«Богемская рапсодия»: Фред is dead
Очень трудно жить на свете перебравшемуся в Лондон восточному юноше Фаруху Булсаре (Рами Малек). Мать волнуется, отчего он все без девушки, да без девушки. «В жизни ты ничего не добьешься», — вздыхает отец. «Не зевай, пакистанец!» — кричат герою в аэропорту, где он корячится грузчиком. Но какой он им пакистанец, он парс. «Не с такими зубами», — отвечают заштатные рокеры, когда Фарух предлагает себя на должность вокалиста. Но молодой человек (у которого, отчасти благодаря экстравагантному, как и все в нем, устройству челюсти, мощный вокальный диапазон) берет ноту-другую, превращается в Фредди Меркьюри и за считанные экранные минуты мир ковровой дорожкой устилается к его ногам. Все великие группы велики по-разному — схожими их делают посредственные биографы.
Небо — голубое, вода — мокрая, фильм, укомплектованный шлягерами Queen (наверное, самой киногеничной, а потому востребованной на большом экране рок-музыкой на свете) не может быть совсем уж плох. С песнями в «Богемской рапсодии» все закономерно окей — ведь звуковой дорожкой заведовали деятельные и по сей день «квины» Брайан Мэй и Роджер Тейлор. После просмотра эта музыка будет с вами если не вечно, то надолго. Со всем прочим поплоше — опять-таки, кажется, из-за Мэя и Тейлора, которые исключительно музыкальным продюсированием не ограничились.
В числе возможных постановщиков фигурировал Финчер. Основным кандидатом на главную роль числился Саша Барон Коэн.
На пристрелочном этапе грядущая «Богемская рапсодия» рисовалась если не проектом мечты, то главным хитом осени и событием по-настоящему непредсказуемым. В числе возможных постановщиков фигурировал Финчер. Основным кандидатом на главную роль числился Саша Барон Коэн. Между ним и покойным Меркьюри очевидно не только внешнее, но, рискну предположить, творческое сходство. Например, для обоих эксцентриков хождение в шоу-бизнес стало не только поводом «покурощать» почтенную публику, но и терапией по части борьбы с собственными комплексами. Плюс если не калибр, то сопоставимая яркость талантов.
Консультации с Мэем и Тейлором были, по словам актера, занятными. Музыканты Коэну: «А в середине фильма Фредди умирает», — «Ого. Как в „Криминальном чтиве“, где середина — это финал, а финал середина? Круто», — «Нет. Оставшееся время группа пытается справиться с этой потерей». В общем, не договорились. Место режиссера занял Брайан Сингер, крепкий ремесленник небуйного нрава, место Коэна — Рами Малек. Но и Сингер надолго сбегал с проекта, как Фредди в Мюнхен, и в итоге кино доделывал Декстер Флетчер.
Сталин здорового человека категории R.
От коммерчески самоубийственной концепции «Фред is dead, но мы держимся» кураторы в итоге отказались. Смерти нет вовсе, а финал пускай и выглядит неоправданно пухлым выпуском шоу двойников «Один в один!», однако это лучше, чем поэма без героя. Но и предложенный Коэном сумрачно-реалистический взгляд на биографию Меркьюри не пришелся ко двору. А ведь «Диктатор» позволяет представить, как Саша обыграл бы многочасовые бдения, на которых певец не только потчевал гостей веществами, шампанским и «Столичной», но и вынуждал ночь напролет пересматривать концертник Принца. Плюс свойственная позднему Меркьюри (и не вовсе лишенная оснований), паранойя, что все вокруг его используют, и готов пышный и трагический образ гениального властного фрика; Сталин здорового человека категории R.
Не сложилось.
Рами Малек, меж тем, не портит борозды, добротно выводит главную партию и играет не исключительно накладными зубами. Но не Барон.
Если сравнивать «Рапсодию» с альбомами Queen, то перед нами не феерический и многогранный эксперимент A Night at the Opera, и не лебединый гимн Innuendo, а скорее Made in Heaven, скомпонованный из демозаписей и сведенный уже после смерти вокалиста. Вот только песни, зализанные до прозрачности, совсем никакие — голые стандарты.
Могли бы добавить: а еще после твоей смерти мы снимем о тебе, таком ярком, самобытном и неистовом, никакущее кино.
Без демонстрации темной стороны кумира не обходится. Нас приглашают на вечеринку с навьюченными кокаином карликами (сколь легендарную, столь и, если верить воспоминаниям близких, вымышленную). Но ненадолго и, кажется, только с душеполезным намерением показать, как остальным участникам группы вот это всё не нравится: «У нас жены, дети». О гомосексуальности Фредди рассказано без экивоков и со всей художественной толстотой. Во время телефонного разговора с невестой Мэри (Люси Бойнтон) Фредди еще как-то удается отвести тяжелый взгляд от задницы бредущего в туалет дальнобойщика. И даже насильный поцелуй менеджера Пола Прентона (Аллен Лич) в момент сочинения Love of My Life не окончательно вышибает героя из гетеросексуального седла: «Я написал ее для Мэри» — «Как скажешь». Но все уж ясненько-понятненько. В том числе и российской публике; а для многих наших зрителей, судя по реакции зала на первых показах «Рапсодии», ориентация героя стала большим ахтунг-сюрпризом.
Плохим в себе Меркьюри обязан главному по фильму злодею Прентону, до некрасивого расставания с которым герой доверял всем встречным усатым, но после — преимущественно котам. А всем хорошим, включая творческий дар и славу — соратникам по группе. Чтобы на этот счет не возникло сомнений и разночтений (им в картине нет места в принципе), есть ключевая сцена, в которую закадровые Мэй, Тейлор и Дикон, кажется, вложили все задетые пребыванием в тени фронтмена чувства. Изможденный многомесячным мюнхенским загулом и провалом сольного альбома Фредди приползает проситься обратно в группу и в нелегкой и принужденной обстановке («Ты зачем его сейчас отослал?» — «Просто так») соглашается на все встречные условия.
Могли бы добавить: а еще после твоей смерти мы снимем о тебе, таком ярком, самобытном и неистовом, никакущее кино. И добавили. И сняли.
Читайте также
-
Мой друг Фридрих Эрмлер — «Улыбнись!» Марианны Киреевой
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли