«Однажды в… Голливуде» — Мне бы в небо
О главном фильме Каннского фестиваля 2019 года (хотя бы по ажиотажу) рассказывает Василий Степанов.
Одна из самых гипнотических сцен «Одиссеи» Гомера — прибытие посланного Цирцеей героя в Аид: черный корабль с жертвенными животными пристает к далекому, покрытому туманами киммерийскому берегу, спускает паруса, и Одиссей с соратниками устремляются по Ахерону вглубь страны мертвых, в самое сердце тьмы. Там они выроют яму, в которой смешают вино и кровь двух черных баранов, чтобы воздать почести Аиду и Персефоне и призвать душу слепого прорицателя Тиресия. Но на запах этой крови слетаются тысячи других мертвецов.
Души невест, малоопытных юношей, опытных старцев,
Дев молодых, о утрате недолгия жизни скорбящих,
Бранных мужей, медноострым копьем пораженных смертельно
В битве и брони, обрызганной кровью, еще не сложивших.
Все они, вылетев вместе бесчисленным роем из ямы,
Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным.
Человек-антитеза — Мэнсон как Джокер
Среди сотен чужих призраков есть две знакомые Одиссею тени: мать, оставленная на Итаке, и боевой товарищ Ельпенор, забытый на острове Цирцеи. Бытовой рассказ друга о том, как он рухнул с крыши, заснув на ней пьяным сном, отчасти понижает мистический пафос события (не каждый день все-таки путешествуют герои в Аид и общаются с обитателями того света) и в то же время придает ему зримые, ощутимые очертания. Загробный мир становится реальным. Похожий эффект производит и путешествие Тарантино в 1969-й, ставший для фабрики звезд годом Мэнсона. Под Голливудским холмом сгустился Эреб, и печальное шоссе Сьело Драйв («небесный путь», если перевести итальянское слово), ручейком впадающее в Бенедикт Каньон Драйв и бульвар Сансет, вполне сойдет за пылающий Пирифлегетон, стремящийся в Ахерон и Лету.
Не стоит, наверно, пересказывать события, произошедшие в тот год в Лос-Анджелесе, тем, кто пойдет на это кино. Сам Тарантино, по крайней мере, от этого всеми силами уклоняется. Меру условности диктует память — самое неверное основание, на которое можно положиться. В памяти легко утонуть, оставив на поверхности лишь круги пережитого. Скоро и они исчезнут, все сравняется. А пока милые подробности: просмотр глупейшего фильма «Команда разрушений», который сама себе устраивает Шарон Тейт — на этих съемках Брюс Ли без всякого толку учил ее махать ногами; заселенное босоногими юницами ранчо Спэна (еще один великий слепой); вечер с пиццей и упаковкой пива перед телевизором, по которому идет новая серия «ФБР»; беседа с продюсером, который говорит, что есть такой режиссер — Корбуччи, не главный, конечно, по спагетти-вестернам, но точно в тройке лучших. Память у Тарантино работает, как автомобильная радиола, к которой полагается привередливый попутчик. Выхватывает из эфира то да сё. Что-то зацепит — остановится, но помех больше, чем мелодий. Спотыкаясь и шурша, по волне памяти плывет кораблик марки «кадиллак», за рулем выдуманный каскадер Клифф Бут (имя, в общем, не хуже, чем Брэд Питт), на пассажирском — лишенный прав и тоже выдуманный Рик Далтон (Ди Каприо), — они уже едут с ярмарки тщеславия.
Едет с нее и Тарантино. Пока комментаторы соцсетей активно диагностируют вопиющую несвоевременность «Однажды в… Голливуде», вменяя автору то мизогинию, то латентный расизм и абсолютное нежелание идти в ногу с прогрессом, Тарантино упивается вдруг появившимися у него возможностями. Может, он и слеп к современности, как Тиресий, но с видением нематериального у него все в порядке. При Вайнштейне у него никогда не было таких невероятных средств, чтобы поведать о своей собственной утопии, он никогда не работал так, чтобы можно было потратить полтора часа фильма на одну только экспозицию и сразу вырулить к развязке, от которой мурашки бегут по коже. Финальный эпизод, за которым нас настигает титр с названием фильма — то самое одиссеевское жертвоприношение, которое созывает голливудские души на пир. Все уже умерли, но луч проектора выхватывает во тьме чужие тени. В некоторых из них с горечью узнаешь своих.
2019 — Кино между сеансами
Через 25 лет, в 1994-м, особняк музыкального агента Альтобелли, где в 1969-м жили Роман Поланский и Шарон Тейт, снесли. Последним жильцом дома был Трент Резнор, обустроивший там звукозаписывающую студию Pig. Здесь в 1993-м он спродюсировал The Downward Spiral, концептуальный альбом Nine Inch Nails о саморазрушительном схождении в ад, а еще дебютную пластинку исполнителя с шокирующим для этой топографии сценическим псевдонимом Marilyn Manson — Portrait of an American Family. Иногда спираль, сколько ни вейся, а замыкается. И призраки выходят поболтать о своем с живыми. Пока дом Альтобелли сносили, где-то внизу (в Bruin или Westwood Village) наверняка крутили «Криминальное чтиво». С тех пор прошло еще 25 лет.
