В своем репертуаре. «Всё могу»
Всё могу. Реж. Терри Джонс, 2015
Великобритания, режиссер Терри Джонс, в ролях Саймон Пегг, Кейт Бекинсейл, Санджив Бхаскар, Роб Риггл, Эдди Иззард
В 1972 году с космодрома NASA стартовала ракета «Пионер», на борту которой находился особенный груз — космический зонд, способный покинуть пределы Солнечной системы. Цель запуска зонда — установка контакта с внеземными цивилизациями, если таковые имеются. Зонд содержит информацию о планете Земля, ее ресурсах и среде обитания, а также фото- и видеоматериалы, демонстрирующие разумность и добрую волю людей, их открытость к межзвездному диалогу.
А теперь переходим к совершенно другим темам: поднос с бокалами шампанского. Шампанское пенится, перчатки официанта сверкают белизной, камера совершает вальсирующий отъезд, скользя по богато орнаментированным декольте женщин в высоких прическах и взрывающихся аплодисментами мужским ладоням, чтобы завершить свою торжественную панораму общим планом нарядного собранья, готового к кульминации церемонии вручения литературных премий.
Именно таким кадром, после пролога с телевизионной хроникой и титров идущих под вальяжную эстрадную песню на фоне космических тел, мимо которых проплывает зонд, открывает свою новую комедию «Всё могу» комик из команды «Монти Пайтон» Терри Джонс, и так начать фильм, сразу с пузырьков игристого и аплодисментов, может позволить себе только старый мастер. Ну, или, перефразируя отечественную комедийную телеклассику, «так входят только истинные миллионерши».
Нужно действительно иметь нахальство, чтобы впускать в свой фильм сразу под фанфары, как на праздник. Джонс-режиссер девятнадцать лет не решался замахнуться на полный метр, с тех пор как его «Ветер в ивах» оказался не более чем буквоедской экранизацией сказки Кеннета Грэма, словно выточенной под теледосуг именно тех самых престарелых британских пожирательниц булочек с чаем, потешаясь над менталитетом которых в молодые годы Джонс в компании «Пайтонов» и создал себе репутацию пионера телеабсурда, и я счастлив доложить, что в этот раз он полностью оправдал аванс такого пролога. «Всё могу» — полтора часа безудержного смеха и чистой школьнической радости от того, что попал в кино на комедию, которые режиссер сворачивает не менее элегантным жестом, когда переругавшиеся за фильм насмерть соседи по лестничной площадке высовываются из-за надсадно захлопнутых дверей, чтобы воровато условиться о совместном ужине через час. И если первый план кажется слишком наглым, чтобы ему поверить, поверить, будто в наши дни такая комедия возможна, то последний не вызывает уже никаких возражений: да, после такого кино — только за стол, несите нам всё, а мы будем выпускать колечки дыма, звенеть приборами, хохотать и любить друга друга.
Такой фильм, по-моему разумению, и есть высший пилотаж, на поиски которого я отправился в этой рубрике три месяца назад, и, дойдя до Бонда, отчаялся уже его найти. Но, как всегда, нужно дойти до отчаяния, чтобы стал свет (какой же все-таки дурак включил отчаяние в список смертных грехов? Хотя, там еще гнев и чревоугодие — те еще кандидаты). Фильм про сегодня. Фильм, который всю дорогу смотришь на эмоциях. Фильм, где интересно, что за следующим поворотом. Фильм, глядя который не отвлекаешься на такие пустяки как а) как он сделан, б) где проходят культурные аналогии. Раз не отвлекаешься — значит, он сделан именно так, как надо; вспомните, что сказал Билли Уайлдер студентам ВГИКа в 1962-м: самое досадное происшествие в мировом кино — операторская работа в картине «Летят журавли». Так что где у него шов, не скажу — спрятан изящно, да и забывался я слишком в весельи, чтоб за таким следить, но мимо двух потенциальных опасностей картина 73-летнего постановщика просвистела без оглядки: фильм не паразитирует на собственных пайтоновских наработках и легендах 45-летней давности и не приготовлен по поваренной книге «Классические комедии Голливуда 1930-1940-х», которую так хотелось отобрать и спрятать навсегда — вместе с очками — от Богдановича, глядя этой весной его почти совсем прекрасную, но под грузом соблюдения киноэтикета так и не взлетевшую воздушным шариком чистого развлеченья «Мисс Переполох».
Все же есть одна ниточка, которая тянется к «Всё могу» из прошлого, но она — не от родословной комедии, а от родословной, пожалуй, социального самочувствия зрителя, к которому адресована. (Оговорюсь: на сайте «Кинопоиск» у пользователей то и дело выскакивают аналогии с «Брюсом Всемогущим», потому что во «Всё могу» инопланетяне, которых зонд все-таки нашел, наделили желания главного героя способностью тут же исполняться, но такая родословная, по-моему, еще включает Емелю, и вообще — племя, которое дожило до наших дней вне этой родословной, придется шибко въедливо поискать). В 1973 году режиссер Филипп Де Брока сделал маленькое чудо — «Великолепный», редкую ленту, которая обрела статус одновременно и всенародно любимой, и культовой, причем, по обе стороны Берлинской стены, в том числе у себя во Франции. Что касается культовости, то она достигла вопиющих размахов, когда одиннадцать лет спустя Роберт Земекис указал «Великолепного» как юридически узаконенный источник вдохновения своего «Романа с камнем». В «Великолепном» Бельмондо кашлял за замызганными окнами, строчил книжки и безответно вздыхал по соседке-студентке философского факультета, потому что внешность ей одолжила красавица Жаклин Биссет, а студентка, в свою очередь, ценила в себе прежде всего интеллект и использовала его книги в своем дипломе как продукты характерных для текущего исторического момента девиаций массового сознания. Во «Всё могу» Саймон Пегг играет школьного учителя, который пишет роман и вздыхает по красавице-соседке, работающей литературным критиком, и пытается заинтересовать ее, рассказывая про свой роман во время случайных встреч на лестничной клетке, но на ее вопросы, на какой вы главе, начинает что-то мямлить про «деление на главы — прошлый век» и «хочу, чтобы читатель влип в поток сознания», на что получает ее ироничное: «Как в фэйсбуке?» 42-летняя Кейт Бекинсейл, которую я прежде узнавал, только если титры с именами актеров шли в начале, здесь выглядит и играет так же победоносно, как Рэкуел Уэлч в «Чудовище»; пару лет назад такое же чудо произошло с Натали Портман в «Храбрых перцем», которых, к сожалению, мало кто видел. Интересное дело — некоторым унылым актрисам, которые кажутся неотличимыми от кирпичной стенки, хорошая комедия становится как поход к светилу косметологии и предложение выйти замуж за миллиардера, выпавшие в один и тот же день, и Бекинсейл во «Всё могу» оказалась их верховной жрицей.
Возвращаясь к героям — он вообще-то уже написал кое-что, но третью главу сожрала собака, а в школе он часто отсутствует по причинам разного толка — то время забыл перевести, то в пятницу думал, что суббота, то встречался с Далай-ламой, вот даже фото (к несчастью, на том же фото оказывается покойный Майкл Джексон). А критикесса работает на мымру (Джоанна Ламли, помешанная на Вивиан Вествуд оторва из сериала «Красиво жить не запретишь»), чья задача — не давать адекватные литературные обзоры новинок, а создавать скандалы и сжирать с потрохами тех, кто слишком на коне, возвышая тех, на кого никто б и не посмотрел, короче, включать мадам Вердюрен на полную мощность. И когда двое 40-летних сталкиваются в магазинчике на углу, она после очередного профпозора плачет, держа в руках банку маринованных огурцов, а он, только что отлеплявший перед походом в кассу со своих покупок новые ценники, наклеенные после очередного повышения цен поверх старых, сочувственно кивает: «Цену на селедку вы уж лучше даже и не смотрите».
«Великолепный» вышел в разгар острого финансового кризиса и после студенческой революции, сильно подорвавшей чувство равновесия в обществе, обретенное было после войны. В случае со «Всё могу» — сами знаете, жизнь дорожает, технологические скачки не дают за ними угнаться; то, что вчера еще было стабильным рабочим местом, сегодня — и не место вовсе, и в первую очередь это касается гуманитариев. Немного ленивых, откладывающих на потом — именно они и составляют постоянную и саму преданную публику кинотеатров, где их утешают, забавляют, отвлекают философскими абстракциями. У них разные вкусы и интересы — одни, грубо говоря, пойдут смотреть вот этих навороченных «Франкенштейнов» и «Гамлетов», другие — только Медема, третьи вообще ничего новее 1956-го не посмотрят под дулом пистолета. Но хорошую комедию, тем более про себя, смотрят все. В итоге получается народное кино для поклонников культового — эксклюзивный жанр.
Так что «Всё могу» — это еще и фильм, который не воротит нос от правды и обстоятельств текущего момента в жизни подрастерявшихся и не сильно обнадеженных людей. Фильм, который предлагает посмотреть на эту правду и эти обстоятельства ясно и доброжелательно, потому что все равно сейчас нам с ними жить. И даже — фильм, выполняющий наиглавнейшую из сверхзадач в искусстве, как я ее себе вижу. Эту сверхзадачу я объясню на примере. Помните, когда телевизоры были в форме ящиков и если они начинали барахлить и показывать с помехами, то почему-то всегда помогал один способ — трахнуть со всей силы кулаком по верхней стенке, и картинка сразу собиралась в фокус. В случае людей этот способ помогает с истериками. Ну, а сверхзадача искусства — это и есть такая кувалда для нашей башки, чтобы всё, что заползло туда через радиоволны, телеканалы, интернет-потоки и разговоры окружающих вылетело через уши, как пар, и остались бы только мир какой он есть и твои ясные глаза, на него взирающие: и тогда ты четко видишь, что вот это — ты, вот это — всё остальное, и всё путём и на своих местах, пошли жить дальше. Вот такой кувалдой и является фильм «Всё могу».
И вот еще что. Одно из главных действующих лиц фильма — собака; в оригинале ее озвучивал Робин Уильямс, это стала его последняя работа в кино, и на финальных титрах вы даже сможете послушать его оригинал, но русский дубляж, я вам скажу, отличный. Именно собака в прологе смотрит по телеку хронику про запуск зонда, возникнет она и эпилогом, и единственное, что поймут инопланетяне про Землю, что «Собака — зло!» Меня это навело вот на какую мысль: а что если инопланетяне тогда наткнулись на корабль с Белкой и Стрелкой? Что если они увидели, что есть еще разумные существа, которые научились выходить в космос, подлетели к ним поближе, попытались войти в контакт, а в кабинете сидят и управляют вон кто? И с ними аудиозапись: «Дарахие таваришчи иноплянетяне, ц!» Может, финал картины Джонса не такая уж фантастика? Может, инопланетяне были, просто их истребила собака?
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса