Крест на партитуре — «Тар» Тодда Филда
Без какого бы то ни было проката желающие уже посмотрели «Тар» Тодда Филда — чрезвычайно амбициозную и злободневную ленту о вымышленном дирижере. Выдающаяся актерская работа Кейт Бланшетт обладает большими перспективами в наградном сезоне. Чем еще может быть интересен этот фильм, разбирается Алина Рослякова.
Великий дирижер и манипулятор, падкий на молодых музыканток, стремительно возносится к вершине славы, пока не попадает в жернова cancel culture. «Тар» — амбициозный и дорогой псевдобайопик — метит в сердце эпохи, предлагая почти три часа наблюдать за свержением кумира, за уничтожением партитуры музыки и власти. Только дирижер тут — женщина, и играет ее Кейт Бланшетт.
Маэстро Лидия Тар, вымышленный персонаж, — американка, лесбиянка и «просто сука», — стремится в пантеон великих. Она — первая женщина-дирижер Берлинского филармонического оркестра. Но это только один из успехов в потрясающем послужном списке, зачитанном на паблик-токе реальным Адамом Гопником. Тар ведет шикарную жизнь в среде современного арт-истеблишмента. Курсирует первым классом между Нью-Йорком и Берлином и завершает труды своей жизни: Пятую симфонию Малера и автобиографию под заголовком «Тар о Тар». Ее дни расписаны поминутно и состоят из репетиций, прослушиваний, мастер-классов и деловых встреч. Вечера же Тар проводит у своей жены и концертмейстера, скрипачки Шэрон, с которой растит приемную дочь, или в одинокой творческой квартире, где сумрачными вечерами дописывает собственную композицию.
Сети страсти и власти с самого начала расставлены для крупной рыбы
Все было бы идеально, если бы не те самые «молодые музыкантки». Коллеги поговаривают, что у Тар к ним вкус. Фавориток она продвигает, а тех, кто приелся, — отправляет в утиль. Тар преследует темная история из прошлого, связь с былой протеже Кристой Тейлор, которая плохо закончилась. А в настоящем зреет другая темная история, с оркестранткой на испытательном сроке, талантливой русской виолончелисткой Ольгой. Шебутная девчонка становится для Тар наваждением. Ольга обожает концерт для виолончели Элгара, и Тар быстро ставит его в пару к Пятой симфонии, устроив все так, чтобы Ольга стала солисткой. За этой пересменкой следит влюбленная в начальницу, тихая как омут ассистентка Франческа. И не только она.
Трюк драматургии здесь в том, что сети страсти и власти с самого начала расставлены для крупной рыбы. Тар думает, что все под контролем, а на деле она всегда под наблюдением. Ее тайно снимают на смартфон, обсуждают в язвительных переписках. Во время паблик-тока Франческа в полумраке зала неслышно проговаривает заготовленный текст речи во славу Тар, а на задних рядах таится рыжеволосая девица. Она еще не названа по имени, но уже возвышается над сценой, уведенной в тревожный расфокус. Криста, а затем и Ольга, становятся «агентами риска». Франческа — инструментом возмездия. Сексуальность токсична. Влечение — триггер для триллера.
Этический конфликт задан, в первую очередь, как конфликт точек зрения, как противостояние мизансцены и монтажа
Криста кончает с собой, обвинив в этом Тар. Франческа, не дождавшись повышения и взаимности, бросает Тар и сливает адвокатам сомнительные переписки. Зреет скандал. В New York Post — сенсация. Соцсети бурлят, на презентации «Тар о Тар» — протесты «Я/Мы Криста Тейлор». Тар тем временем преследуют странные шумы, жуткие сны и видения изнанки мира. Темные истории закручиваются смерчем, сражение Тар за место перед оркестром грозит обернуться кровавой дракой. К финалу маэстро обнаружит, что ни партитуры, ни шикарная жизнь, ни люди ей более не подвластны. Место Тар займет бывший коллега Элиот Каплан, славная посредственность. Все, даже Шэрон, от нее отвернутся. А она сама, сбежав от внешних и внутренних ужасов, пустится в одиссею: через отчий дом куда-то на восток, в патриархальное чистилище, где обнаружит, что Пятая — это не симфония, а номер массажистки в эротическом салоне, и после очистительной рвоты вернется на совсем другую сцену — дирижировать оркестром на премьере видеоигры.
Сюжет «Тар» — собирательная история «отмены» (в фильме упоминаются реальные дирижеры, фигуранты подобных дел, вроде Шарля Дютуа и Джеймса Ливайна). Факты затушеваны, факты ненадёжны, их, в общем-то, и нет; рассыпаны намеки, умолчания, обвинения и оправдания. Выводы — вопрос зрительской интерпретации, для которой в фильме достаточно простора.
Бланшетт, королева эльфов с органикой красной ртути, играет так, чтобы любая интерпретация выглядела возможной
Этический конфликт задан, в первую очередь, как конфликт точек зрения, как противостояние мизансцены и монтажа. Один из ключевых поворотов предъявляет этот принцип буквально. На мастер-классе для студентов в Джульярде Тар возмущается, что «темнокожий и пангендерный» студент не желает вникать в музыку «сексиста» Баха, и выдает речь о «разделении личности и творчества». Мастер-класс снят одним планом. Камера, следуя за Бланшетт, предъявляет цельное, законченное высказывание. Затем оказывается, что кто-то все снял на телефон, смонтировал и выложил в сеть. В этом ролике не добавлено ни жеста, ни слова. «Триггеры» просто вырваны из контекста и сцеплены в новый абсурдный текст. Он настолько фальшив, что почти пародиен, но принимается обвинителями Тар как улика.
Дирижер, субъект творчества и власти, становится объектом взгляда для двух камер: внешней режиссерской и внутренней анонимной. Обе всего лишь интерпретируют предположительно великую Тар, пока Тар интерпретирует Малера и других несомненно великих. А Бланшетт, королева эльфов с органикой красной ртути, играет так, чтобы любая интерпретация выглядела возможной. Пусть кто-то подставил Лидию, но и она — не из пушистых. Она — ведьма из пряничного домика, заблудившаяся в чужом лесу, где за каждым деревом — по мстительной Гретель. Роль Тар написана специально для Бланшетт, и это — лучшее решение Тодда Филда. Кубок Вольпи уже у актрисы, да и «Оскар», пожалуй, ей обеспечен.
Однако этот фильм, сложный, как симфония, требовал не только большой солистки и оркестра, набранного из профи. Чтобы он сложился, нужен был дирижер, по меньшей мере, уровня Лидии Тар. А Тодд Филд — скорее Элиот Каплан.
Каждая команда «мотор» — заявка на «Оскар»
Филд, скромный актер и джазовый музыкант, сокровенная роль которого — пианист в «Широко закрытых глазах» Кубрика, когда-то сам снял несколько короткометражек, был замечен и метнулся в режиссеры. В нулевые он поставил два полных метра. В обоих честно отработали звезды (Спейсек, Уинслет и др.), в обоих живописались терзания одноэтажной Америки. Сначала «В спальне», потом «Малые дети». Оба были экранизациями с заявкой на «особый взгляд». В первом Филд выдерживал скрипучую, как качели, интонацию рассказа о кошмаре обывателя, доведенного до самосуда. Во втором же замахнулся на симфонию мещанского ада. Но сложносочиненная драматургия судеб держалась лишь на нескольких простейших режиссерских приемах и в конце концов разбивалась о махровую сентиментальность, смешанную с инди-трэшем: когда коп-футболист, раскаявшийся убийца, подхватывал на руки кастрированного педофила и бежал с ним в больницу, а закадровый голос зачитывал мораль, что все мы грешны и надо жить сегодняшним днем. Для наград и номинаций хватило. А затем Тодд Филд исчез. На целых шестнадцать лет.
Даром эти годы не прошли. Больше никаких провинциальных трагикомедий. Вернувшись из небытия, Филд пошел ва-банк: написал и снял «Тар», замахнувшись на Искусство и Власть с неприлично заглавных букв. Больную тему эпохи он преподносит в помпезном и шикарном стиле и стоически вытягивает эту махину, где под прицелом уже не пара домишек с печальной судьбой, а весь мир. Каждая команда «мотор» — заявка на «Оскар». Каждая сцена как дорогой карандаш с гравировкой. Некоторые из них всерьез хороши (как мастер-класс в Джульярде или метания Тар на берлинских задворках). Бланшетт настолько погружается в работу над ролью, что учится дирижировать и говорить по-немецки; остальные звезды, дебютанты и камео стараются не отставать. Оркестр выкладывается на целый винил. Текст пересыпан цитатами и концептами. Хильдур Гуднадоттир, композитор «Джокера», стремится сделать оскароносным и Малера, и напевы индейцев племени шипибо-конибо. Если в нулевые пределом кинообразности Филда был олень, с упреком глядящий на убийц в лесу, или мотыльки, трагически порхающие у лампы, то теперь он расщедрился на целую кровать, горящую в реке, сталкерскую собаку, бродящую по берлинской Зоне, и крест, начертанный на партитуре.
Судя по этой драматургии, Тар самое место в любительском оркестре
Собрав все, что ему известно о музыке, человеке и кино, Филд выкраивает каждый элемент фильма, как части дорогого костюма Тар. Но в готовом костюме что ни шов, то залом. Вроде бы умная, тонкая и образованная, Тар прикидывается, что никогда не слышала о Кларе Цеткин, рассказывает, что посвящение Альме — это «подсказка к загадке» Пятой симфонии, и призывает студентов интерпретировать непременно Бетховена и Баха, а не «краснеть под Кейджа». Злопыхатели вообще-то правы, когда язвят по поводу банальностей, которые она зачитывает на презентации своей книги («музыка — это непостижимый язык»). Но Бланшетт играет, как и заявлено, человека большого и сложного. Просто текст роли не по размеру.
Музыкальный гений Тар тоже под вопросом. Она не распознает таланта Ольги на слепом прослушивании и меняет оценку, только услышав завораживающий стук сапожек. А на втором слепом прослушивании — распознает. Будто чувства вернули ей слух и заставили расслышать виолончель Элгара. Но драться она все равно будет за Малера. Элгар — всего лишь сопутствующий сюжет, Малер — синоним слова «великий». Кроме того, Тар создает свою композицию, для любимой дочери, но от нее в фильме есть только несколько простых нот. Это просто «подсказка к загадке»: «Для Петры». Из всего неисчерпаемого Малера для завершения образа Лидии Тар понадобился один лишь трогательный синтаксис посвящения. Судя по этой драматургии, Тар самое место в любительском оркестре. На вершину она взошла не иначе как при помощи гипноза.
Сильнее всего «Тар» трещит по швам там, где кино говорит о кино
Драматургия крушения «великой Тар» начинается с кадра, где две женские ножки наступают на винил Пятой симфонии Клаудио Аббадо: стильную обложку, из множества других стильных обложек, Тар выбирает в качестве образца для собственного винила, отчего-то оттолкнув в сторону своего кумира Леонарда Бернстайна. А заканчивается в отчем доме, где Тар рыдает уже под запись Бернстайна, вспоминая, что «музыка — это чувства» (еще один трогательный выбор, а вот за Аббадо обидно). Рыдает по своей непонятости, пока невесть откуда взявшийся брат, мутный тип, будто пришедший из старых фильмов Филда, не заявляет, что она «не знает, откуда пришла и куда идет». После таких укоров Лидии Тар, разумеется, ничего не остается, кроме как отправиться на азиатские задворки за очищением души и желудка. В финале она — совсем одна, в наушниках, великая и непреклонная, но окруженная ненавистными ею «роботами». Инди-трэш воистину вечен.
Если кто и подставил Лидию, то это режиссер
Сильнее всего «Тар» трещит по швам там, где кино говорит о кино. Ролик с мастер-класса мог быть получен только одним способом: если бы все студенты одновременно, с разных ракурсов, снимали речь Тар. В исходной же сцене все студенты внимательно слушают, и смартфонов ни у кого из них нет. Смартфон обретает черты чудища, сверхъестественного и вездесущего. Но драматургию этого превращения Филд не прописывает. Кто только не преследует Лидию Тар — и внешние враги, и внутренние демоны, — и на всё, что делает «бу» (будь то запустившийся сам по себе метроном или крики в парке), она реагирует неуклонно. В отношении же невозможного монтажа несуществующих съемок ее речи режиссер актрисе такой задачи попросту не дал. Она ни разу не играет, что гэджеты, оказывается, тоже инфернальны, причём не меньше, чем сталкерская собака. От видений Тар бежит так, что расшибает лоб; на скандальные ролики, снятые не пойми как, — всего лишь злится. Двусмысленный статус внутренней камеры — результат сбоя, а не метода.
Вряд ли Филд, когда-то сделавший трагическим героем педофила, а теперь, в эпоху cancel culture, снявший фильм о харрасменте, где «все не так однозначно», заодно с теми, кто подлым путем создает разоблачающие ролики. Но сбой с двойной съемкой мастер-класса трактуется как раз однозначно: студенты снимали, когда камера Филда — та же, что заглядывает в смартфоны в других эпизодах, — отворачивалась. Заодно здесь не Филд со студентами, а их камеры. Все они — инструменты доведения Тар до психоза. Этическое натяжение между монтажом и мизансценой иллюзорно, а вне этого натяжения вся сложносочиненная игра Бланшетт сводится к рыданиям и рвоте героини. Если кто и подставил Лидию, то это режиссер. Славный пианист с прищуренными глазами, который взялся за Большое Кино о Гении и бросил гения обратно в обывательский ад.
«Тар» мало что расскажет о связи музыки и власти, кроме того, что девушки в массажном салоне — это оркестр для дирижеров-абьюзеров. Но мастер-класс в Джульярде можно показывать актерам и лекторам. Обложка саундтрека получилась стильной, почти как у Аббадо. Бланшетт, уйдя в отрыв, орет под аккордеон веселую песенку для злых соседей. А где-то в старом доме, на маленьком экранчике древнего телевизора мерцает молодой Леонард Бернстайн. Всего остального в фильме Филда, как и раньше, вполне хватает для номинаций и наград.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса