Кровь и бетон — «Вестсайдская история» Стивена Спилберга
«Вестсайдская история» Стивена Спилберга наконец добралась до кинотеатров, где ее и необходимо смотреть. Павел Пугачев не может сдержать восторга.
Эта песня нам хорошо знакома. Есть две враждующие группировки, встреча на балу, стихи под окном, поножовщина по глупости, трагический финал. Поставленный в 1957 году на Бродвее мюзикл «Вестсайдская история» не прятал шекспировские корни. Перенести сюжет «Ромео и Джульетты» в современность не так уж сложно, а вот сделать эту адаптацию действительно самодостаточным произведением, которое переживет свою эпоху, — это уже большое искусство.
Мюзикл стал не только хитом сценических площадок всего мира (в СССР, например, его ставил Георгий Товстоногов), но и основой для сверхуспешного фильма 1961 года. Та «Вестсайдская история», поставленная голливудским классиком Робертом Уайзом и хореографом Джеромом Роббинсом стала блокбастером, триумфатором «Оскара» и безусловной классикой, одним из важнейших киномюзиклов своей эпохи. Этот фильм способен удивить и сейчас, но после новой экранизации Спилберга проникнуться им эмоционально куда сложнее. Сколько бы режиссер новой «Вестсайдской истории» не повторял в многочисленных интервью, что снимал не ремейк любимого фильма, а новую постановку любимого мюзикла, его версия вступает даже не в диалог с картиной 1960-го, а показывает все слабые места работы Уайза-Роббинса.
Над всеми царит крупный капитал, которому платежеспособность важнее цвета кожи.
На первый взгляд изменилось не так уж много. Титулованный драматург Тони Кушнер — лауреат Пулитцера за пьесу «Ангелы в Америке» и автор сценариев «Мюнхена» и «Линкольна» — бережно перенес оригинальный текст Артура Лорентса и Стивена Сондхайма, изрядно сократив затяжные диалоги (отдельная радость — резкие переходы на испанский язык без субтитров, тут каждый может почувствовать себя приезжим) и чуть тоньше расставив идеологические акценты. Это, конечно, будущий любимый фильм всех тех, кто называет себя урбанистами. Виной всему не столько расовые конфликты, сколько пресловутая джентрификация, или, как это называют в российской практике — реновация. Первый кадр фильма — головокружительный полет камеры по готовящемуся к сносу кварталу. Район Манхэттена, о котором идет речь во всех постановках «Вестсайдской истории», в конце 1950-х расселили, а на месте снесенных домов построили Линкольн-центр. Пока банда пуэрториканцев устраивает «стрелки» с бандой «белых» (тоже, в общем, «понаехавших», но в первом-втором поколении иммиграции), над всеми царит крупный капитал, которому платежеспособность важнее цвета кожи.
Это редкий мюзикл, который можно спокойно советовать людям, не полюбившим этот жанр.
Не хочется размышлять о кино в категориях «этнической достоверности» (о чем пишет примерно вся американская пресса), но все-таки: в отличие от фильма 1961 года, пуэрториканцев играют уже не выкрашенные гримом «белые», а исполнители, по крайней мере выглядящие латиноамериканцами. В свое время бродвейская постановка вошла в историю еще и тем, что это был первый мюзикл, для которого организовали открытый кастинг, людей брали в труппу буквально с улицы. Спилберг тут верен традиции, подбор актеров удивляет, сплошные новые и интересные лица. У дебютантки Рэйчел Зеглер, исполнившей главную роль, кажется, большое будущее. Поскучнее на ее фоне выглядит Энсел Элгорт, для которого из-за череды скандалов эта роль может стать последним крупным проектом, но сам персонаж стал гораздо объемнее того милого лопуха, сыгранного Ричардом Беймером в оригинале. Нашлось место и ветеранше экрана Рите Морено, появившейся сразу в двух «Вестсайдских историях», причем оба раза в значимых ролях.
Но это не ностальгический оммаж, а, без преувеличения, один из лучших фильмов Спилберга. Никогда прежде не снимавший мюзиклы режиссер сместил акцент с пластики артистов на пластику кадра. Новая «Вестсайдская история» — редкий мюзикл, который можно спокойно советовать людям, не полюбившим этот жанр. Это сложно выстроенное мизансценически и невероятно динамичное кино, в лучшие моменты (см. сцена бала) напоминающее полотна импрессионистов. Буйство красок, бликующий свет, сверхподвижная камера, тут всё кружит голову и сшибает с ног. Но, что самое главное, помимо безукоризненного формального мастерства у него есть и сердце. И оно истекает кровью. Спилберг, во многом построивший грандиозную карьеру именно на сочетании здоровой сентиментальности и трезвого расчета, кажется, был рожден для жанра мюзикла. Тем удивительнее, что подобного опыта у него раньше не было (не считая отдельных эпизодов в «1941», втором «Индиане Джонсе» и «Первому игроку приготовиться»).
Как и многие по-настоящему большие картины, «Вестсайдская история» мало чем привлекает в пересказе, кажется пустячком. Ну, новая версия старой песни. Ну, обостренные вечные вопросы. Ну, Спилберг. И в целом сказать о нем особо нечего, но, пожалуй, это и есть один из главных признаков по-настоящему большого произведения — от него теряешь дар речи.