Юрий Михайлин

19 / 06 / 2021

Твой внук Роман Лапшин — «Портрет» Билли Минтца

О показанном на открытии фестиваля «Докер» фильме Билли Минтца «Портрет» пишет Юрий Михайлин. На что на самом деле похож этот документальный арт-триллер? Что движет его героями и авторами?

В детстве Роман хотел стать художником, как дедушка, и поделился с ним своей мечтой, но тот сказал: «Нет, ты не хочешь стать художником» — «Но почему?» — «Потому что за это не платят». Ладно, не хочу — решил Роман.

Роман переехал с родителями из Израиля в Канаду и тринадцать лет не был на родине. В 2011 году, когда Роману было 16, дедушка умер. Роман сильно переживал его смерть и начал больше думать о его судьбе и наследии. На стенах дома у Романа висит много дедушкиных работ, и внук опечален тем, что при дедушкиной жизни у него не было ни одной выставки, и никто, кроме семьи, не знаком с его творчеством. Роман очень хочет что-то сделать в память о дедушке. Но что? Организовать выставку? Издать каталог? Написать биографию? Роману приходит идея получше: нужно найти кого-то, кого можно было бы объявить виновным в дедушкиных неудачах.

Идея очень заманчива: Роман помнит, как дедушка рассказывал ему о каком-то человеке, на которого работал, кажется, в этих рассказах была затаенная обида. «Я не запомнил никаких сказок из детства, но помню эту историю. Это было первое, что я на самом деле усвоил. Потому что я только начал взрослеть. Для меня он как большой серый волк или баба Яга из русских сказках», — говорит Роман, и оказывается, что какие-то сказки он все-таки помнит.

Идея о том, что в жизни дедушки был темный злодей, оказывается связанной с очень личными, глубокими впечатлениями раннего подросткового возраста, когда он тянулся к деду, но общение было затруднено переездом в другую страну. И теперь эта идея получила двойную подпитку. Во-первых, обида на дедушкины злоключения живет в его дочери, матери Романа. Во-вторых, (точно непонятно, когда и как) появилась идея сделать фильм об очевидном виновнике бед, которая очень вдохновила Романа.

Роман не лишен творческих амбиций. «Я провел большую часть своей 24-летней жизни, пытаясь понять, как я могу быть художником в современном мире», — первое, что он говорит в фильме. Получившаяся лента — это не просто попытка ответить на заявленный вопрос, но и возможность почувствовать себя в роли творца. Роман — ассистент Билли Минтца на фильме «Попечители» — берет большую часть интервью, во многих кадрах он за камерой.

Антагонист найден, но съемки, да еще и в разных странах — дело недешевое, поэтому необходима интрига, которую можно было бы продать. Пусть это будет очень личная история о внуке, который хочет узнать тайну, всю жизнь мучившую деда-художника, расследование о злодее, укравшем его имя и талант.

Расследование — динамичный жанр. Разоблачение — вообще великолепно. Хорошо подходит и облик злодея: это белый, успешный, обеспеченный, довольный собой и, как говорят, талантливый человек. Задача фильма — рассказать о нем «всю правду».

Чтобы сделать схему быстро узнаваемой и социально одобряемой, нужно немного ее дополнить. Помимо жертвы, злодея и тайны нужна многолетняя завеса молчания. Тут складывается удачно. Оказывается, есть еще израильская часть семьи. Она не хочет, чтобы «правда» раскрылась. Для завязки необходим контекст: важно, что в семье не принято говорить об этом, и старшие, особенно бабушка — против. Получатся отличные эпизоды, в которых Роман как представитель другого поколения попытается им объяснить, что «говорить о страданиях нормально». Важно, что члены семьи боятся. К сожалению, им никогда не поступало угроз, но если не будет страха говорить, не будет и эффекта преодоления молчания, и фильм лишится энергии. Поэтому Роман говорит папе: «Вам так долго говорили молчать» (на самом деле — ни разу). К счастью, некоторые боятся сами по себе, ведь «у нас тут внуки, дети, а он может нанять кого угодно». И еще: «Ты видел его глаза? Как будто он немножко…» Это хорошая фактура: страх подпитывает тайну и образ темного человека, который все глубже укореняется в сознании Романа.

Роман очарован этой тенью. В фильме происходит своего рода борьба за нее. «Почему никто не хочет со мной говорить о нем?» — восклицает Роман, хотя на протяжении полутора часов абсолютно все члены семьи по обе стороны океана только и делают, что говорят. «Почему вы не называете даже его имя? Ведь это не Волан-де-Морт». Но образ настолько удачен, что режиссер вырезает из диалогов упоминание имени, из-за чего, например, в разговоре с бабушкой возникает на первый взгляд необъяснимая пауза — бабушка назвала имя (Оз), которое в этой части фильма еще не должно звучать, и авторы его вырезали из звука. Кино — волшебное искусство, его простой магии даже без спецэффектов вполне хватит для создания Темного Лорда.

Базовые компоненты сложились, нужна драматургия. В первой части фильма Роман будет исследовать судьбу дедушки и его картин. Для этого он полетит в Израиль, чтобы встретиться с оставшейся там частью семьи. Параллельно мы познакомимся с творчеством одного очень успешного художника. Потом произойдет открытие, Роман увидит свершившуюся несправедливость и обретет доказательства. И в третьей части он решит лицом к лицу встретиться со злодеем, чтобы сказать ему правду.

Придумав такую структуру, авторы сталкиваются с затруднением. Для расследования было бы чудесно заснять путешествие Романа, в котором он бы узнавал тайную часть судьбы дедушки, но загвоздка в том, что Роман уже ее знает и вынужден на протяжении всего путешествия делать вид, что только еще узнает. Тут обнажается один из главных нервов фильма: реальность вступает в конфликт с авторским замыслом, а сама природа, материя документальности восстает против авторов. Роман должен узнавать правду, но безжалостная камера детально фиксирует, как он делает вид, что узнает правду.

Фильм лихо смонтирован, но духи монтажа тоже вступают в сражение с авторами. По замыслу, Роман решает встретиться с Озом после того, как нашел доказательства и поговорил с мамой о ее страхах и восстановлении справедливости. Но отец ставит условие: нужно рассказать о стремлении вывести историю на свет бабушке и дяде, ведь они тоже семья, и это и их история. Затем идет удивительный эпизод, как Роман долго собирается с силами, звонит бабушке и врет: «Я хочу сделать дедушкину выставку». После чего делится радостью: «Не так уж это было и трудно! Я боялся ей врать. Но я не соврал, а просто сказал не всю правду». Полная фраза звучала бы примерно так: «Я хочу сделать дедушкину выставку, для чего встречусь с Озом, разоблачу его и верну картины дедушки» (которые, как считает канадская часть семьи, Оз себе присвоил).

Но оказывается, что хитрит не только Роман, но и режиссер: эпизод со звонком бабушке снят еще до путешествия в Израиль, причем на момент звонка Роман уже встретился с Озом в Вене (хотя и не поговорил с ним). Режиссер фильма записал подробное интервью, в котором Оз показал ему искомые картины. Подтасовка вроде бы безобидна: для истории выгоднее, чтобы расследование шло до решения о встрече со злодеем. Но оказывается, что авторы подменяют мотивы героев. Из телефонной трубки доносится последняя фраза бабушки: «Мы будем ждать тебя». Она говорит по-русски, и режиссер не понимает, что эти слова важны — произнесенные после путешествия Романа (по сюжету), они теряют смысл и показывают, что спустя 13 лет отсутствия, Роман летит в Израиль не для встречи с бабушкой и семьей, не для изучения наследия деда ради будущей выставки, а чтобы отснять эпизоды «расследования», результаты которого он давно знает.

Режиссер обманывает и Оза: он якобы делает фильм про него (почему тот и соглашается на достаточно подробные съемки). Но это снова не ложь, а лишь не вся правда. Беда в том, что в интервью Оз напрямую уточняет, что согласен работать лишь при условии, что фильм будет только о нем и не о ком-то еще. Но так ли это существенно — слегка ввести в заблуждение героя ради того, чтобы раскрыть правду?

Поиск правды — одна из центральных тем замысла. Ради нее можно немного и приврать.

В фильме ярко проявлен вопрос о допустимости тех или иных приемов в документалистике. Может ли документальная съемка быть отчасти инсценированной? Вроде бы может. Можно ли вводить героев в заблуждение и до какой степени? Начиная исследование реальности, как долго можно ее игнорировать?

Реальность сначала робко, затем все более властно вторгается в фильм как новый герой, пытается прорваться сквозь постановку, нарушить концепцию и рассказать другую правду. Настоящая драматургия фильма — в последовательном игнорировании авторами встреч с реальностью.

Первым Романа выбивает из колеи дядя Макс. При вопросе про Волан-де-Морта, Макс отвечает: «Вот это интересный поворот, да»? — и кивает в камеру. В начале одного из интервью дядя будто совершенно немотивированно говорит: «Хитрый ты, Рома. Хитрованец такой». Это замечательное русское слово — в фильме они в основном говорят на английском, хотя видно, что привыкли по-русски — заставляет Романа смутиться. Оно относится и к конкретной ситуации — дядя не может говорить об отце при дочери, которая начинает плакать, поскольку скучает по дедушке; тогда Роман перемещает разговор куда-то в поле, где ее нет, — и к общему стилю съемочного процесса.

В лице дяди Роман сталкивается с непонятным — с другой точкой зрения. Он думает, что они боятся, Макс же отвечает: «Я не хочу, чтобы он занимал главное место в жизни моего отца».

Эта мысль слишком сложна и совершенно не вписывается в концепцию. Что он имеет в виду? Какая тут взаимосвязь? — сложные вопросы, и Роман предпочитает пройти мимо них.

Дядю же можно понять примерно так: концентрируясь на одном эпизоде из жизни дедушки, Роман превращает обиду на Оза в главное содержание его жизни. Его собственное творчество, судьба, семья — как бы перестают существовать, и становятся лишь обрамлением обиды.

Так и есть. Все, что мы узнаем о судьбе художника Владимира Дворкина, умещается в пятиминутный рассказ. У его жизни как бы не было начала и первой половины. Как герой он рождается в середине 1980-х, когда шесть лет сидел в тюрьме в СССР (Как? За что? Неважно! «Он сидел потому, что был евреем. Тогда всех просто брали и осуждали ни за что», — этого объяснения для мамы вполне достаточно). После освобождения эмигрировал в Израиль, но был «сломлен», и начинать жизнь в новой стране ему было очень трудно.

Роману просто неинтересна эта история. Нужно скорее перейти к главному. Дедушка продавал свои картины на уличном развале, дела шли не очень, но однажды у него появился постоянный заказчик, для которого он рисовал портреты и получал неплохие деньги, которые дали семье уверенность в завтрашнем дне. Главная тайна, которой посвящено расследование в фильме, заключена в том, что заказчик — известный художник, который использовал работы дедушки в своих выставках без указания его имени.

Вне контекста это может звучать сенсационно. Важно также, чтобы ситуация была описана эмоционально. «Он не уважал дедушку», — говорит Роман. У Макса иное мнение: «Для меня Оз не был плохим парнем. Он был кем-то, кто дает папе работу, кто обеспечивает нашу стабильность».

Мама Романа — и он вслед за ней — снова и снова повторяет: Оз присвоил картины дедушки. В действительности Оз дал ему крупный, хорошо оплачиваемый заказ, поставил задачу и договорился об анонимности исполнения.

Вторая идея, которую постоянно используют мама и Роман: «У дедушки не было выбора». Дядя отвечает: «Вот в чем мы не можем прийти к единому мнению. Потому что я считаю, что у него был выбор». Так считает и бабушка: «Он это сделал добровольно. Никто его не заставлял».

Наличие выбора и, следовательно, ответственности, усложняет концепцию дедушкиной судьбы. В детстве Роман спрашивал его о том, почему он так поступил. Дедушка не ответил. Вместо ответа мама предложила драматичную эмоцию: «Оз забрал у дедушки имя». «Какое имя?» — недоумевает бабушка, — «Ничего не было!» Роман размышляет: «Но у Оза тоже не было имени». — «Оз себе сделал имя». — «Оз мог и дедушке его сделать».

Роман с дядей идут на тот самый рынок, где Оз нашел дедушку. Роману хочется лучше вообразить роковую встречу. Но у документалистики своя логика, и камера случайно выхватывает то, чего не видит Роман, дает страшный ответ на незаданные вопросы: на одном из развалов, в почти том же месте мы видим точно такие же картины. Кажется, что, если увеличить, они окажутся теми же, что висят дома у Романа. Озу был нужен крепкий ремесленник, исполнитель, который бы помог реализовать четко поставленные задачи, и он легко нашел его на уличном рынке. Не его одного (были и еще исполнители). Мог бы без труда найти другого — таких рисовальщиков сотни в каждом городе.

Из галереи работ, показанных в фильме, видно, что Владимир Дворкин писал что угодно. Нужен реалистичный портрет в арбатской манере — пожалуйста. Или лирический пейзаж, затрагивающий чувства о родной земле — вот он. Хотите что-то более томное, загадочное и дождливое — не проблема. Любите абстрактное — почему бы и нет? Можно сделать что-нибудь «под Миро», «под Де Кирико» — что угодно. Владимиру Михайловичу нужно было зарабатывать, чтобы кормить семью, и он продавал то, что умел.

Роману не очень интересны работы дедушки, которые есть в семье (а их очень много). Важны лишь те, что укладываются в сюжет об Озе, и гораздо интереснее те, которых нет. Выставку Роман так и не сделал.

Еще одно сильное, контрастное, противоречивое впечатление, которое возникает во время просмотра фильма: работы, сделанные по заказу Оза — чуть ли не лучшие из нарисованных Дворкиным. Возможно, дело в поставленной Озом задаче или в каком-то влиянии его личности.

В фильме есть три очень сильных эпизода, в которых Роман сталкивается с реальностью, выбивающей его из заранее намеченной драматургии и роли. В первом бабушка говорит, что не хотела бы, чтобы он встречался с Озом, а Роман это уже сделал. Ему стыдно, приходится прервать разговор и выйти. Роман рыдает (в фильме он вообще много плачет): «Я все время прикидываюсь дурачком. Это неправильно. Это же моя бабушка». Он зовет бабушку и пытается сказать правду: «Мне так стыдно. Я в Израиль приехал почему? Потому что я делаю кино». Но не может договорить, и бабушка не понимает сути признания.

Второй эпизод — во время просмотра видео, на которое Дворкин заснял картины (грубо нарушив договоренность с Озом), Роман видит запись с застольными песнями семьи. Совершенно внезапно его снова начинают душит слезы, сквозь которые прорывается: «Это в Израиле… Они так счастливы… Они вместе…» Это грандиозный момент — ему не нужны картины, ему нужна семья. Он до сих пор переживает отъезд и разобщенность. Подлинная причина поисков Романа, его движущая сила — желание заполнить пустоту, образовавшуюся после смерти деда: «Я упустил время. Почти не проводил его с дедушкой». Но через минуту в кадре мелькают незаконченные картины, и он снова переключается на Оза.

Третий эпизод и кульминация — разговор Романа с Озом. Ему предшествует драматичное: Роман сообщает семье, что в качестве нового художественного жеста Оз собирается сжечь часть дедушкиных картин. Это важный момент, за которым — тревожная музыка и монтаж. Вероятно, мысль сжечь работы спровоцирована съемками фильма. В интервью режиссер расспрашивает Оза про эти картины, просит показать их. Оз открывает коробки, в которые, видимо, не заглядывал около двадцати лет и начинает думать, что делать с этими работами сейчас. Роман попадает в мастерскую Оза под видом участника съемок фильма о нем, и начинают происходить загадочные вещи — поразительно, что в фильме они зафиксированы. Оз расставил в мастерской часть новых работ, сделанных из старых портретов. На наших глазах он сочиняет новую выставку, тема которой — отношения с прошлым. Озу 64 года. Он хочет выбрать 64 картины и поверх них написать новые. Оказывается, он не собирается ничего сжигать. Роман потрясен.

«Сжигание картин может быть хорошим способом убить прошлое», — говорит Оз. — «Но если в вашем прошлом много того, что вы можете вынести для будущего, сжигать — бессмысленно».

Точно ли этот фильм не задуман и не спродюсирован самим Озом?

Роман видит на стене один из портретов, частично закрашенных черным. «Какая разница между сжиганием и закрашиванием картин?» — спрашивает он. «Это определенная эстетика, визуализация. Этого можно добиться сгоранием, но тогда придется заснять всю процедуру, весь процесс».

В этот момент, ничего не зная о фильме, который снимают Билли Минтц с Романом Лапшиным, Оз волшебным образом превращается в его режиссера. Он создает пространство, в котором картины, частично нарисованные Владимиром Дворкиным, во второй раз обретают смысл и получают жизнь. Одной фразой он превращает фильм Билли и Романа в комментарий к этим работам: «Заснять то, что осталось (старые картины), и всю процедуру (историю, которая с ними связана), весь процесс (момент их преображения, который происходит прямо сейчас)».

И если раньше, в интервью, рассказывая о предыдущих выставках, Оз мог казаться эпатажным, наглым, претенциозным, в чем-то конъюнктурным, тут, в моменте творчества, рождения идей мы видим Оза-художника.

«Мы все так стараемся через историю, через искусство добиться каких-то странных вещей, чтобы сделать себя интересными (фраза кажется обращенной именно к Роману). Но я художник. И вот так я создаю безумный мир Оза».

Оз уходит пить кофе и оставляет Романа наедине с картинами дедушки. И здесь снова камера показывает больше, чем хочет сказать Роман: «Я всю жизнь говорил об этих картинах, и вот они передо мной» — шепчет он. «И они так прекрасны». В этот момент в кадре рядом с лицом Романа — череп, огромный смайлик и страшный клоун.

Вернувшись — и это фантастика — Оз узнает Романа. Он помнит имя его матери и отца. Он говорит, что они с Владимиром были очень дружны, но неверно думать о нем как о соавторе. Владимир, наряду с другими, был его помощником. «Что действительно зависело от Владимира — это количество».

Несмотря на жесткость формулировки, Роман растроган и признается Озу: «Когда дедушка умер, мне было 16, и мне был очень нужен какой-то контакт с ним. Я все это потерял. Я скучаю по нему».

Оз предлагает Роману поговорить в кафе, но  без камеры. После возвращения Роман слишком взволнован и говорит парадоксальное: «Я потерял одного члена семьи и обрел другого. Это было так здорово: Оз рассказывал мне реальные истории о моем дедушке. Все это время я искал его и думал, что найду в его картинах. А на самом деле я нашел огромную его часть — в Озе».

Роман смог поговорить с ужасным Озом — Темным Лордом, которого боялся и к которому стремился с самого детства. Может быть, главное открытие фильма в том, что люди — люди, могут разговаривать, узнавать и понимать нечто новое, расти, развиваться. Но, кажется, это открытие не очень-то хорошо продается. Поэтому режиссер впервые вторгается в происходящее и говорит Роману из-за кадра: «Мы все эмпатичны, но я хочу, чтобы ты задавал ему непростые вопросы». И, как бы апеллируя к чувству вины Романа: «Это ты нас повел этой дорогой — найти его и высказать ему все». Девушка Романа тоже разочарована: «Ты же хотел предъявить ему…» (до этого они много репетировали перед камерой, как он будет это делать). Билли продолжает: «Ты же знаешь правду. У тебя есть видео, где дедушка говорит, что пишет картины, а Оз их забирает». Девушка: «Он не был с тобой честен. Ведь не признал, что дедушка нарисовал эти картины» (на самом деле признал, сказав, что от него зависело количество). И Роман начинает себя винить. Он хочет снова встретиться с Озом, искусственно разжигая в себе негодование. Воображаемый Оз занимает привычное центральное место в его сознании, окончательно вытесняя оттуда дедушку.

Кто такой художник и в чем его работа? Джордж Хабер из Еврейского музея Вены говорит в фильме: «Ни у кого нет таких уникальный идей, как у Оза». Достаточно ли класть краски на холст, чтобы быть творцом? Как работает художественный рынок? Дядя Макс понимает: «Недостаточно просто писать картины, надо еще продавать». В чем отличие художника от исполнителя? Все эти вопросы фильм так или иначе формулирует. Непонятным остается, почему Оз не мог указать среди участников выставки всех, кто помогал ему делать портреты. Вероятно, такая практика была распространенной (о чем говорится в финальных титрах фильма) и называть всех было «просто не принято». Режиссер не намечает почти никакого пути для обдумывания этих вопросов и возвращаясь к негодованию: острое чувство несправедливости — наилучший товар.

Кот Барсик и другие — Что смотреть на фестивале «Докер»?

Дядя говорит Роману: «Ты слишком много думаешь об Озе. Это неправильно». Когда Роман возвращается к привычному кругу мыслей, реальность предпринимает последнюю попытку его разорвать — приходит пандемия и закрывается авиасообщение с Канадой. Девушка обрушивается на Романа: «Да чего ты тут сидишь?! Бери любой билет на сегодня. Пусть он стоит хоть 5000 долларов! Я все это время была такой милой, но мы не можем застрять здесь!» Роман признается, что не заметил наступления карантина, потому что все мысли были поглощены Озом.

«I don’t give a fuck about Oz» — отвечает она, подавая Роману пример освобождения. Иногда можно заняться и собственной жизнью.

Получать рассылку «Сеанса»

Leave this field empty if you're human:

Читайте также

• 

  Движение вниз — «На этой земле» Ренаты Джало

• 

  Шепоты и всхлипы — «Мария» Пабло Ларраина

• 

  Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван

• 

  Зачем смотреть на ножку — «Анора» Шона Бейкера

• 

  Отборные дети, усталые взрослые — «Каникулы» Анны Кузнецовой

• 

  Джульетта и жизнь — «Можно я не буду умирать?» Елены Ласкари