориться, но в итоге сошлись.
Время идет, Яценко не пишет, не звонит
Александр Яценко
Лидия Кондратюк: Когда я писала сценарий фильма «Кальмар», то сразу представляла Александра Яценко, эта роль была написана под него. Я вообще тогда мало актеров знала. При этом я настолько его боготворила, что не могла даже представить, что он будет сниматься в моем фильме. Отсмотрела огромное количество других актеров — все не то. На встрече с Борисом Хлебниковым сказала, что очень хочу Яценко в свой фильм. Борис ответил: «Я, конечно, телефон дам, но это не значит, что он согласится. Можешь сказать, что от меня, но он все равно сделает так, как посчитает нужным».
Долго собиралась позвонить, нервничала, ладошки потели. В итоге договорились, что вышлю сценарий, он почитает и решит. Время идет, Яценко не пишет, не звонит, а у меня вот-вот дедлайн, надо приступать к съемкам. В итоге я перезвонила, спрашиваю: «Вы посмотрели?», а он: «Ой, нет, сейчас посмотрю». Вечером того же дня перезвонил и сказал: «Мне нравится, я буду». Я была на седьмом небе от счастья! Надя Лумпова — это просто удача. Ее так же посоветовал посмотреть Борис Хлебников, который тогда проводил кастинг к фильму «Аритмия». Я отправила Наде сценарий, она прочитала и сказала, что история ей интересна. Мы встретились в кафе, совсем немного поговорили. И просто по каким-то чертам, поведению я сразу поняла, что она подходит, даже без кастинга! В ней сочеталось все, что мне было нужно — мягкость и внутренний стержень.
Вера Смолина: У меня должна была играть Анна Якунина из театра «Ленком». Ей понравился сценарий, но летом у театра были гастроли, в результате я осталась без актрисы. Но ближе к осени я увидела фильм «Нашла коса на камень» Ани Крайс, в котором играла Юлианна Михневич и я просто влюбилась в нее. Ходила и всем рассказывала, что влюблена и сниму свой фильм, при этом Юля даже не подозревала о моем существовании и о том, что будет у меня сниматься. Меня только смущало, что выглядит она чуть старше, чем мне нужно. Но у Юлианны есть секрет — с момента выхода «Нашла коса на камень» она начала молодеть, как в «Загадочной истории Бенджамина Баттона». Непонятно, что она для этого делает. Хотя, конечно, многих бы интересовал ее рецепт молодости.
Анна Кузнецова: Я отсматривала студенческие спектакли всех курсов МХАТа, ГИТИСа, школы Райкина и т.д. Буквально ходила туда как на работу. Машу Лапшину увидела на курсе Дмитрия Брусникина, она еще тогда была первокурсницей, и это в принципе был их самый первый студенческий показ. Поняла, что хочу ее снимать и пригласила в свой фильм через два года, когда сценарий был закончен. Я абсолютно сжилась в своей голове именно с ней в качестве главной героини, а она взяла — и отказалась сниматься. Мол, они учатся круглосуточно без выходных и на съемки нет времени. Это была отдельная трагедия, я пострадала, а потом собралась с духом, написала Маше письмо, вложила в него все свое красноречие и каким-то чудом переубедила ее. В итоге реально оказалось, что они учатся без выходных, так что на съемки Маша приезжала ночью после учебы, а утром с площадки опять ехала в Школу-студию. Фото Вани Мулина увидела на сайте «Гоголь-центра», при этом ничего не знала про сериал «Молодежка», в котором он снимался. Позвала его поговорить, и готово.
Если фильм получился хороший, то и режиссер молодец, и команда классная.
«Очень женские истории» — Юлия Мишкинене и Наташа Меркулова о фильме
Наталья Шинелева: Уже даже не помню, как нашла Наталью Анисимову. Надеюсь, она не обидится! На съемках выяснилось, что пробы она воспринимала как репетиции, думая, что ее уже утвердили. Так оно практически и было: несмотря на то, что я отсмотрела много хороших актрис, Наташа сразу запала мне в душу. Она очень органичная актриса. Партнера ей долго не могла найти, Саша Дмитриев появился уже перед самыми съемками. Помогла Алена Михайлова, она режиссер, а в прошлом кастинг-директор.
Почти по всех короткометражках, представленных в альманахе, режиссеры одновременно еще и сценаристы. Как относитесь к теории авторства? Актуальна ли она сегодня для нового поколения кинематографистов?
Лидия Кондратюк: В моем мире кино — это режиссер. Но в действительности, конечно, бывает по-разному. Есть и продюсерское кино, когда ищут постановщика под уже готовый проект. Есть авторское, когда идея будущей картины принадлежит режиссеру изначально, и уже он подбирает команду, разделяющую его видение. Но, безусловно, невозможно снять кино без команды, это не индивидуальный процесс.
Линара Багаутдинова: Если фильм получился хороший, то и режиссер молодец, и команда классная. Но если кино не состоялось, я не могу сказать: «Знаете, оператора неудачно выбрала». Плохим будет только режиссер-постановщик. Считаю, что в кино режиссер — источник сил и вдохновения для всей группы, главное ответственное лицо. В конечном счете фильм нужен мне, режиссеру. Если говорить о моем опыте, то это я брала кредиты, искала деньги и всех мотивировала. Другие же думали: «Есть у меня время поехать с Линарой поснимать — поеду, нет времени — не поеду». Но в итоге поехали все, кто мне был нужен.
Вера Смолина: Я не согласна. Мне кажется, что «кино получилось» — это когда хорошо сыграл Хабенский, Петров или любой другой актер, за которым зритель наблюдал. Если кино плохое, то это проблема режиссера. Но бывают же разные ситуации, даже просто на примере с оператором. Если режиссер существует в таких условиях, что не может выбирать себе команду? Приходит продюсер и говорит: «Вот этот оператор будет снимать». Индустрия сегодня обесценивает участие режиссера в проекте. Это вопрос к продюсеру, хочет ли он авторское кино снимать или свое собственное. Если собственное, то режиссер — просто функция.
Кстати, недавно слушала интересное обсуждение, где говорили, что понятия «авторское» и «продюсерское» кино давно смешались. Вот Жора Крыжовников — это авторское кино или продюсерское? Короткометражки его, наверное, все же авторские. А «Горько!»? Есть же почерк авторский, при этом фильм много денег собирает. Авторское кино, как правило, этим похвастаться не может.
Наталья Шинелева: Безусловно, кино — это продукт коллективного творчества, однако всегда есть лидер, за которым идут остальные.
Анна Кузнецова: Я знаю, что оператор значительно лучше меня, режиссера, разбирается в композиции и свете. А художник — в цветах и фактурах. Не в моих интересах мешать им работать. Но человек, который несет ответственность за творческие решения в кино, — это режиссер. Это внутри него вибрирует струна, относительно которой будет настроен весь фильм. Он еще не знает, как фильм будет выглядеть, но каждое предложение, каждое обстоятельство, каждого актера он сверяет вот с этим внутренним звучанием камертона. Если не строить всю картину относительно этого звука, ничего не получится.
Наталья Шинелева: Не совсем согласна с Аней. Делать кино очень дорого, и здесь творческое напрямую связано с коммерческим. Продюсеры не всегда могут уловить вибрации режиссера, в России это вообще единичные примеры. Мне кажется, нельзя обесценивать ни одну из сторон. Чтобы кино действительно получилось хорошим, нужен тандем «режиссер—продюсер», чтобы у обоих было взаимное доверие друг к другу.
Как, допустим, у Сельянова и Балабанова?
Наталья Шинелева: Например. Потому что в рамках короткого метра быть продюсером своей короткометражки прокатит, но для полного метра — вряд ли.
Анна Кузнецова: Я знаю, что сейчас много говорят о диктате режиссеров, но по моему опыту режиссер — самое несчастное существо на площадке, над ним все издеваются как могут. Ради того, чтобы снять кино, приходится вытерпеть очень и очень многое. Так во всяком случае в авторском кино.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»