«Любимый учитель-друг» — Памяти Владимира Зуйкова
Недавно ушел из жизни Владимир Николаевич Зуйков — выдающийся художник «Союзмультфильма», соавтор Федора Хитрука, один из создателей нашего «Винни-Пуха» и преподаватель. Мы соболезнуем всем, кто его любил и даем слово его ученикам. Материал подготовил Юрий Михайлин.
25 февраля умер художник Владимир Зуйков. Он попал в анимацию совершенно случайно, но стал одним из тех, кто чрезвычайно сильно повлиял на то, какой мы представляем советскую мультипликацию. Больше всего Зуйков известен многолетней работой с Ф. С. Хитруком, который и предложил ему попробовать силы в анимационном кино (вероятно, заметив близкие себе по духу иллюстрации Зуйкова в журнале «Знание — сила»). Первая же работа Зуйкова на «Фильм, фильм, фильм» поставила его в один ряд с лучшими художниками «Союзмультфильма».
Ничего не зная об анимации, Зуйков привнес в нее много свободы. Эта свобода связана с даром своеобразного перевоплощения. Зуйкову легко давалась работа с элементами чужой стилистики, чужой анимации, которая при этом каждый раз становилась своей. Зуйков учил детей рисовать и, одновременно, учился рисовать у них, в результате чего им вместе с художником Эдуардом Назаровым удалось создать мир «Винни-Пуха» — сегодня такой привычный, но, если постараться увидеть его заново, совершенно сумасшедший. Зуйков с Хитруком сделали несколько «загребских», но, в то же время, неповторимо и абсолютно своих фильмов — «Остров», «Икар и мудрецы». Вместе с Валерием Угаровым — сжатую и в чем-то даже более яркую «желтую подводную лодку» — «Шкатулку с секретом», а также нечто совершенно завораживающее, одновременно нежное и инфернальное — мультфильм «Халиф-аист», странное сплетение персидской живописи и Босха (и даже в чем-то — предвосхищение анимации Ивана Максимова). Также делал фильмы с режиссерами А. Хржановским, Н. Головановой, Н. Лернером, Г. Сокольским и др. Иллюстрировал книги.
В 1996-2005 совместно с Еленой Бариновой преподавал в детской «Школе анимационного искусства». С 2002 — во ВГИКе на кафедре режиссуры анимационного кино. Ученики Зуйкова вспоминают, как он умел раскрепощать их рисунок. Я не художник и учился у Владимира Николаевича всего несколько месяцев больше пятнадцати лет назад, но сделанные тогда работы остаются лучшими из того, что мне удавалось нарисовать. Сегодня о Владимире Николаевиче вспомнят те, кто знал его гораздо лучше.
Анастасия Головань
Режиссер анимации, художник
После людей чаще всего остаются только воспоминания в сердцах их близких. Совсем небольшое количество Великих, кто оставляет после себя гораздо больше. Мой учитель, конечно же, принадлежит к числу тех, кто жил еще при жизни среди эфира и муз. И это была счастливая и грандиозная жизнь. В искусстве.
Я, пожалуй, напишу воспоминания, потому что, как оказалось, они нужны именно мне.
Хороший портрет — это всегда немного карикатура.
Если бы это был фильм, я бы начала так: лес, лес, лес, а среди леса асфальтированная дорога на полторы полосы. Лето. Мы едем на велосипедах. 15 км, раннее утро, и я думаю, что вполне могла бы наслаждаться данным моментом, если бы так сильно мне не хотелось спать. И учитель говорит: «Смотри: верхушка леса имеет свой ритм. Любое изображение имеет свой ритм. Живопись всегда имеет ритм, а значит музыку. Когда ты смотришь на картину, глаз, описывая нарисованное, играет музыку». И правда: оказалось, все в жизни имеет музыку, даже вываленный мусор из мусорки каким-то непостижимым образом падает в «натюрморт».
Эти каникулы у Зуйкова в деревне были незабываемы. Многие его ученики бывали на этих каникулах. Избушка на две половины с печкой в каждой из них. Я жила в одной из этих половин, и каждое утро не могла отказаться от велосипедной прогулки в 15-30 км. А потом после завтрака были этюды, натюрморты и портреты. Владимир Николаевич даже приглашал соседскую деревенскую девушку и мужиков позировать. «Хороший портрет — это всегда немного карикатура».
У Владимира Николаевича был безупречный вкус и огромные знания в области музыки, поэзии, кино, которые он не особо показывал, чтобы не смущать невежд (меня).
Судьба меня любила и любит: с Зуйковым я познакомилась в 12 лет. И много лет спустя он помнил эту встречу благодаря моему эпатажному виду — я была в голубом шерстяном пальто, за которое в школе меня обзывали «Пушкин». Пальто действительно было немного как будто историческим. И к этому прилагалась шляпа — тоже а-ля Пушкинская эпоха. Так вот я шла от метро Новослободская к Союзмультфильму с мамой, а Владимир Николаевич шел за нами туда же и думал: интересно, куда же идет эта девочка? А я, оказывается, шла к нему. И к Елене Петровне Бариновой. Они вдвоем преподавали в студии «Школа анимационного искусства».
Рисовала я ужасно, но благодаря шляпе меня приняли. Это изменило мою жизнь — Владимир Николаевич и Елена Петровна взялись меня учить.
Как учил Зуйков? Он брал мой рисунок, накладывал сверху полупрозрачный лист кальки и рисовал красиво, свободно, выразительно на основе моей зарисовки. И говорил, отдавая кальку: «Рисуй так же». А дальше как: я делала мультипликат и повторяла этот его рисунок тысячу раз, и моя рука «обучалась» такой же легкости. Иногда показывал книги, указывая пальцем: смотри, как тут хорошо. Особенно любил Павла Федотова, Сомова, Клее, Пикассо, Мунка. Их тоже говорил мне копировать, и тоже в мультипликате, то есть сотни раз.
У Владимира Николаевича был безупречный вкус и огромные знания в области музыки, поэзии, кино, которые он не особо показывал, чтобы не смущать невежд (меня).
Он общался с учениками так, будто они уже стали большими художниками.
Каждые выходные я приезжала к нему на живопись. Он ставил натюрморты, беседовал со мной. Был убежден, что «правильно рисовать можно обучить и обезьяну», ненавидел академические рисунок и живопись, всегда заводился и ругался, когда речь шла о посредственных на его взгляд художниках. При всем своем человеколюбии, деликатности, умении найти и открыть искусство в самом простом ребенке, он был совершенно нетерпим к тем, кто делает коммерческое кино.
Владимир Николаевич отдавал все: книги, свои рисунки. Он отдал мне свою пастель. И второй такой не найти, я до сих пор ею рисую.
Об успехах своих учеников он говорил часами: какой замечательный персонаж, мультипликат, движение. Меня больше всего поражало его умение видеть в ученике самые лучшие его качества, и совсем не видеть недостатков. Он общался с учениками так, будто они уже стали большими художниками. Именно этим идеальным образом Владимир Николаевич восхищался, обращался к нему и, соответственно, вел к нему ученика. Я совсем не помню, чтобы он когда-либо критиковал меня или любого другого ученика. Он разбирал мои рисунки на две стопки: хорошие и те, про которые ничего не говорил. А про хорошую картинку говорил: «Если бы это нарисовал Пикассо, этот рисунок был бы во всех каталогах». И я смотрела на свою работу, мало что понимала, но думала, что идти надо в этом направлении.
Это я сейчас анализирую, а тогда, находясь рядом с ним, просто чувствовала себя особенной, безусловно любимой и принимаемой. Уверена, все его ученики чувствуют так же.
«Твои недостатки — это твой стиль, твоя индивидуальность» — говорил он, всячески поощряя рисовать «криво», «ломая» объекты, нарушая пропорции. «Просто надо делать это смело!»
Я уверена, что такие люди не умирают.
После того как Владимир Николаевич стал работать во ВГИКе, мы отдалились. Во-первых, он был против всех моих работ, считая, что мне надо делать свое кино и заниматься искусством, а не «этим всем». Он, конечно же, ругался, призывал все бросить, говорил, что никогда не шел на компромисс в творчестве. И это правда, он никогда не гнался за успехом, удобствами. Но успех находил его. А небеса посылали и достаток. Во-вторых, у него появились новые ученики. А у меня было столько работы, и так мало сил, я так долго настраивалась на долгие часовые разговоры, что часто вообще не звонила.
Последний раз мы созванивались на его день рождения. Я обещала сделать сцену в его фильм (сейчас режиссер Вадим Оборвалов делает фильм по сценарию и рисункам В. Н. Зуйкова). И взять его сценарий и рисунки для фильма (у него было много своих сценариев, еще он писал стихи и даже песни). Он со всеми общался на равных. В нем не было пафоса, в каждом он видел все самое лучшее, уважал абсолютно всех: студент ты или ребенок — не важно.
Я уверена, что такие люди не умирают.
Если существует Рай, там точно Владимир Николаевич, и мы встретимся. Иначе это не рай. В общем, надо стараться получить туда пропуск.
Вадим Оборвалов
Режиссер анимации
Я познакомился с Владимиром Николаевичем на первом курсе ВГИКа, куда поступил в мастерскую Аиды Петровной Зябликовой и Валерия Михайловича Угарова. А когда на занятиях по «изобразительному решению фильма» появился Владимир Николаевич, я окончательно понял, что мне крупно повезло с мастерами.
Ходила такая шутка: кто не умеет рисовать, идет в режиссеры анимации. На нашем курсе были люди в разной степени умеющие рисовать, но Зуйков, пробуя с нами разные техники и стили рисования, находил индивидуальные сильные стороны в каждом из нас, и когда изображение становилось доступнее, открывалась свобода для режиссерских задач.
А он вдруг появлялся такой элегантный, как Оскар Уайльд. Он был похож на своих персонажей. Или они на него?
Владимир Николаевич ценил в студенческих работах стилевое разнообразие. Каждая идея рисованного фильма просит своего стиля, и если это совпадение находится, фильм удается. Он и в своих фильмах разный, но узнаваемый. Было здорово смотреть, как он пером и тушью на кальке быстро набрасывает эскиз какого-то гротескного, смешного персонажа, а рядом — очень изысканного.
Когда я принес идею фильма «Рукокрылый», мастера как-то быстро одобрили его в работу. Зуйкову понравилась стилистическая идея коллажа из черно-белых гравюр, и когда я понес в этот фильм тонны изображений и связанных с ними решений, Владимир Николаевич советовал ограничиваться, быть лаконичнее, где это возможно. В слабых узлах фильма указывал на них, говорил, что здесь нужно придумать, иногда предлагал сам — как, например, идею хищного цветка из уха слепого музыканта. Фильм снимался долго и сложно, и за это время я почувствовал поддержку своих мастеров, не только профессиональную, но и человеческую.
После этого фильма для дипломной работы я попробовал взять рассказ Зуйкова «Путешествие в страну Оз», но закончить его удалось только в качестве дебюта под названием «Белосинее Безмолвие».
Работая над этим фильмом, у меня была удачная возможность участвовать в просмотрах ВГИКовских анимационных мастерских. Вокруг — замечательные мастера, на экране — студенческие аниматики превращаются в фильмы. Когда Владимир Николаевич опаздывал на просмотр, его все ждали, ему далеко ехать, он уже немолодой. А он вдруг появлялся такой элегантный, как Оскар Уайльд. Он был похож на своих персонажей. Или они на него?
Он ценил немногих современных режиссеров, но ценил многих студентов и говорил, что у них можно поучиться.
Странно писать это «был» — мы недавно созванивались с ним по поводу фильма «Послеполуденный отдых Фавна», по его сценарию, посвященному другу-художнику Светозару Русакову. Разговор художников. Меня эта невыполнимая задача привлекла новой возможностью поработать с Зуйковым, своей оригинальностью, коллажным сочетанием несочетаемого, жанровой свободой — по задумке это анимационный балет с реальными и мифологическими персонажами. Произошедшая в действительности история преобразилась в созданный художником мир.
Владимир Николаевич нарисовал огромное количество эскизов, причем более поздние ему казались выразительнее, свободнее. Некоторые события и персонажи придумывались неожиданно, на ходу. Он звонил, говорил, что нарисовал новый сюжет, я приезжал, и он раскладывал передо мной серию эскизов, компоновки, композиции, фазы движения.
Владимир Николаевич мог позвонить и сказать: «Видел сегодня интересный современный балет. Найди, посмотри его». Или слышал выступление авангардного композитора или джазового вокалиста. И потом обсуждали по телефону эти находки. А когда встречались лично, я привозил материалы к фильму. Владимир Николаевич и Татьяна Викторовна (его жена — примеч. ред.) меня всегда старались хорошо накормить, я с удовольствием всегда соглашался. А потом был очень интересный разговор. Если речь заходила о режиссерах, Владимир Николаевич всегда вспоминал Хитрука, ценил и любил Угарова. Я совсем чуть-чуть застал этот мир и всегда с интересом расспрашивал об этих людях и о работе с ними. Он ценил немногих современных режиссеров, но ценил многих студентов и говорил, что у них можно поучиться. И я слушал и снова увлекался этим человеком, понимая всю дистанцию между нами.
Только для своих, давних друзей он был Володя или даже Володечка. Для меня всегда Владимир Николаевич, мой любимый учитель-друг. Странно писать это, странно, что не позвонит уже, и не услышу знакомый хриплый голос: «Ну, как у тебя дела?»
Вера Мякишева
Режиссер анимации
Нам повезло учиться у Владимира Николаевича во ВГИКе. Посчастливилось быть больше, чем просто учениками. Он искал подход к каждому, знал, что кому посмотреть, почитать, послушать; знал, как раскрепостить человека в рисунке, натолкнуть на поиск нужного стиля, заставлял нас самих рисовать свое кино, и, мне кажется, наши работы были очень непохожими. Советовал развивать и выражать что-то личное, говорил, что не всегда надо разжевывать и объяснять зрителю сюжет, главное — передавать настроение и ощущение «между сном и реальностью», говорил про дыхание экрана, был немного «бунтарем» в плане нарратива.
Больше всего запомнилось, как он вел наброски на первом курсе, как велел всем принести тушь и перья и идти за линией, не вести ее, а наблюдать, куда она идет, и видеть музыку и поэзию возникающего изображения.
Он следил за нашей творческой судьбой, звонил, интересовался, переживал, волновался за нас и ругал, что не делаем «свое», а зарабатываем деньги, в этом он был непреклонен.
Он звал в гости, делился мыслями. Когда мы только начали делать мой дебют, фильм «Перелетная», Владимир Николаевич пригласил нас с моей художницей Диной, которую тогда не знал, но принял нас обеих как-то очень душевно, показал нам свои свежие работы, которые рисовал летом в деревне. Посмотрел наши эскизы, взял кальку, положил поверх одного из них и «тревожной» линией оживил нашу курочку Зину. Но делать так все кино мы не могли — это было невозможно повторить разным людям.
Он следил за нашей творческой судьбой, звонил, интересовался, переживал, волновался за нас и ругал, что не делаем «свое», а зарабатываем деньги, в этом он был непреклонен.
Очень люблю и вдохновляюсь его работами в анимации, особенно с Федором Савельевичем Хитруком. Но сейчас пересматриваю не самый известный фильм «Мальчик как мальчик» (1986, реж. Н. Голованова), и именно он для меня не только о легкости линии мастера, но как будто немного о нем самом.
