Северноебутово — «Как спасти мертвого друга» Маруси Сыроечковской
Европейская киноакадемия объявила список претендентов на награду в номинации «лучший документальный фильм». Среди номинантов — «Как спасти мертвого друга Маруси Сыроечковской, ставший для нас одним из важнейших фильмов последнего времени. Для только что вышедшего «Сеанса» о нем написала Ксения Рождественская. Журнал можно заказать у нас на сайте.
Жила-была девочка Маруся. 31 декабря 1999 года, когда Марусе было десять лет, ей подарили видеокамеру и научили: снимать надо то, что движется. Ее первые съемки: уставшие родители, которых она все время просит улыбнуться, коты, новогоднее обращение президента: «Я ухожу в отставку».
То, что движется.
СЕАНС – 83
В шестнадцать лет, в последний, как она думала, год ее жизни, она познакомилась с Кириллом, он же Кими. Он пил чай с десятью ложками сахара, она пила только алкогольные энергетики. Он прогонял телеги про то, что во времена Александра Македонского не было концепции горизонта, а она не выпускала из рук видеокамеру. Он смешил ее под плакатами Курта Кобейна, она играла в какой-то группе. Они поженились, назвали первого кота в честь Йэна Кертиса, ходили за закладками, хоронили друзей, посещали протесты и массовые гулянья, разошлись, продолжали дружить и снимать друг друга на камеру, Кими принимал все возможные наркотики во всех возможных комбинациях, лежал в дурке, Маруся к нему ездила, потом он вышел из дурки. Потом умер. Она подумала и сделала из ста пятидесяти часов записей их жизни фильм «Как спасти мертвого друга». Такая история.
Кими получит цифровое бессмертие
История, во-первых, про миллениалов, «тихое поколение», которым в детстве было нечего есть, кроме сахара, а в юности было что принимать помимо сахара. Продюсер фильма Ксения Гапченко, объясняя, почему это кино отзовется в миллениалах, говорит: «Многие из нас так и не научились жить. Взрослеть».
История, во-вторых, саморазрушения. Наркотики, селфхарм, адреналин, взрывающийся в мозгу, как новогодний салют над башнями Кремля. Андрей, брат Кими, за время съемок превращается из нормального мужика в развалину, в тюрьме отдыхает, как в турецком отеле, о клинической смерти вспоминает с нежностью. У всех в этом фильме депрессия, которую не лечат, а залечивают или пытаются заполировать адреналиновыми приходами. Маруся рассказывает, чем она резала себя, или весело сообщает, что Кими снес все, что было в квартире, в ломбард. Созависимость — тоже саморазрушение.
Но в-третьих, это история любви. Маруся любит Кими и камеру, Кими любит наркотики и Марусю, Кимины родные — брат, мать, сестра — любят Кими и друг друга, президенты любят обращаться к народу, народ любит Россию.
И да, это история России и ее саморазрушения. Кими учился на истфаке, Маруся ходила на все митинги, и как, и куда все это делось, в каком болоте утонуло — вся эта история, весь этот бунт? Маруся не раз повторяет в закадровом тексте, порой излишне литературном, порой самозабвенно эпатажном: Россия — для грустных, мы живем во Вселенной для грустных, в Depression Federation, в Северном Бутове. «Кими говорил, что живет в филиале ада на земле, но в его голосе звучала гордость… Если у Вселенной для грустных и должен быть центр, то Бутово вполне сойдет».
Фильм о том, как все превращается в пиксели
«Как спасти мертвого друга» — это учебник новейшей истории Вселенной для грустных, начавшейся в середине нулевых и закончившейся в середине десятых. На экране то и дело мелькают какие-то значимые массовые сборища тех лет: демонстрации после убийства Политковской, дикие народные гулянья по поводу футбола, демонстрации с плакатами «Свободу политзаключенным», автозаки. Маруся Сыроечковская рифмует тот селфхарм с этим, ту любовь с этой, иллюстрирует перечень наркотиков фотографиями задержания несогласных, надеется, что у них с Кими все может быть так же классно, как у сборной России на Евро-2008. Когда Кими готовится сделать себе укол, телевизор радуется: «Манипулятор держит флаг Российской Федерации… Все! Установили флаг Российской Федерации на дне Северного полюса! Есть контакт!» Если у Северного Бутова и должен быть центр, Северный полюс вполне сойдет.
Сыроечковская, выпускница школы Марины Разбежкиной и Михаила Угарова, хорошо понимает, что она делает с героем, с миром и с собственной памятью. Нельзя спасти того, кто не хочет спасения, можно только быть рядом. Но и смотреть, как близкий человек развоплощается, невыносимо. Поэтому она прячется за камеру, делегирует камере право бесстрастного наблюдения. Камера становится манипулятором, заполняющим очередной слот в Марусиной памяти. Потом, через сколько-то лет, Маруся вернется к этим записям с гениальным монтажером, сирийцем Кутайбой Бархамджи, живущим в Париже, и превратит прожитую жизнь в ромком, в «На игле», в «Гуммо». Кими получит цифровое бессмертие.
Сыроечковская — специалист по топологии депрессии. Коридоры какого-то клуба и их медленные обитатели, лестничные клетки, выкрашенные недостаточно зеленым, окна панельки напротив. Она фантастически работает со звуком, основывая свой фильм не только на знаковых треках — «Дубовый Гаайъ», Joy Division, Валерий Меладзе, нет, я не издеваюсь, и она тоже не издевается, — но и на несовершенстве человеческого тела. Вот какой-то концерт, Кими самозабвенно что-то рассказывает, но музыка его заглушает, и Маруся за кадром говорит: «Это был один из тех концертов, на которых надо орать, чтобы тебя услышали». Или один из сильнейших моментов фильма: Кими, то ли заматеревший, то ли уже расплывающийся, рассказывает на камеру о своей клинической смерти, фоном идет постоянный лязг приглушенной музыки. Кими тушит сигарету, открывает окно — проветрить, и музыка резко становится тише. Как будто, открыв окно, он впустил немножко тишины.
Россия выходит на улицу и кричит
Это фильм резких решений: никакого российского финансирования. «Хотелось найти людей, которые разделяют наше творческое видение и отношение к кинематографу, — говорит Ксения Гапченко, — и я таких людей не нашла в России». Никакой слабости, почти никакой боли: один раз только Кими плачет и жалуется, и то Маруся уверена, что он делает это не для нее, а для камеры. Смесь жанров и стилей, простроенная и сильно действующая композиция: в начале — бодрый клип, потом фильм еще немного хорохорится, потом начинает тонуть — чтобы в финале упасть в небо.
Вот очередной Новый год, после которого «все превратится в bad trip». Нежнейшая семья Кими — мать, брат и сестра — сидят рядом под очередное новогоднее обращение, на этот раз Медведева; они одинаковы, как близняшки в «Сиянии», они любят друг друга, как мама любит героя «Гуммо». (Та сцена, когда герой «Гуммо» ест спагетти в ванне, а мама моет ему голову, — где-то на стенке за героем приклеен весь фильм Маруси Сыроечковской, где-то на дне его ванны съежилось все Северное Бутово.)
После этого Нового года история начинает буксовать, гениальные и безумные идеи как-то смешиваются, новогодние обращения становятся одинаковыми копошащимися пикселями1. «Как спасти мертвого друга» — это фильм о том, как все превращается в пиксели.
Снимать надо то, что движется. Вот ураган, например, или человека, направляющегося прямо к смерти, или отношения, которые идут к концу. Вторая половина фильма — то, что уже не движется, а так, подергивается. Маруся пробует подвешивание на крюках и едет в Штаты, где мечтает о Северном Бутове. Кими решает сдаться в дурку, чтобы не платить за таблетки, а потом объясняет: врачам надо говорить, что все хорошо, и тогда через двадцать один день, возможно, выпустят. Россия выходит на улицу и кричит: «Свободу политзаключенным!», садится в автозаки и больше в кадре не появляется; аналогию проведите сами.
1 Надо сказать, что новогоднее выступление президента есть чуть ли не в каждом втором из заметных российских доков последних лет (навскидку только в 2021-м: «Остров», «Куда мы едем?», «Под наркозом», «Горбачев»). Не то свидетельство остановившегося времени, не то что-то вроде Wilhelm’s scream.
После ухода близких память становится монтажером
В очень многих фильмах shooting — съемка — уравнивается со shooting — стрельбой. Маруся Сыроечковская снимает фильм о том, что saving — сохранение на жесткий диск — в некоторых случаях равно saving — спасение.
Маруся Сыроечковская: «У тебя есть власть только над разрушением себя»
После ухода близких память становится монтажером, превращая совместную жизнь в ромком или триллер, придавая ей смысл, впуская в нее тишину. Она отворачивается от моментов, когда близкие показывали себя слабыми и жалкими.
«Как спасти мертвого друга» — история, в конце концов, о том, с какой готовностью разрушается, расползается, не чувствует боли, ложится в гроб человеческое тело. И тело страны. И как его спасти? Вот так — нажать кнопку save, оно останется живым, останется пикселями на экране, можно протянуть виртуальную руку и погладить.
Это фильм не о том, что было у Маруси и Кими, не о том, что было у России, а о том, как мы все это будем помнить. Не земля под ногами (и под ногтями), а бескрайнее Бутово, цифровая шевелящаяся тьма. То, что движется. То, что нужно было снимать.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса