Жизнь на бумаге — «Большая секунда» Виктора Шамирова
И еще немного сериалов: на платформе Start лежит авторский сериал Виктора Шамирова, рассказывающий о запутанных отношениях двух сценаристов, которых играют сам режиссер и его соавтор Ольга Мотина-Супонева, и придуманных ими героях (Дмитрий Лысенков и Евгения Борзых). Почему «Большую секунду» не стоит упускать, рассказывает Юрий Михайлин.
Ростислав идет по улочке провинциального городка. Он расстался с женой, негде жить, а перспективы с работой туманны. Вероятно, придется уехать обратно в Белую Калитву и хотя бы на время забыть о карьере кинокомпозитора. По другой стороне улицы вровень с Ростиславом идет Арина. Она крайне взволнована: ее отношения с мамой и близкой подругой совершенно испорчены, а любимому человеку она, кажется, только вредит.
Ростислав и Арина живут «в своих ситуациях» (как сказал про себя Ростислав), хотя у них есть и общая — ситуация игры, которая вышла из-под контроля. Они сильно этим обременены, но, если отвлечься, идти по улице очень приятно: замечательный летний Серпухов, солнце, уютные двухэтажные домики, приветливые деревья. Дорога идет чуть вверх, поэтому шаги даются с некоторым трудом.
Можно любить героев, но не человека.
Арина и Ростислав взволнованы, но при этом не вполне существуют. Их придумали Костя и Кира. Он — опытный сценарист, она только что написала свою первую серию-пилот «Большая секунда». Сначала была придумана только Арина, а Ростислав должен был появиться в первой сцене на пару минут и исчезнуть навсегда. Но вот уже десятая серия, а он все еще страдает, не понимая, что его вообще не должно было быть.
Кира и Костя сидят в студийной комнатушке для сценаристов, там только стол, несколько стульев, пустые стены и прилепленный скотчем листок с паролем от вайфая. Костя и Кира не хотят там быть, но за тринадцать серий лишь пару раз выходят к кофейной машине. Они не хотят работать вместе, мешает и общее прошлое, и невнятное настоящее, и то, что Кира сочинила банальную историю, но ей нужны деньги, и поэтому она советуется с Костей. И тот, ругая сценарий, вдруг видит в одной из сцен возможность живого развития, это его цепляет. В итоге пилот переписан, его утверждают, и это дает Косте и Кире возможность работать дальше, а Арине и Ростику быть написанными и просто жить.
Сочиняемый сценарий драматургически интересен: в любовных историях обычно более-менее прямое развитие событий, а что будет, если финал переставить в начало? Многое зависит от жанра. Арина и Ростик, кажется, живут в комедии (хотя, может, и не такой уж смешной), что-то хорошее почти предопределено.
Но интрига не так важна, как созданный мир и герои. Очаровательный маленький город, внимательно, подробно и любовно воспроизведенный быт. Ужасно раздражающие и потому очень живые персонажи, которые местами дико бесят (хотя именно это помогает их понять).
Сложно вспомнить истории, в которых сценарная профессия была бы показана так рутинно, прозаично и в то же время поэтично.
Здесь, в отличие от предыдущих своих фильмов, Шамиров полностью уходит от театральности в игре актеров, добивается сдержанности. Актерские работы очень сильные, с массой нюансов и тонких, точных реакций. И второстепенные, и эпизодические персонажи хорошо продуманы (незабываемое появление Сергея Белоголовцева).
Несмотря на общую комедийную интонацию, под конец сериал уходит в сторону трагедии. Но не все здесь так безнадежно, как может показаться. Само наличие параллельной истории и склеек между ними дают удивительную свободу: когда одиночество и отчаяние на летней улице становятся предельными, можно переместиться в душную сценарную комнату, когда не получается совладать с собой уже там, можно снова оказаться, например, в классе музыкальной школы. Некоторые сцены обрываются на полуслове, стыки контрастных эмоциональных состояний создают очень объемный эффект, а иногда дают возможность показать обратную сторону творческого процесса, мотивы авторов.
Интересны и отношения, в которых находятся два созданных мира. Это две модели сочиненного (история Ростика и Арины) и «реального» мира. По мнению Кости «жизнь открыта и слишком сложна», разомкнута и бессмысленна, смысл есть только в историях, которые создаются в утешение, и без них жить было бы невыносимо. А еще истории учат понимать и любить. Можно любить героев, но не человека.
Эти тринадцать серий, возможно, лучшее из снятого Шамировым.
На стыке этих моделей появляется странная свобода, позволяющая не погружаться в полной мере ни в одну из них (особенно интересно, что «реальный» мир тоже сочинен). Созданная конструкция позволяет интересно и без романтизации рассказать о работе сериального сценариста, творчестве, соавторстве, случайности и судьбе, бессилии и преодолении кризисов, компромиссах и поиске свободы. Сложно вспомнить истории, в которых сценарная профессия была бы показана так рутинно, прозаично и в то же время поэтично. Творческий процесс — просто работа, но где-то в его глубине иногда случается магия (о чем часто не помнит и сам сценарист).
Так произошло и со второй «Большой секундой», сериалом Виктора Шамирова и Ольги Мотиной-Супоневой. Сделанные слишком быстро (режиссер рассказывает, что график пришлось перекраивать из-за пандемии, а часть материала переснимать по две серии в день из-за замены актрисы), эти тринадцать серий, возможно, лучшее из снятого Шамировым.
В грандиозном (и одновременно скромном) финале оказывается, что в мире сериала есть нечто более важное, чем счастливая или несчастливая развязки. Даже если написанный героями сериал никогда не снимут (или, что еще хуже, снимут плохо), созданный двумя героями мир останется самоценен. Главным элементом магии оказывается соавтор, а смыслом бессмысленной реальности — сомнения, страдания и радость самого процесса совместного творчества.
Читайте также
-
Обладать и мимикрировать — «Рипли» Стивена Зеллиана
-
Альтернативная традиция — «Звуковой ландшафт»
-
«Когда возник Петербург, всё сложилось» — Дарья Грацевич и Карен Оганесян о «Черном облаке»
-
Страх съедает Сашу — Разговор с Александром Яценко
-
«Ковбой из Копенгагена» Николаса Виндинга Рефна — Wanna Fight?
-
Все (не) напрасно — «Королевство: Исход» Ларса фон Триера