«Чудо на Гудзоне»: Птицы, покайтесь!
«Аэробус» с горящими турбинами стремительно теряет высоту и, пытаясь развернуться над мегаполисом для экстренной посадки, врезается в частокол высотных зданий. С этим видением капитан Чесли Салленбергер (Том Хэнкс) просыпается посреди ночи, с ним же вдруг замирает посреди серого зимнего дня, окрашенного в оптимистические тона только новостью о том, что никакого кошмара на самом деле не произошло: не было ни трагического маневрирования между небоскребами, ни взрыва, ни жертв. Ни одной. Благодаря ему.
Накануне, 15 января 2009 года, капитан Салли посадил авиалайнер с двумя остановившимися — спасибо птицам — двигателями на Гудзон, а подоспевшие вовремя на паромах и вертолетах спасатели довершили его подвиг, вытащив из ледяной воды всех пассажиров и экипаж. В истории авиации не так много подобных прецедентов, но тут, наверно, стоит упомянуть, что нечто похожее произошло в Ленинграде 1963-го, когда на гладь Невы сел Ту-124 с 52 людьми на борту. Впрочем, представить себе, чтобы этим заинтересовались в стране, где придумывают «Экипаж», почему-то сложно. Разве что рискнет Александр Анатольевич Миндадзе, которого в то же время будет консультировать Георгий Николаевич Данелия.
Любой подвиг — это результат чьей-то халатности. Руководствуясь этим золотым правилом — пусть даже речь идет в большей степени о птицах, — сразу после приводнения Салленбергера берет в оборот специальная комиссия по авиационной безопасности, которая, собрав данные компьютеров и самописцев, утверждает, что героизм был несколько излишним, а взлетно-посадочная полоса (даже две!), куда мог дотянуть злополучный рейс, куда лучше приспособлена для приземления, чем река. Официальный разбор чудесной посадки, показанной с поразительным чувством саспенса (в кинозале вроде все знают, чем дело кончится, а сидят не дыша, словно к креслам ремнями прикрученные), — это остов фильма. К нему Иствуд прикручивает эпизоды разной степени необходимости, но все как один исполненные обстоятельного обаяния. Вот Салли бежит по сумрачному Нью-Йорку (что-то вроде Форреста Гампа на пенсии) и чуть не попадает под машину. Неудобно могло получиться. А вот смущенного героя от переизбытка чувств внезапно обнимает управляющая нью-йоркским отелем. Смущение в гримерке перед шоу Леттермана. Смущение в такси. И то же самое в баре, где потчуют новым фирменным коктейлем «Чудо на Гудзоне»: водка Grey Goose и брызги воды (боже, какая гадость!).
Без крыльев примороженный благородной сединой Салленбергер чаще всего столбенеет, и за эти моменты постшокового ступора, которые ритмически организуют эффектную, но простую историю спасения в джазовую импровизацию с совершенно невозможным для голливудского кино финалом, Иствуда хочется расцеловать. Трехактные схемы и инструкции для сценаристов, катитесь к чертям. А как Хэнкс-Салленбергер разговаривает по телефону со своей женой! Сколько странной пристыженной нежности в этих мычащих обсуждениях писем из банка, который, конечно, намного опасней стаи идущих встречным курсом канадских гусей.
Пытка бытом, столкновение со славой. Этот сущий кошмар жизни. Все это на земле. «В небе все легче», — говорит второй пилот Скайлс (Аарон Экхарт с чудной сапожной щеткой по носом). И действительно — легче. Об этом Иствуд, увлеченный вертолетами и получивший 25 лет тому назад лицензию пилота, знает очень хорошо. «Там на высоте — ты всего лишь позывной, ты предоставлен самому себе», — говорил он в одном из интервью про свои полеты. Вся жизнь — это попытка держать высоту в абсолютной неизбежности снижения. Что такое экстренная посадка, Иствуд тоже хорошо знает: во время армейской службы его самолет сел на воду, и чтобы спастись, нужно было проплыть пять километров до берега. Сцена приводнения собрана на живую из этой памяти и памяти 155 спасенных из Гудзона.
Есть соблазн увидеть в главном герое «Чуда», который искренне презирает компьютеры, полагаясь исключительно на сорокалетний опыт и глазомер, черты самого режиссера, стиль которого вроде бы прост, но совершенно неподражаем и невоспроизводим в рамках современных голливудских продюсерских технологий. Слушаниями по «рейсу 1549» Салли управляет не хуже, чем самолетом: манипулирует экспертами, находит правильные слова для ответственных лиц, знает, когда уйти на перерыв. «Не знаю, как ты, а я чертовки горд за нас», — довольно мурлыкнет он на выходе из зала своему второму пилоту. Обычно с таким же удовлетворением авторы смотрят в затылок охающей и ахающей в строго определенных местах аудитории. Иствуда ни глазомер, ни природное чувство ритма не подводят: 200 с лишним секунд нештатной ситуации разворачиваются в полнометражный фильм, давая зрителю на ощупь прочувствовать тягучую текстуру времени. «Приготовьтесь к удару, приготовьтесь к удару, приготовьтесь к удару», — твердят стюардессы, но за ударом не следует никакой катастрофы — только долгий вздох облегчения, который и фиксирует режиссер.
